Блуждающий огонь. Два адмирала - Купер Джеймс Фенимор. Страница 3

Из всей недоверчивой, боязливой и любопытной толпы только Томазо и Джита оставались на набережной после того, как люгер бросил якорь. Они не сводили с него глаз. На обязательный служебный допрос: «Кто и откуда?» со стороны карантинных чиновников с судна дан был вполне ясный и благоприятный ответ: из Англии, через Лиссабон и Гибралтар. Упоминание этих мест подействовало успокоительно — оттуда не ждали никакой заразы, места были здоровые. Но когда дело дошло до названия судна, то произошел общий переполох.

— Wing-and-Wing! — отвечали с люгера.

Услышав эти непонятные звуки, карантинный персонал был вынужден обратиться к помощи переводчика, который в свою очередь оказался далеко не на высоте своего призвания и нисколько не посодействовал уяснению непонятного слова. После нескольких перекличек на люгере подняли новый флаг с изображением на нем двух распростертых крыльев, между которыми ютился маленький люгер; в общем это изображение несколько напоминало летящего херувима и до некоторой степени дало наглядное объяснение названию «Wing-and-Wing», то есть «Крыло-и-Крыло», что послужило к общему успокоению и удовольствию.

Как мы уже сказали, Томазо и Джита позже всех оставались на набережной. Лоцман, как называли Тонти за его основательное знание всего побережья, причем ему даже нередко приходилось руководить плавающими у острова судами, перебрался на палубу одной из фелук, откуда ему очень удобно было наблюдать за иностранным люгером, а Джита осталась на набережной, избегая таким образом непосредственного столкновения с грубыми матросами и в то же время не теряя из виду люгера.

Прошло однако по крайней мере полчаса, пока, наконец, с люгера спустили шлюпку, и уже совсем стемнело, когда она подошла к лестнице у пристани и к ней спустились двое таможенных чиновников. Прибывший моряк показал им свои бумаги, которые, по-видимому, оказались в исправности, а потому ему позволили подняться на берег. Джита подошла к группе. Она была так плотно укутана широкой тальмой, что ее почти не было возможности узнать, но сама она внимательно всматривалась в черты лица и фигуру незнакомца. Она казалась удовлетворенной результатом своего осмотра и немедленно исчезла. Между тем Тонти поднялся на набережную со своей фелуки как раз в это время и сказал незнакомцу:

— Синьор, его сиятельство подеста приказал мне передать вам его приглашение пожаловать к нему; он живет тут поблизости и будет очень огорчен, если вы не окажете ему этой чести.

— Его сиятельство не такое лицо, которое удобно бы было огорчать, — отвечал незнакомец на весьма хорошем итальянском языке, — и я немедленно отправлюсь к нему.

Тут он обратился к привезшим его матросам и приказал им воротиться на люгер и ждать условного сигнала, чтобы приехать за ним.

Провожая его к Вито Вити, Томазо не упустил случая предложить ему несколько вопросов, желая прояснить некоторые еще продолжавшие смущать его подробности.

— Скажите, синьор капитан, давно ли англичане обзавелись люгерами? Кажется, ваша нация предпочитала до сих пор другие формы судов?

Незнакомец громко расхохотался.

— Видно, вам недалеко случалось ездить, а в Ла-Манше, должно быть, и совсем не были, если не знаете, что на острове Гернси люгера предпочитают всем другим судам.

Мазо признался, что не имеет никакого понятия об этом острове, и попросил сообщить ему о нем некоторые сведения.

— Гернси — остров с больше чем наполовину французским населением, хотя уже веками находился во власти англичан, имена и обычаи там по преимуществу французские.

Томазо промолчал. Если ответ незнакомца не был злостным вымыслом, то рассеивались все его подозрения по поводу слишком французского характера оснастки корабля, но он, конечно, не имел никаких данных, чтобы усомниться в искренности капитана.

Подеста был у себя и уже поджидал этого посещения, а Тонти, прежде чем удалиться, передал ему наедине все, что успел узнать, а также и все свои подозрения.

Выслушав Мазо, подеста поспешил присоединиться к незнакомцу, но в комнате было так темно, что они едва могли различать лица друг друга.

— Синьор капитан, — обратился подеста к приезжему, — надеюсь, вы позволите мне проводить вас к вице-губернатору, который ожидает вас и желает приветствовать.

Он говорил так вежливо, и предложение его было так естественно, что капитану нельзя было не дать своего согласия. Они отправились, и капитан с легкостью молодого человека взбирался на гору, где находился дом вице-губернатора.

Андреа Баррофальди, вице-губернатор, был человеком довольно начитанным, отчасти даже литератором, десять лет уже занимавшим настоящую свою должность и знающим основательно свое дело благодаря своему развитию, но в практической жизни он был таким же простаком, как и его друг подеста.

Придя в дом Баррофальди, подеста оставил на время капитана одного в первой комнате, желая предварительно поговорить с вице-губернатором без свидетелей. Через несколько минут он вернулся за ним, и капитан впервые предстал перед ним в освещенной комнате.

Перед ним стоял человек лет двадцати шести, высокого роста, стройный и крепкого сложения, на нем изящно сидела его форма морского офицера, и более опытный глаз сразу заметил бы в нем совершенно отсутствие простоты, характеризующей моряков-англичан. Черты его лица не имели ничего общего с наружностью этих островитян, они были строго классические, в особенности рот и подбородок, щеки были бледны, цвет кожи в общем смуглый. Его глаза были черны, как агат, лицо обрамлено также черными бакенбардами. В общем лицо его было поразительно красиво, точно слепок с древней медали, а при улыбке, оживлявшей его, становилось неотразимо привлекательно, как лицо красивой женщины. Тем не менее в нем не было ничего женственного: голос мужской, при всей своей мягкости, взгляд твердый, стан гибкий, сильный и пропорционально сложенный — все обличало в нем мужество и твердость.

Вице-губернатор и подеста поражены были таким богатым соединением внешних преимуществ и после обычных приветствий не могли отвести от него глаз. Когда затем все сели по приглашению Баррофальди, то этот последний заговорил:

— Мне сообщили о прибытии английского судна в наш порт, синьор капитан.

— Совершенно верно, синьор, я служу под этим флагом.

— Вы англичанин? Как прикажете записать вас в нашу книгу? — и вице-губернатор через очки окинул его несколько подозрительным взглядом.

— Джек Смит, — отвечал моряк, делая две ошибки в произношении, ускользнувшие от Баррофальди.

— А название вашего люгера, синьор, — продолжал вице-губернатор, не отрывая пера от бумаги в ожидании ответа.

— «Крыло-и-Крыло», — отвечал моряк, снова делая ошибки в произношении.

Вице-губернатор записал название, но затем попросил его объяснения у капитана.

— Видите ли, на нашем судне двойной парус — по одному с каждой стороны, и они надуваются наподобие крыльев птицы — отсюда название.

— Но давно ли англичане стали строить люгера? До сих пор это были излюбленные французские суда?

— А, я понимаю, вы подозреваете во мне француза или испанца, или я не знаю кого, но я могу вас успокоить: я англичанин и состою на службе английского короля.

— Ваш люгер принадлежит к королевскому флоту или разъезжает по поручению морского разбойника?

— Разве я похожу на морского разбойника? — обидчиво спросил капитан. — Вы оскорбляете меня вашим предположением.

— Простите, синьор, нам поневоле приходится быть очень осторожными на нашем уединенном острове в настоящее смутное время. По поводу некоторых подробностей в оснастке вашего судна у нас явились некоторые сомнения, и мне прежде всего необходимо уяснить себе вашу национальность.

— О, сделайте одолжение. Я совершенно разделяю и ценю вашу осторожность и готов вам помочь, но как? Не угодно ли вам поехать со мной на мой люгер и лично осмотреть его? Мои бумаги все при мне, и я даю их в ваше полное распоряжение.

— Не беспокойтесь, капитан, мы все это устроим гораздо проще. Я книжный червь и льщу себя уверенностью, что, хотя и не бывал в Англии, но знаю ее довольно хорошо по книгам. Одного хорошего разговора с вами о ее администрации, нравах и обычаях будет для меня совершенно достаточно, чтобы уяснить все сомнения.