Прыжок через пропасть - Самаров Сергей Васильевич. Страница 9

— Мы, княже, никому…

— Что вы видели утром?

— Ничего не видели. Как ты и велел…

— Балбесы!… Сейчас надо сказать! Говорите всем. Чтобы все слышали, и не сомневались.

— Князь Годослав переоделся, лицо бармицей закрыл, чтобы его не узнали, и выехал куда-то. Мы ворота за ним закрывали и прощались.

Среди стражников опять повисла тишина.

— Значит, Годослав не болен? — спросил наконец сотник.

— Не болен. Годослав выехал на турнир в Хаммабург, чтобы там встретиться с королем франков Карлом и договориться с ним о помощи против Датского королевства. Дания приготовила на границе свои полки, чтобы вторгнуться на нашу землю. Герцог Гуннар, отец княгини Рогнельды, прислал ей яд, чтобы она отравила князя. Не получилось, княгиня осталась верной женой! А сейчас посольство данов вместе с боярскими дружинниками поднимает народ, чтобы разгромить Дворец. Они обвиняют меня в убийстве Годослава и в попытке стать князем бодричей.

— Не пустим данов… — из толпы вооруженной стражи пополз низкий и сильный голос. — Близко не пустим…

— Не пустим… — зашумели все.

Половина дела была сделана. Теперь бы еще донести все эти слова до горожан. И подоспела бы дружина из поместья. Впрочем, и без нее справиться с данами и боярскими дружинами можно. Стены дворца крепки. Их с наскоку не взять. А если рарогчане поймут, они помогут…

— Сотник! — позвал Дражко.

Сотник оказался рядом, посмотрел обиженно. Его не посвятили в отъезд князя. Но своим подчиненным он верил. Привык верить и старому глашатному Сташко, который сейчас распоряжался расстановкой постов. Этот еще с отцом Годослава вместе был. И сына не предаст. Да и Дражко верилось больше, нежели герцогу данов.

— Пошли через задние ворота человек двадцать в город. Самых серьезных, которым верят. Пусть расскажут людям, что в городе творится. Нельзя горожан на площадь пускать. Мы не можем в своих стрелять… Пусть расскажут и возвращаются быстрее. Нам здесь их копья понадобятся…

Сотник побежал выполнять поручение, а Дражко вышел из дворца на крыльцо, где стражники выставляли ночные рогатки. Пустая вечером торговая площадь освещалась только луной. Из города доносился непривычный шум. Но ни горожан, ни данов с боярскими дружинами видно не было. Похоже, герцогу не очень верят. Может быть, не верят даже боярские дружины. Иначе он не стал бы терять время.

— Княже… — внезапно раздался за спиной детский голос.

Дражко обернулся. В дверном проеме стоял Власко, про которого воевода в заботах совсем забыл. Глаза отрока смотрели печально и тревожно.

— Что тебе?

— Княже, у тебя кольчуга плоха. Одень панцирь…

— Что? — переспросил Дражко.

— Кольчуга, говорю, у тебя совсем плоха.

— Кольчуга у меня, Власко, отличная… Ее не любой меч рассечет. Разве что стрела пробить может.

— Княже, я в воду смотрел… Не надо кольчужку. Одень панцирь… Ты сам просил… Как изменить, что видишь… Измени, княже…

И мальчик исчез так быстро, словно его и не было, будто он только приблазнился воеводе, который пощупал кольца своей кольчуги и вздохнул.

С крыльца Дражко отправился осматривать Дворец Сокола на предмет обороны. Искал слабые места и выставлял там дополнительно по несколько человек. Откровенно слабыми в обороне были только крыльцо и дворовые ворота, Здесь и расположилась основная часть стражников. Но после дворовых ворот нападавшим предстояло еще войти в сам дворец, где их ждут у каждого входа. Левое крыло, отведенное под различные официальные мероприятия, имело мало возможностей для проникновения и не вызывало беспокойства. Воевода прошел и в крыло правое, где сам жил. Там еще раз вспомнил Власко, зашел в свою комнату и сменил кольчугу на более легкую, поверх которой надел бахтерец [4]. Подумал, и прицепил поверх доспехов привычную шкуру рыси. Опустил передние когтистые лапы на грудь. В это время и услышал, как его зовут. Выглянув в узкое окно, он понял, что пора спускаться. На площади, на другом ее конце, появились даны.

Коридоры правого крыла были темными и пустынными. Лучины не зажигали специально, чтобы враг не знал, в каких комнатах их ждут, и откуда можно получить в грудь стрелу. Ту самую длинную славянскую стрелу, от которой почти не спасает ни щит, ни кольчуга. И только чудо может спасти, когда стрела попадает не прямо, а под углом. Здесь, в этом крыле, только в отдельных комнатах заняли посты стрельцы и стражники, получившие задачу в случае проникновения в крыло врага отступить и разрушить дощатую лестницу на галерею, через которую можно попасть в верхние этажи крыла противоположного, занимаемого покоями княгини Рогнельды. Весь план обороны был рассчитан на то, чтобы именно покои княгини стали последним местом, куда врага пропустить нельзя.

Все было продумано заранее, все было знакомо, каждый знал свою задачу, и воевода повторил ее на всякий случай дополнительно. И враг появился. Значит, следует начинать сражение. Не ждать, когда на тебя нападут, а нападать самому, действовать активно.

Дражко, торопясь возглавить передовой отрад, который ждал его перед парадными дверьми, прошел к лестнице и уже ступил на площадку, когда услышал за спиной шорох. Не оборачиваясь полностью, он только глянул на ходу через плечо, и тут почувствовал удар в спину между лопаток. Бахтерец был прикрыт шкурой, и предатель не видел, куда бьет. Сталь бахтерца выдержала, хотя занесенная над лестницей нога заставила воеводу пошатнуться и шагнуть вперед, едва сохраняя равновесие. Он успел все же обернуться и попытался отмахнуться, но отвести чужую, летящую вперед руку, не успел. Предатель свое дело знал хорошо. Следующий удар пришелся туда, где бахтерец кончается и начинается кольчуга. Длинная и тонкая мизерикордия [5], специально сделанная для такого удара, легко прошла через защитное кольцо и пронзила плечо, углубляясь в грудь. Дражко упал, но еще успел услышать знакомый сиплый голос боярского слуги:

— Не в ту сторону ты, воевода, смотрел…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Весь вечер и всю ночь после ухода Ставра Годослав проспал, не просыпаясь, и, когда Далимил разбудил его утром, поднялся свежим и бодрым, без тяжелого давления тревожных дум. Уже давно князь не чувствовал себя так прекрасно, уже давно забыл, что такое приподнятое настроение, и чем оно одаривает человека. Уже давно дела и заботы не позволяли ему просто посмотреть на только что взошедшее солнце и порадоваться ему, как, бывало, радовался он раньше, еще год или три года назад. Ведь только сутки прошли, как он смотрел на это же солнце, разговаривая на галерее с князем-воеводой Дражко. И не заметил тогда утра, не заметил восхода, не заметил свежей прелести неба. Трудно быть князем и оставаться одновременно человеком, потому что давит на плечи постоянное беспокойство. А как, оказывается, прекрасна жизнь без него!

— Свежий воздух да лечение волхва Ставра… — объяснил Далимил князю его приподнятое состояние духа. — Тебе, князь, следует почаще со Ставром общаться. Сдается мне, такое лечение даже мне, самому здоровому человеку из всех, кого я знаю, пошло на пользу. Я тоже такой свеженький, что хоть в турнире принимай участие. А ведь я только со стороны слушал, как с тобой Ставр говорил…

— Кто-то из наших сегодня участвовать будет?

— Ставр привез с собой Барабаша, — Далимил сказал это так, слово выложил перед Годославом сюрприз, который загодя подготовил.

— Того стрельца, который всегда вздыхает, как болотная кикимора? — поинтересовался князь с улыбкой, такой редкой на его лице в последнее время, и Далимил сам заулыбался, радуясь хорошему настроению Годослава.

— Да. У нас лучше Барабаша в дружине никто не стреляет. Франки и саксы с ним тягаться не могут. Правда, Бравлин привез своих стрельцов. Посмотрим, что они покажут. Но лучники [6] у вагров, насколько я знаю, всегда были отменные. Хотя он тебе, княже, сам об этом расскажет. Обещал утром прийти, и я слышу, как гремит чья-то кольчуга. Местные рыцари вчера допоздна пьянствовали с герцогом Трафальб-рассом и проспят до самого начала завтрашнего турнира. Они сейчас не ходячие. А кто-то идет. Слышишь, шаги к нам приближаются…