Прыжок через пропасть - Самаров Сергей Васильевич. Страница 59

Король взошел в ложу, приветствуя зрителей поднятием руки и улыбкой, чем вызвал, как всегда, шум еще больший, и осмотрел ристалище. Теперь оно приняло иной вид, чем в первые два дня. Справа от короля были выставлены пять палаток зачинщиков с красными шарфами, слева пять палаток зачинщиков с синими шарфами. Именно им предстояло открывать турнир. Напротив королевской ложи, вдоль всего длинного ограждения ристалища, выстроились готовые к поединкам рыцари со стороны. Их, к удивлению Карла, оказалось меньше, чем ожидалось. Слишком, должно быть, много было получено ранений и ушибов в меле. И никто не хотел пробовать силу в первенстве с сильнейшими, не чувствуя в себе достаточно для этого сил и здоровья.

Что-то принесет этот день?

Карл волновался…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Накануне главного турнирного дня, вечером, когда король беседовал в своей ставке с зачинщиками, волхв Ставр приготовил одному ему ведомый отвар из бодяги с медом, болотного аира и еще каких-то трав, невыносимо вонючих, и оставил невинно пострадавшего стрельца Барабаша прикладывать ко лбу мокрую тряпку, устроив его перед палаткой воеводы Стенинга. А сам меж тем отправился побродить ереди лагерных костров и послушать, о чем говорят воины и оруженосцы, а заодно сделать из услышанного правильные выводы. Первое умели многие, хотя несравненно большее число людей предпочитает только говорить, а вот вторые — вообще в редкость. Волхву это было дано от Свентовита, вот потому он, с помощью того же Горислава, волхва Свентовита, и возглавлял княжеских разведчиков.

Чуть раньше Ставру пришлось несколько удивиться, узнав, что в его отсутствие двое из его разведчиков участвовали в Божьем суде против оруженосцев Сигурда и с честью вышли из испытания. Однако честь честью, а у волхва были на этот счет свои соображения. Разведчики, радостные от успешного завершения Божьего суда, получили выговор за то, что «высунулись» на всеобщее обозрение. Одно дело, когда Барабаш выступал в состязаниях стрельцов. Барабаш никогда Ставром не использовался для тайных ходок, а Лют и Далимил не однажды хаживали и в ту же Саксонию, и в соседние княжества, да и в Дании бывали по делам. Теперь их могут опознать тогда, когда они должны быть незаметными. Разведчик и воин — это разные ипостаси. Тем не менее сохраняя суровость, Ставр был внутренне доволен. Он понимал, что Лют и Далимил вступились за честь своего князя не среди уличных оборванцев, которых можно ножнами от меча разогнать, а не убоялись самого Сигурда, перед которым многие рыцари откровенно и со страхом заискивали. Доволен был и Стенинг, с которым волхву встречаться не возбранялось. На воеводу саксов, так и не открывающего свое лицо, поглядывали с любопытством и уважением — не у каждого, дескать, есть такие слуги. И пусть по-настоящему уважение это предназначалось другому, но Стенинг вжился в новый образ так хорошо, что считал разведчиков почти своими людьми. Доволен был и Годослав, мнение которого принес к костру лже-Годослава плеточник Далимил, теперь уже свободно появившийся здесь на правах близкого друга и союзника Люта, собрата по оружию и по воле Божьей, хотя для посторонних глаз они должны быть до этого почти незнакомы.

Через Далимила, отослав его назад, чтобы не оставлял надолго князя одного, Ставр передал Годославу, что заглянет к нему в палатку вместе с темнотой. А до темноты решил удовлетворить обыкновенное любопытство — послушать, о чем говорят люди. Благо, никто тайных речей здесь не вел. Люди вокруг были по-праздничному радушны и довольны, приглашая присесть к огню любого, кто окажется рядом, знакомца и чужака.

Ставр «приседать» не спешил, останавливался за спинами то одной компании, то другой, слушал, отвечал, когда его спрашивали. Разговоры в основном шли вокруг Божьего суда. Воины и оруженосцы обсуждали саму схватку, но больше — поведение Сигурда. Тот сильно проиграл во мнении большинства, не желая признать результаты за истинные. То есть усомнился в верховенстве Божьего Суда, что никто, разумеется, одобрить не мог. Минувшим вечером, и даже еще днем, о герцоге говорили совсем в ином тоне, восхищаясь его качествами полководца и воина, проявленными в меле. Теперь его уже и откровенно осуждали, напрочь забыв о недавнем восхищении.

Сам Сигурд решил, похоже, вести жизнь затворника, и от стыда не показывался вне шатра, только из-за тонких полотняных стен доносился его голос, громко ругающий всех подряд, начиная со своих слуг и оставшихся оруженосцев и кончая всеми вместе взятыми Каролингами. Быть бы и второму Божьему суду, окажись сейчас в лагере рыцарь, уважающий Карла. Впрочем, большинство рыцарей, кто собирался участвовать в джаусте, предпочитало отдыхать перед испытанием, а не разгуливать среди палаток.

Ставр двинулся дальше.

У следующего костра говорили о рыцаре-бретере, приехавшем на турнир. Гадали, кто это такой и кто станет его жертвой. Впрочем, в соответствии с нравами той не жалостливой эпохи, жертву не жалели, но на бретера посмотреть хотели, как на диво. Не каждый день доводится встретить виртуоза поединков. Однако гадания и необоснованные доводы интересовали Ставра мало, ему хотелось услышать бытовые новости и мнения, и он двинулся между палатками к следующей компании.

Здесь разговор оказался уже любопытнее. Один из вои-нов-вагров видел, как к пристани пристала небольшая лодка данов, из которой выгрузилось двадцать полностью оруж-ных воинов. Думали, что эти люди прибыли к Сигурду, и соображали зачем, если меле уже завершилось. Однако в палаточном лагере никто из воинов-данов так и не показался. Знать, какие-то иные у них дела. А вот какие, это воинов в отличие от Ставра интересовало мало.

— Это, должно, не даны, а эсты, — чтобы разговор не прервался, и желая уточнить сказанное, предположил Ставр. — У них в Хаммабурге целый свой квартал…

— Я что, язык данов от языка эстов не отличу? — возразил воин с усмешкой. — И с теми и с другими и попивать и повоевать о-го-го сколько пришлось.

— Ну, может… Может… — миролюбиво сказал волхв, активно показывая свое равнодушие, и тут услышал за спиной детский голос:

— Ставр… Ставр…

Он обернулся. На дороге, держа на поводу лошадь, стоял Власко. Весь покрытый пылью, с ввалившимися глазами, он, похоже, еле-еле на ногах держался от усталости.

— Ты откуда? Зачем сюда, к нам? — спросил волхв и положил руки на его худенькие плечи.

На отрока внимание обратили и у костра, замолчали, стали прислушиваться. Не каждый день и не на любой дороге встретишь бедного мальчика на такой лошади. Но Власко доказал, что не зря воспитывался среди разведчиков, внимание к своей особе заметил, и ответил уклончиво:

— Посмотреть приехал…

— Посмотреть… — усмехнулся волхв. — Ишь, какой любопытный. Пойдем к нашим, перекуси, да спать ложись. После такой дороги завтра все на свете проспишь. Кто тогда за тебя смотреть будет…

Только у своего костра, расседлав и привязав к коновязи лошадь и устроившись на собственном же новом седле, как в кресле, отдыхать, мальчик тихо рассказал волхву, зачем приехал. И передал, что велела повещать княгиня Рогнельда.

— Я скоро пойду к Годославу и все расскажу, — заверил его Ставр. — Плохо в Рароге?

Власко вздохнул.

— Дражко жалко. Сильно ранен. Если он не встанет, все совсем пропадет… Княгиня без него с порядком не сдюжит…

— Скоро мы вернемся. Годослав порядок наведет. Карл поможет ему…

— Я знаю, — ответил мальчик тихо и рассказал учителю о том, что он видел по просьбе князя.

— Крест, говоришь, на груди? — Ставр нахмурился.

— Крест.

— А пусть и крест… Зато Рарог стоять будет… А у других, у бодричей — тоже кресты?

— Того я не видел…

— Ладно, посмотрим…

— Ставр, — позвал Лют и показал на дорогу. — Второй гонец из Рарога.

Легкий, едва слышный одиночный удар в щит сообщил, что пришел Ставр. Так только он сообщает о своем прибытии. Через несколько мгновений колыхнулся полог в межкомнатном проеме палатки.