Гуд бай, Арктика!.. - Москвина Марина Львовна. Страница 2
Ну, Толик – понятно: гляциолог. А Дэвид-то – художник! Что он Гекубе, что ему Гекуба?
Так вот он придумал пронзительную работу – обнаженная беременная женщина, сотканная из света, шагает по отвесной стене ледника, трепетная, беззащитная – перед человечеством и вселенной.
И в этом странном соединении живого, теплого существа, нацеленного на будущее, и голого льда, столь же уязвимого, тающего, который отламывается и обрушивается в море айсбергами, рождается могучий символ и смысл.
Льдины падают и плывут по Ледовитому океану, она шагает, босая, по льдинам, по ледяной воде – с такой доверчивостью, что прямо оторопь берет.
– Вряд ли можно сказать, что искусство решает все, оно не решает ничего, – сказал кто-то из участников той, предыдущей, экспедиции. – Но мы, художники, писатели и артисты, на языке художественных образов поведаем миру, что изменение климата уже произошло. Само собой, всем пора задуматься, что с этим делать. И, в конце концов, хорошо бы выяснить, черт возьми, сколько нам тут еще осталось?
А то мы как в анекдоте, ей-богу! Рабинович пошел на лекцию по астрономии.
– Через пять триллионов лет, – услышал он, – солнце погаснет, и жизнь на Земле прекратится.
– Простите, – встрепенулся наш герой. – Через сколько лет, вы сказали?
– Через пять триллионов.
– Ну, слава богу, – вздохнул он с облегчением. – А то мне послышалось «через пять миллиардов»!
А мы с Леней хотим, чтобы наши Тишковы-Москвины и через пять триллионов лет увидели небо голубое, речку Клязьму и даже могли бы в ней искупаться. Чтобы лето было – летом, а зима – зимой.
– И чтоб они так же могли кататься на лыжах, – добавил Леня, – как мой папа, географ и учитель физкультуры.
Естественно, я с нетерпением ждала письма из Лондона, и вскоре мне прилетела весточка от координатора Нины Хорстман:
«Дорогая Марина!
Мы посоветовались и решили: пожалуй, ваш семейный подряд – это не самая плохая идея…»
И вопрос к Лене: понимает ли ваша жена английский язык? Нам надо ее биографию на английском.
К счастью, с древнейших времен сохранилось мое жизнеописание – его перевел папа Лев, известный полиглот, когда мне было девятнадцать лет.
– У-у, – сказал Леня разочарованно. – Лучше бы такую, где тебе уже… тридцать девять.
Потом Нина прислала анкету, где спрашивала, какое у нас здоровье. И три ответа на выбор: «excellent», «good» и «so so».
До этого момента мы предпочитали южные теплые страны в бархатный сезон, но и на Красном море Тишков умудрился простудиться и потом кашлять несколько месяцев, разрывая мне сердце в клочья. Все у него протекает в самой зловредной форме. Мыслимое ли дело – подхватив пустяковый насморк, мы потом год исследуем его гайморовы пазухи.
Ослабленный иммунитет Леня объяснял тем, что в 1957 году на Урале около его городка Нижние Серги произошел взрыв ядерного реактора, о чем никого не оповестили. Еще у них в воде, он жаловался, всегда не хватало йода.
К тому же мы только вернулись из Балаклавы, где у входа в бухту Леней был установлен маяк в виде водолаза.
– Это сокровенная идея великого советского скульптора Веры Игнатьевны Мухиной. Она не смогла ее осуществить по причинам, от нее не зависящим, так вот мой долг – сделать это! – заявил Тишков.
Через неделю уже стоял на пирсе огромный водолаз и приветствовал светом своей головы курортников Крыма, проплывающих на катерах и джонках в сторону Серебряного и Золотого пляжей.
Состоялось грандиозное открытие монумента – Леня в мегафон держал речь на теплом ветру, вспоминая о славных водолазных традициях ЭПРОНа: в двадцатые годы на колоссальнейших глубинах Балаклавской бухты местные водолазы по заданию Дзержинского пытались отыскать и поднять со дна затонувшее британское судно «Принц», битком набитое золотом и разными другими сокровищами.
В результате мы перегрелись, простудились и почти смертельно отравились.
Словом, не то чтоб мы были законченные инвалиды, но к арктической экспедиции потихоньку восставали из пепла, как птица Феникс.
– Я подчеркнул слово «good», – сказал Леня после некоторых раздумий, – не стал подчеркивать «excellent».
Третье письмо пришло седьмого сентября, за пару дней до отплытия:
«Было бы неплохо, чтобы Марина как можно скорее написала толстую книгу про наше мореплавание.
И чтоб она уже вышла к Новому году».
Глава 3
Гимн черных пуховиков
Два человека, которых укачивает даже в метро, принялись энергично снаряжаться в трехнедельное плавание по бушующему Северному Ледовитому океану.
Леня сразу положил возле чемодана валенки с галошами, которые подарил ему писатель Сергей Седов, когда перестал быть дворником. И уральский ватник своего отца, учителя физкультуры и географии.
Нас только смущало, что англичане с канадцами станут смеяться над нами, на фотографии они вон какие изображены – стоят на фоне парусника, расправив плечи, в непродуваемых пуховых куртках, непромокаемых штанах, у всех ботинки суперсовременных моделей, рассчитанные на снег и ветер и звезд ночной полет, а на шапке у каждого красуется парусник и подпись «Саре Farewell».
Мы принялись разглядывать их экипировку буквально в лупу, но первая мысль была, конечно: нам это все выдадут. Мы так и решили: приедем и получим со склада – башмаки арктические, шапки с вышитым кораблем, штаны на тюленьем меху. И прекратили волноваться насчет одежды. Сказал ведь Иисус: «Не надо беспокоиться с утра до вечера о том, что вы наденете. Вон лилии не думают о таких вещах, а прекраснее всех!»
И так навалилась куча предотъездных забот.
Мне, например, надо было привести в порядок бумаги, рукопись незавершенного романа. Когда отправляешься в подобные экспедиции, что-то оканчивается в твоей жизни. Даже если ты возвратишься, то уже не таким, как был раньше, а совсем другим. Тот человек, который уехал, в любом случае уже не вернется. Я это предчувствовала, поэтому всех обзвонила, у всех попросила прощения, покаталась на роликах напоследок с другом Седовым в Ботаническом саду…
А поближе к отъезду на всякий случай спрашиваю у Нины: вот эти костюмы английских колонизаторов нам выдадут напрокат или каждый у вас утепляется, кто во что горазд?
Ответ ее грянул как гром среди ясного неба: кто во что горазд.
«Главное для вас, – она писала, – на протяжении всего нашего мореплавания оставаться теплыми и сухими. Для этого лучше покупать вещи из gore-tex и полипропилена, чтоб они “дышали” и не промокали. Ничего нет хуже, – восклицала она, – чем ветер, продувающий вашу насквозь промокшую одежду!»
Далее следовал список довольно специфических предметов, которые по сей день в нашей среднерусской полосе раздобыть одним махом практически невозможно.
Хорошо, Толя Топчиев летом поза-поза-позапрошлого года возил меня в магазин «Экстрим» на другой конец Москвы покупать со скидкой горные лыжи. Мы приобрели лыжи, но забыли о палках, так что все эти годы я еще пока не каталась, а ждала оказии, когда вновь смогу очутиться в столь уникальном магазине.
Случай не замедлил представиться.
Мы добрались на метро до «Речного вокзала» и мгновенно потерялись: за прошедшие несколько лет у меня вылетело из головы, как дальше ехать.
Леня с пристрастием оглядел народ, толпившийся на перроне. Мимо шли усталые женщины с кошелками, гастарбайтеры, батюшка с бородой и в рясе, какие-то зазывалы кричали:
– Брильянты за полцены! Практически бесплатно – в хорошие руки!!!
Спрашивать этих людей о таком особенном магазине значило оскорбить их человеческое достоинство. Ястребиным взором в толпе наметил Тишков культуриста в майке с надписью «No Limits» – именно такой молодой человек, пышущий здоровьем, мог быть в курсе. И угадал.