Поединок. Выпуск 2 - Агаянц Николай. Страница 21

— Выкладывай, Фабио... Позволь мне называть тебя на «ты».

— Давно пора. Так вот. Я располагаю сведениями, что намечаемое выступление «Патриа и либертад» — на случай его неудачи, надо думать, — подстраховывается еще одной заговорщической организацией, действующей сепаратно, хотя и в рамках того же «Кентавра». Как она называется, не знаю. Но известно, что ее штаб-квартира находится здесь, в Байресе...

— Любопытно, что подспудные чилийские дела проясняются для меня все больше именно с тех пор, как я покинул Сантьяго.

— Это же естественно, Фрэнк. У нас, в Латинской Америке, антиправительственные заговоры готовятся обычно на чужих территориях.

— Прости, я перебил тебя.

— Итак, один из руководителей организации — Артуро Маршалл.

— Тот самый майор, что был замешан в несостоявшемся покушении на Сальвадора Альенде три года назад?

— Да, в Аргентине его зовут иначе. Он теперь Мануэль Мартинес, «боливийский коммерсант». Проживает недалеко отсюда — на площади Корриентес, 1500. В гостинице «Колумбия палас». Номер 403.

— Не так быстро. Я запишу.

— Далее: пометь себе — вызывает подозрения некое акционерное общество «Импромаре». Туда, как мухи на мед, слетаются чилийские заговорщики из ближайшего окружения Маршалла. И, наконец, последнее: эмигрантский еженедельник «Нотчам». Заместитель главного редактора Альберто Мората Сальмерон — агент ЦРУ. Его адрес: гостиница «Эуропа», номер 1294, телефон 389-629. Все, Фрэнк. Действуй, если посчитаешь нужным.

Задал мне задачу мой непонятный друг.

Час от часу не легче!

Мало того, что я разворошил осиное гнездо торговцев оружием, вызвав, судя по сегодняшнему телефонному разговору с Диком Маккензи, явное неудовольствие у большого специалиста по маленьким адюльтерам (благодарение богу — его хватило, по крайней мере, на добрый отзыв, когда люди дона Алонсо наводили справки обо мне), так сейчас я ввязываюсь в новую авантюру, которая неизвестно чем может кончиться!

Номер 403 «Колумбии палас» упорно не отвечал, Когда уже за полночь меня с ним соединили, я услышал приглушенный, но властный, привычный к командам голос:

— Мартинес слушает!

— Извините, что беспокою вас в такой неурочный час. Мне крайне необходимо встретиться с вами, сеньор...

— С кем имею честь?

Я объяснил, кто я и что.

— Не понимаю, чем вызван интерес большой прессы к заурядному торговцу? — помедлив, спросил «боливиец», неумело скрывая чилийский акцент.

Я решил — была не была — блефовать:

— На днях мы виделись с Роберто Тимом. У меня к вам от него поручение. — Пауза. — Алло, алло! Вы слушаете? У меня к вам от него поручение.

— Вы что-то путаете... Да и поздно уже. Перезвоните завтра. Часов в десять утра...

Ровно в десять я входил в отель на площади Корриентес, 1500.

В холле набрал телефон Мартинеса. Долгие гудки.

Увы, меня ждало разочарование: постоялец из номера 403, как сообщили в администрации, на рассвете выбыл из гостиницы.

Вспугнул я птичку. Ушлый майор, если и поверил моему блефу, в ту же ночь, как видно, связался с Тимом и убедился в обмане. Иначе не объяснишь скоропалительное исчезновение Артуро Маршалла.

Исчезнув с горизонта, он, в довершение бед, успел предупредить хозяев «Импромаре» о появлении в Байресе подозрительного иностранца, сующего свой длинный нос в котел с чилийским эмигрантским варевом. Я догадался об этом по холодному приему, оказанному мне в директорском кабинете акционерного общества.

Ссылки на близость к Джеймсу Драйвуду и Дику Маккензи (великие люди! сколько услуг, порой и сами того не ведая, они оказывали доморощенному детективу) впервые не произвели должного эффекта. Сухим тоном мне без обиняков дали понять, что надобны письменные рекомендации упомянутых почтенных личностей, чтобы претендовать на роль их доверенного. Таковых не имеется при вас? Ergo [10], ни о какой ответной доверительности не может быть и речи.

— Да и о чем, собственно, говорить? Повторяю: «Импромаре» занимается импортом детских игрушек, — директор шишкастой рукой подагрика распахнул дверь и выдворил меня из оффиса.

Диковинная это была контора.

Ни привычного постукивания дамских каблучков. Ни птичьего щебета смазливых секретарш. Ни дразнящего аромата духов. Ни одной женщины!

Даже в директорской приемной одним пальцем остервенело давил клавиши разболтанного «Ундервуда» молодцеватый усач.

Служащие «Импромаре» походили на кого угодно — на обрядившихся в партикулярное платье офицеров, на не успевших свыкнуться с городской жизнью помещиков, на обанкротившихся фабрикантов и финансистов, только не на согбенных канцелярскими трудами клерков.

«Игрушки импортируют, сукины дети! Знаем мы эти игрушки!» — со злостью думал я, обескураженный уже второй за день досадной неудачей.

3-8-9-6-2-9... Без малейшей надежды на успех набрал я номер Сальмерона. К вящему моему удивлению, тот сразу согласился на встречу. И предложил: «Увидимся на ипподроме «Палермо» в ложе «А». К вечеру начнутся самые интересные заезды. Там и потолкуем. Билет для вас будет оставлен на контроле».

Поезд к загородному ипподрому стремительно скользил по зеленой плоскости пампы. Мимо самодовольных вилл и прибитых нуждою крестьянских домишек. Мимо свалок с гниющими отбросами мясохладобоен. Мимо парков с благоухающими цветниками.

На контроле меня ждал билет в ложу «А».

Она оказалась не из лучших — в стороне от финишной черты, тесная, грязная...

— Места у нас неважные, мистер О’Тул, — по-кубински съедая окончания слов, заметил сосед слева с непринужденностью человека, продолжающего прерванную беседу.

Был он широк в кости, приземист и ряб. Из-под старомодного канотье тонкой соломки (в таких до революции фланировали по гаванскому бульвару Прадо искательные альфонсы) торчали бледные уши.

— Сколько я вам должен за билет, сеньор Сальмерон?

— Десять песо. Кстати, для друзей я просто Монти.

— А меня можете называть просто Фрэнком.

— Вот и познакомились, — хохотнул кубинец.

Трибуны ахнули, когда жокей на пепельном жеребце, шедшем ухо в ухо с рыжей кобылой, рванулся вперед и устремился к финишу.

— Обошел фаворитку! Плакали мои денежки — а уж такой, казалось, верняк... — подосадовал Монти. — Будете ставить на следующий заезд?

— Давайте сперва о деле.

— Тогда спустимся в бар... А еще лучше — в парк, рядом с ипподромом. Там-то уж никто нам не помешает.

Углубляться в сумрачную чащобу, по вполне понятным причинам, я не собирался. Присели на скамейке под фонарем. Невдалеке у ворот конюшни маячила фигура полицейского.

Почему толстомясый Монти зазвал меня за город? Готовит ловушку? Или не хочет, чтобы нас видели вместе?

Почему он вообще, в отличие от Маршалла и прочих, столь легко пошел на контакт с «подозрительным иностранцем»? Намерен меня прощупать? Или готов — за известную мзду, конечно, — поделиться секретами своих дружков, чилийских заговорщиков?

Без сколько-нибудь ясного ответа на эти «почему» мне было трудно приступить к деловой беседе. Разговор петлял вокруг да около. Мы повздыхали над горькой судьбиной кубинских и чилийских эмигрантов. Повспоминали вместе Гавану былых времен: оплаченный большими деньгами безмятежный покой зеленого аристократического предместья Кубанакан, и сдержанную, чинную страстность азартных игроков дорогих казино, и разгульную веселость первоклассных кабаре, таких, как незабвенная «Тропикана» — бывшая собственность Пепито Акосты.

— Наш Пепито не так уж плохо устроился в Сантьяго, — завистливо выдохнул Сальмерон. — Его «Ранчо луна» дает приличный доход. Мне не повезло — не догадался загодя, до падения Батисты, перевести свой капиталец за границу...

— Тоже содержали кабаре?

— Пять публичных домов. Да! Пять, сеньор, — гордо ответствовал Монти. — Теперь же сижу на мели, без сентаво в кармане, расплачиваюсь за недомыслие.