Остров Ифалук - Бейтс Марстон. Страница 15

В тот музыкальный вечер мы с помощью Тони частично разобрались в этой проблеме. Когда были проиграны три или четыре пластинки, он сказал мне, что пора бы сменить иголку. При разборке багажа нам попадались и иголки, но я, хоть убей, не мог вспомнить, куда мы их сунули. «Не беда», — сказал Тони и начал шарить в недрах своей сумки. Вскоре он извлек из нее маленький сверточек и принялся снимать слой за слоем обертку из сухих банановых листьев, в которые, как оказалось, был завернут пакетик с патефонными иголками.

Итак, загадка содержимого ифалукской сумки открылась: в ней могло оказаться все что угодно. Между прочим, мне кажется, что то же относится и к содержимому сумочек женщин Запада. Тони, привезший свой драгоценный пакетик иголок с Улити, где не было патефонов, проявил большую предусмотрительность. Но этот же случай с Тони служит блестящим доказательством тщетности попыток угадать, что же именно находится в сумке.

Поэтому я нисколько не удивился, когда спустя несколько дней Тони извлек из той же сумки маленький тюбик ртутной мази и спросил меня, что с ним делают. После моего объяснения Тони с гордостью вручил тюбик Тому, у которого были воспалены веки.

В воскресенье, 5 июля, тишина на острове была нарушена криками «корабль», раздавшимися на подветренной стороне Фалалапа и мгновенно подхваченными на Фаларике. Едва мы услышали их, как прибежал запыхавшийся Бакал, а следом за ним и Тони. Они доложили, что пришел большой военный корабль. Ну чем же Ифалук не узел морских путей?!

Мы извлекли свои рации, но, сколько ни старались, но услыхали ничего, кроме собственных криков «проверка», «проверка». Корабль молчал. Маролигар извлек из сундука в алтаре Фан Напа новенький американский флаг (там еще лежали два старых, потрепанных флага) и с помощью Дона попытался поднять его на флагшток, сильно поврежденный тайфуном. Им удалось подтянуть его только до середины флагштока. Как выяснилось позже, такое положение флага немало озадачило капитана корабля.

Тед решил, что он не станет прерывать свой отдых из-за такого заурядного события, как визит военного корабля на Ифалук. Дон и я не были столь пресыщены и ходили взад и вперед по берегу до тех пор, пока серая громада эсминца не появилась из-за Фалалапа и не стала на якорь за проливом. От него тотчас же отплыла маленькая лодка. Она привезла на берег несколько ящиков с оборудованием, принадлежавшим, как на них было написано, Бобу Рофену. Команда сообщила нам, что на судне есть еще ящики с багажом. Дон боялся даже подумать, что там могло быть и наше пропавшее оборудование. Бее же мы с ним сели в лодку и отправились на корабль; представьте себе, там и в самом деле оказались ящики Дона, так тщательно и любовно упакованные им в Пэсифик Гроув несколько месяцев назад.

Мы зашли в кают-компанию, выпили с офицерами кофе, рассказали об Ифалуке. Нам дали бумагу, конверты и марки, чтобы мы отправили нежданные весточки женам. Позже на корабль прибыл Тед. Он захватил с собой деньги, и мы закупили столько пачек сигарет, сколько позволяли корабельные запасы. Нам не нужно было ничего, кроме сигарет. Ифалукцы выкуривают их уйму; все взрослые островитяне — заядлые курильщики, а мы были для них единственным источником снабжения, поскольку за последние несколько месяцев сюда не заходило ни одно торговое судно.

С последней шлюпкой на берег прибыл сам капитан. Большинство местных жителей собрались на храмовой лужайке у Фан Напа, все с венками на головах и гирляндами на шеях. Я представил капитана Фаголиеру. Было сущим удовольствием наблюдать за вождем. Для поддержания своего достоинства он не нуждался в одеждах: собранный и спокойный, он, казалось, с удовольствием встречал гостей, негромко произнося вежливые фразы по-ифалукски. Какими нелепыми казались здесь принятые представления о встрече голых дикарей с цивилизацией! Чувство неловкости испытывали, скорее, разодетые чужеземцы.

Капитан сфотографировал всех присутствующих, созвал матросов и уехал. Все мы провожали их. Ни у кого из нас не было пи малейшего желания уехать вместе с ними. Дон был очень доволен, что получил свое затерявшееся оборудование. Мне следовало тоже радоваться, поскольку вышло так, что и я пользовался им весь остаток лета.

Вечером были танцы. Тед подумал сначала, что вокруг костра плясали дети, но это были юноши. Они готовились к какому-то большому торжеству, которое должно было состояться в ближайшем будущем. Я снимал их при свете ламп-вспышек. Вся эта сцена была необычной и весьма привлекательной: темные силуэты кокосовых пальм, освещенных пламенем костра, ряд обнаженных тел, украшенных цветами, браслетами и ножными кольцами из листьев кокосовых пальм, однотонное пение с модуляциями, топот, хлопки и ритмические движения. Дон быстро научился воспроизводить тот резонирующий звук, который получается, когда хлопаешь сложенной в горсть правой ладонью по внутренней стороне согнутой левой руки.

Дон злился на меня. По его словам, яркие вспышки лампы оскорбляли ифалукцев. Я и сам чувствовал себя неловко, оттого что совался повсюду со своим аппаратом; по мне казалось, что, фотографируя происходящее, я выполняю свои обязанности. Как бы то пи было, я обиделся и ушел. Фотоаппарат — любопытная штука вот в каком отношении: чтобы получить интересные снимки, от фотографа требуется, я бы сказал, некоторая доля наглости, а за это ему нередко влетает. В то же время людям нравится смотреть фотографии. Я никогда не слышал, чтобы ифалукцы возражали против съемки. Первое время, увидев меня с аппаратом, они бросали работу и начинали позировать, но очень скоро поняли, что я предпочитаю снимать их за работой.

На следующее утро, в понедельник, уехали люди с Сатавала. Я забыл сказать о том, что за несколько дней до нашей высадки сюда приплыли на трех больших океанских каноэ гости с Сатавала (атолла, расположенного в ста пятидесяти милях к востоку): тридцать семь мужчин и мальчиков, две женщины, две девушки и двое малышей. Они совершали традиционный круг визитов по островам этого района и на время своего пребывания на Ифалуке считались гостями всей общины.

Здесь, в западной части Каролинских островов, до сих пор сохранилось искусство вождения крупных океанских каноэ, в то время как в большинстве районов Тихого океана о нем осталось только смутное воспоминание. Да и тут это искусство, без сомнения, тоже скоро исчезнет, поскольку такие плавания — рискованное предприятие. Палу, опытные кормчие Ифалука, все старики; по-видимому, среди молодежи нет почти никого, кто перенимал бы их мастерство. Все молодые мужчины, которых мы опрашивали, не раз бывали на соседних атоллах, но большей частью добирались туда на торговых судах, а во время войны их возили туда на работу японцы. Яни, например, много поездил на пароходах, направляясь на Яп работать на аэродроме и в Палау, где начал свою подготовку как будущий учитель, но он только дважды плавал на каноэ, причем оба раза на близкие атоллы, и больше не интересовался такими путешествиями.

Методы кораблевождения полинезийцев и микронезийцев еще не совсем ясны нам. Ни один европеец никогда не сопровождал их в океанских путешествиях, во всяком случае никто не писал о таком путешествии. Поэтому Теду очень хотелось поехать с сатавальской флотилией, которая теперь направлялась к атоллу Элато, расположенному в пятидесяти милях к востоку от Ифалука. Тед заявил, что. хотя это путешествие и связано с некоторым риском, оно, конечно, не опаснее, чем воскресная прогулка на машине в Соединенных Штатах, которую миллионы людей совершают без малейшего колебания. Он спросил Тома, не может ли тот набрать команду, взять свое ва терах, то есть мореходное каноэ, и отправиться вместе с людьми из Сатавала. Том ответил, что это возможно, но сначала нужно получить разрешение вождей.