Поединок. Выпуск 9 - Акимов Владимир Владимирович. Страница 6
— Тогда заводи моторы, ребятки! — И Андрей, резко оттолкнувшись, поехал вниз, к поселку.
Вот таким Лена его и любила: сильным, властным, воле которого подчиняются.
А про Белого и Черного она еще в Москве спросила, когда они первый раз к ним пришли:
— А они кто? Охотники?
— Подонки. — Андрей любовно оглаживал вороненую сталь ружья, только что купленного у Белого, открыл магазин. — Видала? Пять зарядов, это тебе не хухры-мухры!
— Зачем они тебе?
— За тем, мадам, что Север — край богатый, но опасный. Полный, так сказать, неожиданностей.
— Я про этих, про Женек…
— А, «черно-белое кино»?! Их задача чисто функциональная. Они у нас вместо лошадок будут. Гужевой транспорт. Двое нарт мы купим, а оленей или там собак — не потянем. Оборотный капиталец маловат.
А таким он был ей неприятен, и она боялась его. Боялась больших, навыкате светлых глаз, что меняли цвет от блеклой голубизны до серо-зеленого, с рыжими искрами, в гневе. Боялась его холодной ярости, когда произносились слова, что ранили надолго. Ей было неприятно это разделение людей по функциональным значениям: тот нужен для того-то, а этот для этого.
Когда у них собирались гости, Андрей смеялся — «нужник». А другие к ним не ходили, только «нужные». Но это она уже позже поняла. И мысль противная нет-нет да и появлялась: а может, она тоже — только функция? Пока молоденькая, хороша собой? Пока ни в чем не прекословит?
— Понятно… черно-белый, гужевой… А я кто?
— Ты? Жена капитана.
…От опушки до поселка они шли всего какие-нибудь полчаса, ну, от силы минут сорок, но погода резко изменилась: замело, засвистело. Временами все скрывалось в вихре снежного заряда — будто из невероятной пушки выстреливали снежной картечью.
Когда они проходили мимо какого-то заметенного снегом памятника, она захотела подойти, посмотреть, но Андрей властно запретил ей: надо скорей к самолету, а не ерундой заниматься, сейчас минуты терять нельзя.
На столбе репродуктор откашлялся и заговорил:
— Граждане, внимание! Передаем срочную метеосводку… На нас идет норд-ост. Мы в штормовой полосе. Скорость ветра до 30 м в секунду… Просим не разводить сильного огня в печах во избежание задувания и пожарной опасности… Следите, пожалуйста, за линиями воздушных электропередач. Не прикасайтесь к упавшим проводам. Старайтесь не выходить из дома. А если выходите, обязательно предупреждайте домашних, куда пошли…
В старину у северных народов почитался «Старец бури»: палицей из мамонтова бивня он выгоняет бурю из своего чума, дает ей погулять малость, затем перебрасывает палицу в левую руку и загоняет бурю обратно.
Но пока до божественной левой было еще ой-ой-ой! Метеослужбы выяснили только, что фронт норд-оста доходит до 700 километров. Теперь необходимо было как можно скорее рассчитать его движение, чтобы точнее предупреждать тех, кому грозила непосредственная опасность. Но сделать это было невероятно трудно, потому что норд-ост взбесившимся зверюгой метался из стороны в сторону, закручивался то по часовой стрелке, то против, выбрасывал страшные языки бурана в самых неожиданных направлениях. А где-то, в самом центре штормового фронта, внезапно настало затишье.
Маринка Серткова проснулась. Костер едва теплился. С трудом разгребая снег, вылезла из своего убежища и зажмурилась: на небе сияли три солнца — одно настоящее и два фальшивых. Но разобрать, какое из них настоящее, а какое — только его отражение, было практически невозможно — такие они были одинаковые и так на них было больно смотреть. Да Маринка таким вопросом и не задавалась, а просто обрадовалась, что буран кончился, она и олени целы-невредимы и можно двигаться в путь: в пятую бригаду хлеб вести…
…А над Полярным ураган свирепствовал вовсю. На аэродроме едва не перевернул АН-2. Порвал, как нитки, расчальные троса в два пальца толщиной, которыми крепился самолет. На море вдрызг изломал лед закраин…
Сержант Смолин, рядовые Романцев и Пантелеев стояли у вездехода. Сзади был закреплен дополнительный бак с горючим. По броне скребла снежная крупа. Сразу за воротами КПП сплошь бело-серое: ни неба, ни торосистых уступов снега — сплошь бело-серое, неотличимое.
Смолин присел на корточки, наклонился и ножевым штыком по насту снега, плотно сбитому ветром, начертил: W =
— Дубль-ве, — пояснил Смолин, — есть эффективность операции, то есть выполнения задания.
После знака равенства Смолин вновь начертил дубль-ве, открыл скобку, а в ней знак альфа: W = W(?.
— Альфа — условия, созданные для выполнения задания, — Смолин пристукнул варежкой по броне вездехода…
— Ага, — поддакнул Романцев и ткнул в бок Пантелеева. — Мы с тобой, Степушка, тоже в этой загогулине. А также наш дорогой командир.
Смолин, не обращая внимания на Романцева, рядом с альфой поставил икс: W = W(?, x,
— Икс — способ решения поставленной задачи: выбор маршрута, средств передвижения, которые дают возможность выполнить задание в необходимые трое суток… Еще…
Он не успел договорить — к машине шел майор Лесников. Все трое вытянулись.
— Товарищ майор! — начал рапортовать Смолин. — Спецгруппа по вашему…
— Вольно, вольно… — махнул рукой майор. — Как самочувствие? Какие у кого просьбы?
— На здоровьечко не жалуемся, товарищ майор, — отводя глаза, пробурчал Пантелеев. — Только через пять дней соревнования, товарищ майор. Первенство округа, товарищ майор.
— А вас никто с соревнований, Пантелеев, не снимает, — с неудовольствием сказал майор. — Сутки туда — сутки обратно, вот и успеете.
Смолин и Романцев в удивлении уставились на майора, а Пантелеев, разулыбавшись, забухтел:
— Через двое — это дело… А то сержант сказал — через трое, мол, а я ему, товарищ майор…
— Двое суток тебе, гвардеец, на все про все, — очень серьезно сказал майор Смолину и вздохнул. — Такой приказ… Ситуация изменилась.
— Приказ ясен, товарищ майор, — глядя ему в глаза, отчеканил Смолин.
— И счетчик твой уже полчаса как щелкает, — продолжал майор, взглянув на часы.
Смолин оттянул рукав куртки и тоже взглянул на циферблат: «10.21» — он запомнил эти цифры на всю жизнь.
— Романцев! — строго сказал майор.
Романцев вытянулся.
— То-то, Романцев, — так же строго произнес майор.
— Есть «то-то», товарищ майор! — отрапортовал Романцев, выкатывая веселые нахальные глаза.
Ворота КПП еще не успели закрыться, а вездеход уже превратился в едва видимое пятно и через мгновение исчез совсем в снежной круговерти. Только когда ворота закрылись, майор Лесников отвернулся, пошел прочь, но через несколько шагов остановился, увидев греческие буквы на снегу.
— Ишь ты… — пробормотал майор, — какие математики пошли…
— Товарищ майор! — орал на бегу прапорщик Сивак. — Синоптики…
— Стой! — гаркнул майор. — Не орать! Подойти и сказать.
— Я говорю, товарищ майор, — сипло сказал прапорщик, подойдя, — сводка… антициклон идет… може, всю хмарь разгонит. Тут усю дорогу то таки, то отак…
— Путаешь ты все, Сивак, — нахмурился майор, размышляя.
— Та ни, товарищ майор, — прапорщик Сивак для пущей убедительности даже руки к груди прижал. — Ей-бо, антициклон…
— Ты путаешь, Сивак, южное побережье Белого моря с северным побережьем Черного. На морозе вон кричишь… Формулу затоптал…
— Яку?.. — вконец растерялся Сивак, высоко задирая ноги.
Майор присел на корточки и после икса написал еще ? — эпсилон:
— Вот так будет, математики… — вздохнул он грустно.
Позади из-под гусениц вездехода снег — веером, как у торпедного катера. Впереди в пяти шагах — колеблющаяся белая стена. Но Пантелеев вел машину твердо. Сверял направление по компасу на правом запястье. Романцев, посвистывая, занимался рацией. Смолин колдовал над картой, вымеривал что-то циркулем, сносил на линейку…