Колонисты - Кавано Джек. Страница 9

— Я у цели! — мгновение спустя закричал Уилл.

— Волчица за деревом?

— Да, но она меня видит.

— Лезь на дерево! Живо!

Уилл взлетел на дерево, уселся на ветке и крикнул:

— Я наверху! — В его голосе звучало торжество и облегчение.

— Теперь ты, Чакерс, — скомандовал Джаред.

Волчица, сообразив, что Уилла ей не достать, потеряла к нему всяческий интерес и сосредоточила свое внимание на Чакерсе, вокруг которого кружил молодой волк. Поняв, что теперь у них один противник на двоих, звери осмелели.

— Они вот-вот нападут на меня! — крикнул Чакерс.

— Спокойно, Чакерс! Слушай меня внимательно: на счет три брось молоток в молодого волка — и живо на дерево! Ясно?

Чакерс не ответил.

— Чакерс! Ты мне нужен! Слышишь?

— На счет три, — повторил Чакерс.

— Только не промахнись! — закричал Джаред. — Готов? Раз, два, три!

Раздался жалобный визг — судя по всему, молоток попал в цель.

— Лезь на дерево! — закричал Джаред и кинулся с мушкетом на вожака, вложив в удар все свои силы. Сбив волка с ног прикладом, он отбросил ружье в сторону и молнией метнулся к ближайшему дереву. Довольно высоко над землей торчал крепкий, толстый сук. Сумеет ли он дотянуться до него? В любом случае выбора не было.

За спиной Джареда слышалось глухое рычание. Рядом с деревом мальчик заметил огромный валун. Он вскочил на него и, подпрыгнув, ухватился за ветку в ту самую секунду, когда вожак с разбегу взлетел на камень. Волк тоже подпрыгнул, но Джаред качнулся вперед, и зверь, злобно клацнув зубами, остался ни с чем.

Если бы Джаред хорошо учился в школе, он не спешил бы радоваться. Сила тяжести продолжала делать свое дело: мальчик, подобно маятнику, качнулся обратно как раз тогда, когда на него прыгнул молодой волк.

Зверю удалось вцепиться в правую лодыжку Джареда. Мальчик взвыл от боли и еще крепче ухватился за сук — ведь теперь ему надо было удерживать не только себя, но и волка, повисшего на его ноге. Между тем волчица и вожак тоже попробовали дотянуться до юного охотника. Джаред ощущал себя куском мяса, болтающимся перед их носом. Чувствуя, как зубы волка разрывают ему мышцы, он попытался его стряхнуть. Боль стала нестерпимой. В отчаянии мальчик ударил волка левой ногой раз и другой. Волк разжал челюсти и шлепнулся на землю. Джаред подтянулся и оседлал ветку.

— Как ты?! — крикнул Чакерс.

— Волк цапнул меня за ногу, но я в порядке! — крикнул в ответ Джаред.

— Что будем делать? — Голос Уилла дрожал от волнения.

— Ждать!

— Господи!..

Восход солнца незадачливые искатели приключений встретили, сидя на деревьях. Так закончилась для трех друзей эта ночная вылазка.

Глава 4

Дом Морганов, спрятанный в светлой веселой рощице, стоял примерно в сотне ярдов от реки Чарлз. Суда, идущие по этой извилистой реке от Хопкинтона к бухте Бэк, перед Уотертауном вынуждены были, повинуясь капризам реки, круто поворачивающей на север, резко менять курс. Затем река опять делала зигзаг и около полумили текла на запад, после чего вновь, минуя Кембридж, поворачивала на восток.

С интересом разглядывая красивый старинный дом, стоящий на восточном берегу реки, путешественники ни на минуту не сомневались, что он принадлежит какой-то важной птице: губернатору, богатому коммерсанту или ректору университета. Полагая, что такой дом не по карману обычному преподавателю Гарварда, они, в общем-то, были правы: этот дом Бенджамин Морган приобрел при весьма необычных обстоятельствах.

Бенджамин Морган сочетался браком с Констанцией Мэйхью, едва начав преподавать в Гарварде. В те годы он жил при университете и делил комнату со студентами. Отец Бенджамина уехал в Англию, не оставив сыну ни жилья, ни земли; молодой ученый был очень стеснен в средствах и не мог купить хороший дом для своей пятнадцатилетней невесты. Будь Бенджамин человеком расчетливым, он отложил бы свадьбу до лучших времен, однако любовь редко руководствуется разумом. Иными словами, в один прекрасный день Бенджамин Морган оказался с молодой женой, но без крыши над головой. Вот тогда-то он и решил обратиться за помощью и советом к доктору Гроуву Херсту, своему наставнику и ближайшему другу.

Доктор Херст долгие годы преподавал в Гарварде древние языки. Бенджамин был его лучшим и любимейшим учеником. Молча выслушав новоиспеченного супруга, пожилой джентльмен вежливо осведомился, какой суммой тот располагает. Получив исчерпывающий ответ, он потер подбородок и в раздумье произнес:

— А ведь у меня есть кое-что на примете… — И, взяв Бенджамина под руку, повел его к реке.

Полюбовавшись на нарядное белоколонное здание, которое показал ему доктор Херст, молодой человек со вздохом сожаления сказал, что о таком доме он и мечтать не смеет. «Но хозяина вполне устроит предложенная тобой сумма», — с живостью возразил старый ученый. Бенджамин, пожав плечами, ответил, что человек, решивший отдать такой прекрасный дом за гроши, должно быть, рехнулся. Гроув Херст добродушно рассмеялся:

— Видишь ли, мой дорогой мальчик, этот человек — я.

И доктор Херст объяснил опешившему ученику, что этот дом он унаследовал от недавно скончавшегося дядюшки. «Вот только для чего мне, старому холостяку, — добавил пожилой джентльмен, — такой домина? Я предпочел бы провести остаток дней в университетском городке. Сказать по правде, это наследство стало для меня обузой». Бенджамин, хотя и был тронут щедростью доктора Херста, вежливо отклонил предложение друга, дав понять, что не может злоупотреблять его добротой.

— Бенджамин, мальчик мой, — обняв ученика за плечи, произнес с отеческой улыбкой старый ученый, — для меня ты дороже сына. И я очень хочу, чтобы в этом доме жили вы с Констанцией. Прошу тебя, не лишай меня этой радости.

Так молодые супруги стали владельцами дома у реки. Одну из комнат они отвели доктору Херсту. Целых пять лет — вплоть до своей смерти — старый ученый проводил уик-энды и праздники вместе с их семьей.

Это было двухэтажное белое здание с четырьмя коринфскими колоннами, которые поддерживали остроконечную двускатную крышу. К парадной двери вела лестница в шесть ступеней. Из больших, во всю стену, окон кабинета и гостиной, расположенных на первом этаже, открывался дивный вид на реку. На втором этаже — по обе стороны от колонн — находилось по два окна со ставнями. Симметричное расположение окон делало здание удивительно гармоничным, изящным и соразмерным. Вокруг дома росли дубы, вязы и березы; между домом и рекой расстилался ухоженный луг с густой травой. У реки была сооружена маленькая дощатая пристань. К дому примыкала просторная конюшня.

Здесь, в доме у реки, родились и выросли трое детей Бенджамина и Констанции. В гостиной, на деревянном, натертом воском полу, делали они свои первые шаги; на пристани, у реки, проводили беззаботные летние деньки. Мимо этого дома вилась дорога, по которой Филип и Джаред ходили в школу для мальчиков, — она располагалась примерно в миле от дома и была так мала, что все ученики умещались в одной комнате. Присцилла в это время на кухне практиковалась в искусстве ведения домашнего хозяйства и тайно занималась в отцовском кабинете. В гостиной этого белоколонного дома был выставлен гроб с телом Бенджамина Моргана.

Как только Филип Морган открыл дверь кабинета, он почувствовал запах овсяной каши. Из кухни доносились будничные разговоры сестры и матери; звякала посуда. Молодой человек весь превратился в слух. Голоса Джареда он так и не услышал.

Зачерпнув в ковш колодезной воды, Филип через боковую дверь поднялся к себе в спальню, умылся и сменил рубаху. Причесывая волосы, молодой человек откинул их назад и увидел, что у него появились залысины. С минуту он пытливо вглядывался в зеркало. Бессонная ночь давала себя знать: серое усталое лицо, потрескавшиеся губы, мутные, воспаленные глаза. Ледяная вода помогла ему взбодриться лишь на время; мысли по-прежнему путались. Одно-два мгновения Филип стоял, прислушиваясь к стуку своего сердца, а затем вышел в коридор. Расправив плечи, он быстрым шагом приблизился к комнате брата и тихонько постучал. Не получив ответа, Филип распахнул дверь. Постель Джареда была не тронута. Молодой человек круто развернулся и устремился по коридору к спальне матери; сунув голову в комнату, он бросил беглый взгляд на стену над камином. Крюк, на котором обычно висел мушкет, был пуст; тщетно искал Филип и пороховницу. Так он и думал. Филип тяжело вздохнул и, сделав решительное лицо, стал спускаться по лестнице.