Прыжок через пропасть - Самаров Сергей Васильевич. Страница 44
— Ты предполагаешь, — опять стал уточнять Карл, — что Годослав обратился за помощью против меня, а Готфрид решил воспользоваться этим по-своему? Я имею в виду попытку данов захватить Рарог вместе с мятежными боярами.
— Это возможный вариант. Готфрид понимает, что Годослав не позволит ему хозяйничать в собственной земле.
— Пусть так. Но что в этом случае дает бодричам твое убийство, Аббио?
— Войну только с одной Данией. В противном случае вы, Ваше Величество, просто разделили бы с данами княжество на две части.
Карл задумался надолго.
— Возможно… Хотя я не вижу разницы, останется княжество бодричей целиком под властью Дании или будет разделено на две части… Значит, Годослав готовится оказать Готфриду сопротивление.
— Конечно, Ваше Величество.
— Тогда почему он уехал из Рарога?
— Трудно сказать…
— Я скажу, Ваше Величество, — вдруг твердо заявил Алкуин. — Годослав, я уверен, приехал к нам для участия в турнире. Естественно, как вы и сами понимаете, не для развлечения и не в поисках славы. У него нет времени на развлечения, тем более что в Рароге ранен князь Дражко. Он поставил себе конкретную задачу, и будет стремиться ее выполнить.
— Это я и спрашиваю: для чего он приехал? — нетерпеливо произнес король, уверенный в способности своего любимца делать правильные выводы путем логического умозаключения.
— Он приехал, Ваше Величество, чтобы встретиться с вами…
— Тогда я хочу его видеть немедленно, Алкуин! Найди его…
— Мне кажется, что князь Годослав проживает в соседней палатке с мессиром Аббио, Ваше Величество. И мес-сиру Аббио будет удобнее пригласить его на свидание с вами.
Король встал и пристально посмотрел на эделинга.
— Это пятый участник среди зачинщиков? Аббио не долго колебался.
— Нет, Ваше Величество. Я не могу раскрыть перед вами инкогнито рыцаря, но могу только дать слово, что это не Годослав. Но прошу никому не говорить об этом.
— Но ты знаешь, где Годослав?
— Знаю, Ваше Величество. Но опять же, не могу сказать вам. Годослав, думается мне, сам вскоре предстанет перед вашим величеством. Скорее всего, прямо завтра. Очевидно, у него есть веские причины не сразу просить у вас аудиенции…
Карл сел и принялся сердито стучать по отвороту сапога хлыстом.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Никогда князь-воевода Дражко не думал, что одевание без посторонней помощи покажется ему почти невозможным. Рогнельда удалилась, ушел выполнять необходимые приказания Сфирка. А Дражко предпринял самостоятельные попытки облачиться хотя бы в простой костюм. Но это получилось далеко не сразу, лишь после мучительной борьбы с болью и с жесточайшим превозмоганием ее. Он снова встал. Как ни странно, ходить он уже мог. Ходить было даже легче, чем наклоняться и выпрямляться сидя. Горислав сказал правду. Силы вернулись в одночасье — от одного известия о начале нашествия данов. В том, что нашествие началось в самом деле, воевода нисколько не сомневался. Хотя совсем недавно сам уверял Рогнельду, что не следует полностью полагаться на мнение Власко. Дражко поверил и потому сразу отослал Сфирку с требованием вызвать в город оставленную под стенами воеводскую дружину, которая должна прибыть на площадь перед дворцом. К этому времени сотнику дворцовой стражи было приказано подготовить свою сотню стрельцов, частично отпущенных пока по домам. Одна часть несет дежурство, другая отдыхает до прихода смены. Эта сотня прекрасно себя зарекомендовала в роковую ночь. С первых же выстрелов накрыла полностью полусотню охранных данов герцога Гуннара.
— И собери своих людей, которые за боярскими домами следят. Мне нужны последние сведения. В каком дворе какая дружина стоит: сколько пеших, сколько стрельцов, сколько конных, как настроен сам боярин. И — немедленно! И еще отправь срочно гонца к Годославу. И сам найди такого, чтобы быстрее ветра летел. Пусть князь попробует договориться с Карлом. Это единственное наше спасение. Как смогу, я наступление данов задержу. Пусть так и скажет…
Никто не знал, что задумал Дражко. Сфирка лишь головой качал, представляя, как соберет воевода малые силы, которые сумеет наскрести, и во главе всего-то трех сотен выступит навстречу целой армии данов, двинувшейся с северо-запада. И даже Дворец оставит без стрельцов, что совсем уж никуда не годится, поскольку бояре такие ненадежные и готовы выставить никак не меньше двух тысяч дружинников. А сам князь в седле едва ли удержится, если вообще сможет на лошадь сесть. И кто за таким воеводой в бой пойдет? Причем на верную смерть! Много ли найдется желающих?
Но взгляд Дражко был тверд, как никогда, усы злобно и напряженно топорщились, будто крылья сильной птицы, голос окреп. Страшно было не подчиниться, и Сфирка подчинился. Но, верный своей природной хитрости, потихоньку послал стражника разбудить княгиню-мать. Пожалуй, это единственная управа на воеводу.
Когда мать, прошаркав по коридору, пришла, Дражко уже сумел одеться и ждал, когда кто-нибудь принесет ему кольчугу и оружие. Сфирка зашел следом за старой княгиней, в надежде помочь ей уговорить воеводу отказаться от безумных намерений. Вдвоем-то всегда проще…
— Уже… — неожиданно спокойно и как-то буднично, хотя и не сумев подавить естественный вздох, сказала мать. — А я-то думала, что дадут они тебе еще пару дней отлежаться. Вот же до чего торопятся, рогатые…
Сфирка глазам своим не поверил. Княгиня, вместо того, чтобы начать ругаться и заставлять сына лечь, как должно бы, стала поправлять на нем, одергивать кое-где неаккуратно застегнутую одежду.
— Верно Горислав сказал — в одночасье встанешь… Сделай-ка вот отсюда еще глоток, — протянула она сыну маленькую бутыль.
Дражко глоток сделал, не поморщившись, хотя полынь, как ей и полагается быть, была горька, а конопля отдавала неприятной липкой сладостью.
— А ты чего ждешь? — сердито прикрикнула вдруг старая княгиня на застывшего Сфирку. — Неси быстро воеводе кольчугу полегче, да меч потяжельше. Нет времени на по-глядки!
Растерянный Сфирка не знал, что сказать, молча побежал выполнять приказание княгини, с испугу затопав ногами ничуть не легче стражников, чем удивил, конечно, и самого воеводу, и стражу, теперь стоящую на каждом повороте и у каждой лестницы.
Дражко меж тем начал ходить по комнате. И с каждым шагом движения его становились ровнее, энергичнее, шаг приобретал упругость — будто заново учился ноги переставлять, и учился быстро. Сказывал действие целебный настой, принесенный волхвом. Попробовал воевода развести в стороны и руки, но поморщился, задергал усами, словно в гневе на самого себя, а вовсе не от боли. Это еще давалось тяжело.
Дверь открылась без стука, с легким скрипом. Однако даже не этот звук, а что-то другое привлекло внимание. Невидимое, но ощутимое, сильное. Дражко обернулся. В дверном проеме стоял сам Горислав, легкий на помине. Стоял и смотрел на князя-воеводу как всегда невозмутимым, неподвижным своим взглядом. Долго смотрел, потом шагнул за порог, словно по воде проплыл. Горислав обычно и ходил так — ровно и быстро.
— Пришел час… — изрек устало, словно это он израненный, а не Дражко, и остановился против князя, по-прежнему всматриваясь ему в глаза.
— Как ты и говорил… — сказала княгиня-мать.
— И пора уже… — голос волхва неожиданно стал грозным.
— Пришел час, — согласился Дражко, слегка робея перед волхвом, чего никогда не испытывал перед врагом. Но сила Горислава была вовсе не такая, какой бывает у воина, и потому, наверное, казалась особенно значимой, которой невозможно сопротивляться.
— Садись, — показал Горислав на скамью под окном. — Прямо сиди и спину держи, будто оглоблю проглотил…
Дражко молча подчинился, а волхв водил ладонью над раной, вторую ладонь оставив неподвижной за спиной, и громко шептал:
— Именем Ляда [32]… Чтобы Дражко не ломало, не томило, не жгло, не знобило, не трясло, не вязало, не слепило, с ног не валило и в мать сыру землю не сводило. Слово мое крепко — крепче железа. Ржа ест железо, а мое слово и ржа не ест. Заперто мое слово на семьдесят семь замков, замки запечатаны, ключи в океан-море брошены, кит-рыбой проглочены. Именем Ляда!… Омун!… Омун!… Омун!…
32
Ляд — бог храбрости, мужества и бессмертия, которое дается избранным. В славянской мифологии к бессмертию приравнивалась добрая память людей.