В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 16

Все они без исключения принадлежали к обществу «Духов Вод», и вот что произошло после ареста Сердара и его двух спутников. Арест видели молодой Сами и Рама-Модели с верхнего плато Соманто-Кунта, где они притаились в чаще бурао, готовясь каждую минуту бежать на спине Ауджали к долине Ауноудхарапура, если бы сингалезские сипаи вздумали подняться на верхние склоны горы. Но потому ли, что присутствие их было никому неизвестно, или аресту их придавали мало значения, офицер, командующий отрядом, удовольствовался, как мы видели, арестом главных пленников, которых поймали благодаря хитрой уловке шпионов.

Как только отряд скрылся из виду, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Ауджали и погнал его со всею скоростью, на какую тот был способен, к Пуант де Галль, держась лощины, которая была известна ему одному и шла по горе, сокращая спуск наполовину.

Он прибыл в город раньше отряда и тотчас же созвал к себе в доме группу друзей; он сообщил им о том, какой опасности подвергается Сердар, принесший столько незаменимых услуг их общему делу, а затем предложил составить совещание, чтобы выработать главные основы плана для спасения Сердара и его товарищей.

В Пуанте де Галль находилось восемьсот членов общества, которых решили немедленно уведомить о случившемся, поручив каждому из присутствующих передать это известие своим знакомым, которое поручил передать следующим. При таком количестве послов достигнуть цели можно было менее, чем в полчаса.

План, предложенный Рамой-Модели своим друзьям, был принят им с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить всех членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй, то мы на месте действия сами увидим, каким образом скомбинировал ее заговорщик пантер для более легкого и быстрого успеха. Быстрого особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от экспланады, где должна была совершиться казнь, всегда стояли с открытым и начиненным картечью жерлом с самого начала восстания сипаев-индусов.

Что касается записки, полученной Сердаром, то ее передал сторож Тхава, приятель Рамы-Модели, бросив в камеру заключенных.

Как только Сердар прочитал ее, первою мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических обязанностей в таких случаях, как письма к родным, завещание, распределение прядей волос и других маленьких подарков на память, — священные обычаи, от которых осужденные на смерть никогда не отступают, — что боялся, помешав ему в этих интересных занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем внушить подозрение относительно планов, затеваемых для их спасения.

Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм так тесно соединялся с драматизмом, что их нельзя было отделить друг от друга, возымел бы самое лестное мнение относительно его мужества. Он решил пожертвовать своею жизнью и умереть, как джентльмен, не забыв ни одного из обычаев, установленных бесконечным рядом осужденных.

Особенно замечательно было его завещание; он не имел никакого решительно имущества, но как уйти из этого мира, не сделав никакого завещания!

Он взял последний лист бумаги и написал:

«Это мое завещание.

«Сегодня я, здравый телом и душою, готовясь умереть нежелательным для меня способом по вине этого негодяя Максуэлла — да будет на нем проклятие Божие — завещаю своей семье…»

Смущенный остановился он на этом слове.

— Что мне завещать своей семье, Фред?

— Свои последние мысли, — отвечал, улыбаясь, Сердар.

— Правда ведь, а я не подумал об этом.

И он продолжал:

«Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату своему Вилли Барнету все мои права на дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в королевстве Аудском, и разрешаю делать с ними, что он пожелает.»

«Я умираю американцем, как и родился им; я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максуэлла, без которого я, наверное, достиг бы самых верхних пределов старости».

Он прочитал все это вслух.

— Все, не правда ли, Фред?

— Превосходно! — отвечал Сердар, который, вопреки всей торжественности этой минуты, еле удерживался от того, чтобы не засмеяться.

Боб Барнет, довольный его одобрением, подписал завещание и запечатал, а затем встал и позвал одного из сторожей, которому и вручил запечатанный конверт.

В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что наступила роковая минута.

— Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер,

— сказал Боб с сознанием собственного достоинства. — Неужели вам неизвестны эти традиции?

Офицер немедленно распорядился, чтобы ему дали то, о чем он просил.

Боб залпом выпил стаканчик виски и закурил сигару.

— Идем, — сказал он, — я готов.

Такое удивительное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены. Честный Барнет думал, что следует позировать для истории и позировал.

VI

Мы должны сказать, что Сердар не смотрел с таким хладнокровием на предшествовавшую трагедию, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар хладнокровно встретился бы со смертью, несмотря на сожаление, какое принесла бы ему гибель дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с молодым Эдуардом Кемпуэллом он сделался совсем другим человеком. Какие же это были приятные или тяжелые воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном воспоминании о ней, толстый слой ненависти, покрывавший его сердце, вдруг растаял под наплывом нежного чувства.

Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпуэлла, которое он не произносил иначе, как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. «Диана не могла бы соединить своей судьбы с человеком, способным на такие преступления», и этого было достаточно, чтобы уничтожить зловещий характер того факта, что во время избиения человек этот был старшим комендантом крепости Гоурдвар-Сикри.

И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, которого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.

Дверь тюрьмы раскрылась и осужденные вышли, высоко подняв голову и без малейшего, по-видимому, волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:

— Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется наилучшей!

Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалезы, живущие в Пуанте де Галль, были буквально залиты волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.

Три английских парохода, приехавших накануне, были сплошь покрыты зрителями и все реи их буквально увешаны кистями из человеческих тел. Все это общество видимо старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не потерять из предстоящего зрелища, тем более, что суда стояли на якоре всего в 240 саженях от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто и флаг его спущен.