Десять тысяч шагов - Дементьев Анатолий Иванович. Страница 5

Вот он какой был, Кузьма Захарыч…

Степан Тимофеевич умолк.

— Я бы тоже так сделал, — неожиданно заявил Володя. — Вот так же, как ваш друг.

— И верно бы поступил, сынок. — Степан Тимофеевич легонько прижал к себе вихрастую голову моего сына, посмотрел в окно. — Э, да уж светает. Давайте собираться, в самый раз на озеро поспеем.

ДИК

Справа от меня, там, где на номере стоял Алексей Павлович, раздался выстрел, тут же второй, а потом послышалось довольно громкое восклицание моего товарища. Охота еще не кончилась. По правилам нельзя было сходить с номера до конца облавы, нельзя и окликнуть товарища или закурить. Поэтому я продолжал стоять на своем месте, не шевелясь, лишь тихонько переступал с ноги на ногу. И гадал: что заставило Алексея Павловича вскрикнуть? В кого он дважды стрелял?

На небольшом участке леса, вблизи болотистой низины, мы обложили, флажками волчий выводок. Если правильно сосчитали следы, в выводке было пять зверей. На облаву нас пригласил директор совхоза «Степной»: волки сильно досаждали ему. На их разбойничьем счету уже имелось несколько овец, корова и телка. Кроме того, серые не стеснялись забегать в деревни, таскали собак и гусей.

Руководил охотой опытный егерь. Судя по выстрелам, шайке лесных разбойников пришел конец. Один я простоял всю облаву, ни разу не выстрелив. Алексей Павлович тоже долго молчал. Волки пытались прорваться справа и слева от нас, но натыкались на стрелков, а на наши номера не выходили. И вот, когда, казалось, все уже кончилось, мой друг сделал два выстрела…

Я дождался, когда егерь снял меня с номера, и чуть не бегом кинулся к Алексею Павловичу. Он стоял ко мне спиной, слегка наклонившись над матерым волком, растянувшимся на рыхлом снегу, забрызганном кровью. Заметив меня, Алексей Павлович выпрямился и каким-то странным, не своим голосом произнес:

— Это Дик, старина.

Я подошел ближе. Могучую шею зверя охватывал ошейник из толстого сыромятного ремня. В ошейнике торчало заржавленное металлическое кольцо. Да, это был Дик. И вот какая история произошла с ним.

…Однажды в субботу вечером я зашел к товарищу, который недавно переболел гриппом, справиться о здоровье. Алексей Павлович обрадовался, заявил, что он здоров и даже вчера ходил в лес, довольно далеко и случайно набрел на волчье логово. Под вывороченным корневищем поваленной бурей сосны, где когда-то устроил нору барсук, обитала волчица. И, судя по всему, у нее были щенки. Алексей Павлович хорошо заприметил место, осторожно обошел логово и старой дорогой вернулся домой.

— Давай-ка, накроем в логове волчицу, — закончил рассказ мой товарищ. — Ведь если упустим, представляешь, что будет, когда волчата вырастут?

— Пожалуй, ты прав, — согласился я, и тут же мы договорились обо всех деталях намеченного похода.

Ранним весенним утром мы отправились в лес. Я взял с собой и сына Володю, он за последнее время все чаще сопровождал меня в скитаниях по лесам, озерам и полям. Кроме ружья, мы несли топоры, лопаты, ведро и мешок.

Весна только начиналась, местами было еще довольно много снега. Ночью хорошо подморозило, и лужи затянуло ледяной коркой.

К логову подходили на рассвете. Двигались медленно и осторожно, но, как назло, Алексей Павлович споткнулся о корягу и растянулся во весь свой богатырский рост. Загремело ведро, и этого было достаточно, чтобы спугнуть чуткого зверя. Волчица ушла… Раздосадованные неудачей, решили добыть хотя бы волчат. Ведь потревоженная волчица непременно перенесет щенков в какое-нибудь укромное место, и во второй приход мы уже ничего не найдем.

Из логова не доносилось ни звука. Попытались пустить в ход заступы, но мерзлая земля почти не поддавалась, и от этой затеи пришлось отказаться.

— Попробуем водой, — сказал я, вопросительно взглянув на товарища.

Алексей Павлович молча кивнул головой. Он все еще не мог простить себе свою оплошность.

Я видел, что Володе мое предложение не понравилось, но отговаривать он не решился. Неподалеку нашли яму, пробили лед и начали таскать воду. Мы вылили уже десятое ведро, а волчата все не подавали признаков жизни. Только после того, как я опрокинул тринадцатое, послышался слабый писк, бульканье и из норы вылез грязный и мокрый волчонок.

— Нельзя их жалеть, — сурово сказал Алексей Павлович, поглядывая на Володю. — Это, брат, волки, хотя и маленькие.

Мой сын, насупившись, молчал, губы у него дрожали. Мы сунули волчонка в мешок и пошли домой.

— Папа, можно, чтобы волчонок жил у нас? — спросил по дороге Володя.

Я посмотрел на Алексея Павловича. Он кивнул в знак согласия.

— Пусть поживет. Мне его держать все равно негде.

Во дворе у нас собралось много любопытных: всем хотелось посмотреть на маленького зверя, из которого со временем вырастет грозный хищник. А он робко жался к сынишке и жалобно скулил. Прибежал мой сеттер Люкс, увидел волчонка и ощетинился, показывая желтые клыки. Но броситься не посмел.

Волчонка назвали Диком. Пока он был маленьким, мы держали его в сарае, а в холодные дни и в непогоду позволяли ночевать в теплых сенях. Люди, заходившие к нам, не обращали на него внимания. Но когда мы говорили, что это не собака, менялись в лице и спешили уйти.

Дик оказался веселым и умным волчонком. С Люксом он быстро подружился и не отходил от него ни на шаг. Они гонялись по двору друг за другом, барахтались и устраивали такие представления, что соседские ребята визжали от восторга и прозвали их циркачами. Кота Фильку, важного и хмурого, волчонок терпел скрепя сердце. А вот куры и утки пользовались его особым вниманием. И когда пала первая курица, а потом и вторая, его пришлось посадить на цепь.

Почувствовав на шее ремень и цепь, Дик приуныл, отказывался от пищи, жалобно скулил и, положив лобастую голову на вытянутые передние лапы, с грустью смотрел, как его вольный товарищ бегает по двору. Справедливости ради, надо сказать, что Люкс тоже тяжело переживал несчастье друга. Он садился возле него и смотрел долго, тоскливо.

«Что, плохо, брат? — как бы спрашивали глаза сеттера. — А ведь ты сам виноват. Потерпи, может, это ненадолго?»

Словно сговорившись, зверь и собака вдруг поднимали морды и протяжно выли. Подметил я и другое: Люкс иногда приносил Дику лакомые кусочки из своей миски. Волчонок благодарно облизывал морду сеттера, легонько покусывал шею.

Убедившись, что все старания сбросить цепь ни к чему не приводят, Дик смирился и постепенно освоился со своим новым положением. Но с наступлением темных октябрьских ночей он повел себя беспокойно. Вечерами и перед утром задирал морду, выл, долго прислушивался и снова выл. Словом, Дик резко изменился: стал скучным, вялым, плохо ел, часами лежал, уставив неподвижный взгляд куда-то в пространство. К себе подпускал только Володю и Люкса, на остальных, в том числе и на меня, рычал и косил недобрым взглядом.

— Дик заболел, — не раз говорил мне сын. — Надо его показать доктору.

— Нет, — возражал я, — просто он трудно переносит неволю. — А сам подумал: может, действительно, показать ветеринару? Да только кто согласится осматривать волка…

Однажды зашел к нам Алексей Павлович. Мы давно не виделись (он куда-то уезжал), и за это время у каждого накопилось немало новостей. Внезапно мой товарищ спросил:

— А что, волчонок все еще живет у тебя?

— Живет, — вздохнул я. — Вырос, настоящим волком стал. Не хочешь ли взглянуть?

— Пойдем, посмотрим.

Мы вышли во двор. Дик встретил нас равнодушно, не обратил никакого внимания. У него был период апатии.

— Д-да, — задумчиво произнес Алексей Павлович. — Не дело это — держать такого зверя дома. Что, если сорвется с цепи? Не оберешься хлопот… Знаешь пословицу: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит.

Я признался, что судьба Дика меня тоже заботит, и давно, но вот не придумаю, как лучше с ним поступить.

Но Дик распорядился своей судьбой сам. Как-то утром я нашел у конуры только цепь с разогнутым последним кольцом.