Македонский Лев - Геммел Дэвид. Страница 29

— Любовь? Да что ты об этом знаешь? Я буду вспоминать ее с великим презрением — и особенно запомню тот миг, когда сказал ее отцу, в ее присутствии, о цене, которую он должен заплатить за мой позор. Она тогда не была прекрасной, полукровка, она упала на колени перед своим отцом и стала в слезах умолять его не отправлять ее на смерть.

— Ты попросил ее смерти?

— Я потребовал ее смерти — так же, как потребовал твоей.

— Что ж, — сказал Парменион, чувствуя, как сердце наполняет ярость, но держа ее в узде, — ты прошел с ней свой собственный путь. Теперь посмотрим, умеешь ли ты драться так же хорошо, как ненавидеть.

Нестус внезапно напал. Меч Леонида взметнулся вверх, и железо лязгнуло о железо, когда Парменион парировал удар. Нестус провел обратный взмах, но Парменион его заблокировал.

Наблюдатели носились вокруг бойцов. Ксенофонт отошел в тень навеса, где сел, подавшись вперед и опершись подбородком на руки, ловя каждое движение. Он видел, что у Нестуса больше силы, но Парменион был быстрее. Их мечи звенели в такт, и несколько минут они кружили, проверяя способности друг друга, затем меч Пармениона ударил сверху вниз, оставив поверхностный порез на плече Нестуса. Выступила кровь, обагряя синюю тунику парня. Ксенофонт поднялся и присоединился к группе наблюдателей, которые приветствовали Нестуса и болели за него. Нестус провел атаку, посылая колющий удар Пармениону в горло, но Парменион шагнул в сторону и устремил клинок в противника, меч вспорол кожу и скользнул по ребрам. Рыча от боли, Нестус отступил. Кровь текла уже из двух ран, и наблюдатели умолкли. Парменион наметил удар в голову, но обрушил меч вниз, ударив в левый бок противника. Ребро хрустнуло при столкновении, и Нестус закричал от боли, лишь отчасти парировав второй удар, еще шире открывший рану. Теперь кровь пропитала его синюю тунику и стекала по ноге.

— Довольно! — закричал Ксенофонт. — Разойдитесь!

Оба проигнорировали его. Шагнув ближе, Парменион блокировал слабый удар и вонзил свой меч Нестусу в живот. С душераздирающим воплем Нестус бросил клинок и упал на колени.

Парменион высвободил свой меч и посмотрел на противника. — Скажи мне, — процедил он, — так ли выглядела Дерая, когда стояла на коленях, вымаливая жизнь?

Нестус пытался остановить вытекающую из живота кровь. Он посмотрел вверх и увидел глаза Пармениона. — Не надо… больше, — взмолился он.

— Ты пришел за смертью. И нашел ее, — сказал Парменион.

— Нет! — вскричал Ксенофонт, когда Меч Леонида взмыл вверх и обрушился на горло коленопреклоненного парня, взрезая жилы и сокрушая шейные позвонки. Нестус повалился на бок.

Парменион отвернулся от трупа и устремил взор на Леонида. — Подними его меч, — подстегнул юношу Парменион. — Давай! Возьми оружие — и умри, как умер он.

— Ты дикарь, — сказал Леонид, видя огонь безумия в глазах Пармениона. Юный спартанец подошел к Нестусу, перевернул его на спину и закрыл ему глаза.

Ксенофонт схватил Пармениона за руку. — Теперь уходи, — сказал полководец, понизив голос. — Уходи.

— Никто больше не желает биться со мной? — вскричал Парменион. Он обвел глазами наблюдателей, но никто не захотел встречаться с ним взглядами.

— Уходи, — приказал Ксенофонт. — Это не прилично.

— Прилично? — Парменион вырвался из рук Ксенофонта. — Приличие? Они убили Дераю и приехали убивать меня. Где во всем этом приличие?

Ксенофонт повернулся к Леониду. — За домом есть небольшой воз — на нем вы сможете отвезти Нестуса к его семье. Предлагаю ехать сейчас же. — Он обернулся к Пармениону. — Спрячь клинок в ножны, больше здесь боев не будет. Разрешение на поединок было только одно, и теперь оно израсходовано. Дальнейшее кровопролитие ни к чему не приведет.

— Нет, — сказал Парменион, — они пришли меня убивать, так пусть попробуют. Пусть попытаются теперь.

— Если не уберешь свой меч и не вернешься в дом, следующим, с кем тебе придется драться, буду я. Я ясно излагаю?

Парменион моргнул и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но у него не оказалось слов. Он бросил меч и побежал в дом. Клеарх и Тинус стояли в дверях, но они посторонились, пропустив его внутрь. Он сел в своей комнате, сознание его металось. Дерая ушла. Сейчас она была еще жива, где-то в море; но всего через несколько дней будет мертва, и он не узнает, когда пробьет ее час.

Открылась дверь и вошел Клеарх, неся ковш воды и полотенце. — Лучше смыть кровь, — посоветовал слуга, — и поменять тунику. Что пожелаешь на ужин?

Парменион потряс головой. — Ужин? Я только что убил человека. Как ты можешь спрашивать меня об ужине?

— Я убил много людей, — сказал Клеарх. — Но как это относится к еде? Он был жив. Теперь — нет. Он был дураком; надо было ему послушать Ксенофонта, да отдохнуть сначала хорошенько. Но он не стал. Так что… чего желаешь вкусить за ужином?

Парменион встал, почувствовав легкое прикосновение, и посмотрел в лицо старика. — Ты не презираешь меня, так? Почему? Я знаю, что ты недолюбливал меня, когда был моим судьей на Играх. Так почему сейчас ты дружелюбен ко мне?

Клеарх встретил его взгляд и усмехнулся. — Человеку свойственно менять его мнение, парень. Теперь, раз ты, похоже, не в состоянии решить, что будешь есть, я приготовлю тебе немного рыбы в кислом молоке; она хорошо пойдет на пустой желудок. Теперь мойся и переодевайся. Завтра тебе предстоит долгий путь верхом.

— Завтра? Куда я отправляюсь завтра?

— Коринф, возможно, подойдет для начала, но думаю, Ксенофонт отправит тебя в Фивы. У него там есть один друг, человек по имени Эпаминонд. Он тебе понравится.

— У нас бывают такие смелые мечты, — говорил Ксенофонт, пока они шли вдвоем по саду под ярким лунным светом, — и порой боги смеются над нами. Я желал покорить Персию, повести объединенное войско в величайшее царство мира. Вместо этого живу как отошедший от дел старикан. Ты желал обрести любовь и счастье; но лишился и того, и другого. Однако ты молод, Парменион, у тебя еще есть время.

— Время? Без Дераи всё теряет смысл, — отвечал Парменион. — Я ощущаю это глубоко в душе. Она была единственной. Мы были так близки в эти пять коротких дней.

— Знаю, это прозвучит жестоко, но, возможно, твоя страсть обманывает тебя. Ты еще не набрался жизненного опыта и, быть может, слегка обезумел. А в Фивах есть много женщин, способных сделать мужчину счастливым.

Парменион посмотрел на искуственный пруд, глядя как убывающая луна отражается в его поверхности.

— Больше я не полюблю, — произнес он. — Никогда больше не открою своего сердца, чтобы снова испытать такую боль. Когда умерла мать, я почувствовал себя брошенным и одиноким, но где-то глубоко в душе предвидел такой конец — и, возможно, готовил себя к нему. Но Дерая? Как будто зверь с огромными когтями возник внутри и вырвал мне сердце. Я ничего не чувствую. У меня нет ни грез, ни надежд. За миг до поединка я хотел, чтобы Нестус убил меня. Но он сказал мне, что потребовал смерти Дераи.

— Не очень умно с его стороны, да? — сухо заметил Ксенофонт. Парменион не улыбнулся.

— Убив Леарха той ночью, я испытал нечто сродни удовольствию. Я праздновал его смерть. Но сегодня я убил человека, который не заслуживал смерти, увидел, как огонь жизни гас в его глазах. Что хуже всего, он умолял меня не наносить смертельный удар.

— Он бы умер в агонии от ранения в живот, — сказал Ксенофонт. — Как бы там ни было, ты положил конец его страданиям.

— Но суть не в этом, правильно? — тихо спросил Парменион, глядя среброволосому афинянину в лицо.

— Да, суть не в этом. Ты уничтожил его, и на это больно было смотреть. Ты также нажил себе врагов. Никто из видевших поединок не забудет, как он погиб. Но в Фивах ты сможешь начать новую жизнь. Эпаминонд хороший человек, и у него найдется место для тебя.

Парменион сел на мраморную скамью. — Дерая видела сон обо мне, но он был ложным. Ей снилось, что она стоит в храме, и я пришел к ней, одетый как полководец; она назвала меня Македонским Львом.