Поединок. Выпуск 8 - Ромов Анатолий Сергеевич. Страница 69

— Володь-ка-а!

Он ринулся к окну и высунулся в его пустой проем.

Внизу стоял Клешков и таращился вверх.

— Санька! — крикнул он, а тот ответил ему криком сплошной радости, и тогда он почувствовал: победа! Они же опять победили! Потому что революция должна побеждать! Всегда!

РАССКАЗЫ

ВАЛЕРИЙ ГУСЕВ

НЕПОНЯТНАЯ ИСТОРИЯ

1

С утра Андрей заглянул в магазин — проверить, не отпускает ли Евдокия водку раньше одиннадцати часов. При его появлении несколько мужиков озабоченно вышли из очереди и, будто вспомнив неотложные дела, гуськом, послушно, по-детски подталкивая друг друга в спины, выбрались на улицу. Один только Тимофей-Дружок смело задержался «поприветствовать милицию». Он браво поднес к ломаному козырьку кепчонки крепко сжатую ладонь, из которой нахально торчал уголок смятой рублевки, вытянулся и замер, хлопая глазами.

— Ты что, выходной сегодня? — строго поинтересовался Андрей.

— Никак нет, товарищ участковый, — несу трудовую вахту на вверенном мне участке молочной фермы.

Тимофей любил выражаться «культурно», к бранным словам относился брезгливо, в разговоре пользовался все больше заголовками газетных статей.

— Еще раз пьяным увижу, — не стал церемониться Андрей, — оформлю на лечение.

— Не подведу, товарищ участковый. Отвечу на вашу заботу ударным трудом.

Он по-солдатски развернулся и, умело скрывая разочарование, качнувшись у двери, вышел строевым шагом на крыльцо, огляделся, потом уныло побрел на ферму.

Старая Евменовна, дотошно изучавшая у прилавка поблекшие ценники на конфеты — решала, какие послать внукам в армию, — одобрительно закивала головой, хоть ничего не поняла. Потом быстренько выбрала те, что «рупь ровно», и, прижимая кулек к груди, засеменила за участковым.

Андрей, выйдя из магазина, присел на скамейку и, сняв фуражку, положил ее рядом.

В селе было тихо. Изредка гремело ведро, падая в колодец, слышался где-то на дальнем конце глухой стук топора, противно, с явной неохотой, задребезжала коза у Пантюхиных. И только во всю мочь горланил запоздалый петух председателя.

Трудно Андрею было работать. Правда, признали его сразу — сумел себя поставить. Но ведь чуть не все сельчане — родня, друзья, знают его с детства. Теперь вот многие держат обиду на него — не узнают при встрече, отворачиваются, особенно после того, как повел непримиримую борьбу с пьянством. Прежний участковый был не из местных, для всех чужой, для каждого — понятная, законная власть. Андрей же вроде свой, должен, по мнению многих, иногда и поблажку сделать, в положение войти. Не входит. Правда, на селе заметно спокойнее стало, порядку прибавилось. И помощники настоящие появились, и дружина стала работать как надо, со строгостью. Но многие еще косятся на него, никак не поймут, что не для себя, не для авторитета своего старается. А с другой стороны, случится что — все-таки к нему бегут, у него ищут и помощи, и защиты, и совета. Непонятная история...

Евменовна осторожно, как на гвоздики, присела рядом, пристроила кулечек на худых коленках, завздыхала, косясь на Андрея, ждала, не спросит ли сам, что ей надо.

Смолоду она была красавица редкая. И если случается, что и на склоне лет остается что-то в человеке от былой красоты — стать ли, упругая ли поступь, а то и свежий голос и ясная мудрость во взгляде, то Евменовна к старости все потеряла, живая баба-яга стала: нос — крючком, подбородок тянется к нему волосатой бородавкой, щеки ввалились, да и голос обрела новый, как у пантюхинской козы. Даже характер преобразился, будто и душа старела вместе с телом: была бойкая на язык — стала сварливая, легкую живость поменяла на суетливую пронырливость, вместо общительности приобрела надоедливость. Никто и не заметил, как веселая фантазерка и безобидная болтушка превратилась в ярую сплетницу и выдумщицу, сменив природный ум на упорную хитрость. И это бы еще ничего, но, смолоду привыкнув быть на виду, до сей поры любила Евменовна, чтобы о ней поговорили, вечно изобретала себе приключения, лишь бы внимание привлечь. Андрею доставало с ней хлопот.

Бабка покончила со вздохами, перебрала, уложила складочки юбки, перевязала платочек. Андрей тоскливо ждал.

— Андрей Сергеич, а ведь я заявление тебе несу. Для принятия мер. К Лешему — охотничьему егерю — ходила: не берет, ругается, ногами топает. Ты б, говорит, не шлялась по лесам, а на печке б сидела. А если у меня характер неспокойный, если...

— Я твой характер знаю, — улыбнулся, перебивая, Андрей. — Говори, пожалуйста, о деле.

— Помнишь, Андрюша, как ты мне быстро корову разыскал, — польстила бабка, — теперь снова выручай, беда пришла: от мишки избавь — чуть в лес не утащил.

— Какой Мишка? — не сразу понял Андрей. — Курьянов, что ли? Нужна ты ему, как же!

Евменовна законфузилась кокетливой улыбочкой, игриво отмахнулась конопатой лапкой, собрала сухие губы в ладонь:

— Андрюша, не смейся над старой — грех ведь. Какой Курьянов? Он уж до завалинки доползти не сумеет. Медведь за мной ходит. Вчера всю дорогу из Оглядкина следом перся, паразит, и мычал, как корова недоеная.

Зашептала, приблизившись:

— Знаешь, в народе говорят, если медведь вдовый, так он еще с лета бабенку себе присматривает, чтоб в берлоге теплее зиму коротать. А как бабенки нынче все крашеные, в пудре-помаде да духами обрызганные, так он ими брезгает, а я, видать, ему в аккурат пришлась. Да и не молодой уже, верно, в годах — морда и загривок седые, по себе, значит, подбирает, охальник.

«Совсем спятила», — сердито подумал Андрей, отодвигаясь.

— А чего тебя в Оглядкино занесло?

— Ну а как же? Бабы говорят, туристы там остановились, в Хмуром бору, — так поговорить с ними хотела, пообщаться, новости узнать, рассказать чего.

— Правильно Леший тебе посоветовал — на печке сиди, а по лесам не шляйся!

— Помоги, Андрюша, не дай бог, припрется ночью, утащит в лес — совсем ведь пропаду. Какая ему из меня сожительница!

Еще до армии — Андрей помнил — побрызгали Синереченские леса с самолета, чтоб извести какого-то вредного жучка, да так крепко побрызгали — не то что ежика, комара в лесу не осталось. В последние годы ожил старый лес, помолодел, зазвенел птицами, боровая дичь откуда-то взялась, лоси осмелели, волк за ними с севера потянулся. Вот и медведь объявился. Если, конечно, не врет Евменовна, гораздая придумывать что-то уж вовсе несуразное.

— Сходи, Андрей Сергеич, — ныла бабка, — и туристов погляди — вроде уважительные ребята, чайком с конфеткой меня напоили, да уж больно костры шибкие жгут и водки в кустах цельный мешок прячут. Вот пойдешь поглядеть и медведя застрели, ладно?

— Нельзя его стрелять, — теряя терпение, отрезал Андрей и встал. — Он на весь край один. На развод оставим. А ты не бегай от него, не бойся — не польстится он на такое сокровище.

— Смейся, смейся, внучок, — со злостью зашамкала ему вслед баба-яга, — кабы не заплакать тебе, злорадному!

2

Андрей забежал на минутку к себе, снял с вешалки планшетку, проверил, есть ли в ней на всякий случай бумага и бланки. Открыл сейф, достал пистолет, подумал, подумал — и положил обратно...

В Оглядкине Андрей оставил мотоцикл и пошел искать туристов. Нашел он их легко, поздоровался, осмотрелся. Ни «шибкого» костра, ни водочных бутылок не обнаружил. Ребята оказались аккуратные, из настоящих туристов. Стоянку держали в порядке: палатки туго натянуты, костерок обложен камнями — не поленились с речки натаскать, топоры торчали в старом пеньке, а не в живом дереве, как иногда бывает, даже ямка для мусора отрыта и прикрыта лапником от мух.