Македонский Лев - Геммел Дэвид. Страница 7
— Какое построение будешь использовать?
— Новое, — и Парменион вкратце изложил свой план.
Гермий выслушал молча, а потом закачал головой.
— Ты не должен делать этого, Савра! Прошу, послушай меня! Это немыслимо!
Удивленный реакцией друга, Парменион хохотнул:
— Это же всего лишь потешный бой, Гермий. Деревянные солдаты и игральные кости. Не самая значительная победа, так ведь?
— Да, да, но… они никогда не допустят этого. Боги, Савра, неужели ты не видишь?
— Нет, — ответил Парменион. — Так или иначе, кому это важно? Никто не высидит двухчасового состязания. Победа или поражение — все будет решено в считаные минуты.
— Я так не думаю, — прошептал Гермий. — Давай-ка возвращаться.
Двор дома Ксенофонта был полон людей, гости занимали сидения напротив западной стены, где они могли сидеть в тени. Парменион беспокоился о том, что выдает своим латаным-перелатаным хитоном собственную бедность; но у его матери был лишь один маленький земельный надел, и при том скудном доходе, что она получала, ей надо было изыскать деньги на еду и одежду и оплачивать занятия Пармениона. Все юноши Спарты должны были обеспечивать себя едой и проживанием, и неспособность платить значила потерю статуса. Когда нищета обрушивалась на семью, все ее члены теряли не только право голосовать, но лишались также права называться спартанцами. Это был величайший позор, какой только мог постичь мужчину. Выдворенный из бараков, он должен был наняться на работу и стать немногим лучше илота.
Парменион отряхнулся от мрачных мыслей и взглянул на будущее поле боя — квадрат в десять футов шириной, покрытый песком. Тут же стояли рядами вырезанные из дерева солдаты. Золото слева, Кровь справа. Выцветшие и не украшенные, они по-прежнему были прекрасны. Спустившись вниз, он поднял первый ряд Золотых гоплитов; они были вырезаны из белого дерева, но годы сделали их желтыми. В линии было только десять фигур, прикрепленных к маленькой планке, но они изображали сотню тяжеловооруженных воинов, сжимавших круглые щиты, копья и короткие мечи. Они были вырезаны тщательно, вплоть до кожаных юбок и бронзовых гребней. Только их шлемы на сегодня устарели: прикрывающие лица и украшенные плюмажем, они были отменены тридцать лет назад. Но эти фигуры были древними и почти священными. Великий Леонид по легенде использовал их, когда выиграл Одиннадцатые Игры.
Парменион оставил спартанский строй и перешел к скиритаям. Они были вырезаны не столь тщательно и не были такими уж старыми. У них не было копий, и носили они круглые кожаные шапки.
Тень упала на Пармениона. Он поднял глаза и увидел высокого человека в желтой, вышитой золотом тунике. Он редко видел столь безупречно выглядящего воина: золотые с серебром волосы, голубые, как летнее небо, глаза.
Человек улыбнулся ему: — Ты, должно быть, Парменион. Добро пожаловать в мой дом, юный командир.
— Благодарю, господин. Оказаться здесь — великая честь.
— Да, это правда, — согласился Ксенофонт. — Но ты заслужил эту честь. Пойдем со мной.
Парменион последовал за Ксенофонтом в темный альков, украшенный чудесными изображениями пурпурных цветов, покрывавших стены подобно царской мантии.
— Жребий уже брошен, и тебе выпало сделать ход первым. Скажи мне, какие три первых приказа ты отдашь, — сказал Ксенофонт.
Парменион глубоко вздохнул. Кажется, впервые нервы подводили его, и он понял, что смотрит назад, на толпу во дворе. В реальном сражении, лишь начнется схватка, быстрая смена стратегии почти невозможна, ибо не удастся перестроить тысячи воинов, которые уже отчаянно бьются, звеня мечами и сшибаясь щитами с неприятелем. Вот почему в Игре первые три приказа передавались судьям, и таким образом участник состязания не мог внезапно поменять свое решение, увидев более сильный ход со стороны своего противника.
— Я жду, молодой человек, — прошептал Ксенофонт.
Парменион обратил горящие синие глаза на величественного афинянина. И ответил ему, следя за реакцией пожилого мужчины.
Ксенофонт выслушал невозмутимо, потом усмехнулся и покачал головой.
— Вмешиваться с советами — не дело Старшего Судьи, так что я скажу лишь, что если Леонид изберет одну из четырех — или, может быть, пяти — возможностей, ты будешь катастрофически разбит. Ты, конечно же, учел это?
— Да, господин.
— А учел ли ты также вопрос традиции и спартанской гордости?
— Я желаю только выиграть сражение.
Ксенофонт поколебался. Он уже превысил свои полномочия. Наконец, он вздохнул и вернулся к ритуалу.
— Пусть боги благоволят тебе, Спарта, — сказал он, поклонившись. Парменион ответил таким же поклоном и увидел, как афинянин зашагал к месту, где ожидал Леонид. Он тяжело сглотнул. Если военачальник был дружен с Леонидом, то он мог и посвятить того в боевой план Пармениона…
Даже не думай об этом! Ксенофонт великий полководец, устыдил себя Парменион, и он никогда не станет ввязываться во что-то настолько подлое. Это был человек, который после поражения при Кунаксе видел, как жестоко убивали его товарищей, принял командование над деморализованной греческой армией и пробил себе дорогу через всю необъятную Персидскую империю к морю. Ксенофонт не станет предавать его.
Но он также отец Гриллуса, подумал Парменион, и друг семейства Леонида.
Люди встали с мест, и Парменион увидел, что входит Агесилай, сопровождаемый военачальниками и двумя любовниками. Царь поклонился, когда народ зарукоплескал ему, затем уселся в свое место в центре первого ряда, прямо перед песчаной площадкой. У Пармениона пересохло во рту, и он отошел туда, где стоял Гермий, поднявший взгляд от покрывала.
Ксенофонт подозвал к себе двух других судей. Несколько минут переговорив с ними, он сел рядом с Царем. Первый из судей — стареющий мужчина с коротко остриженными белыми волосами и аккуратно бритой бородой — поприветствовал Пармениона.
— Я Клеарх, — произнес он. — Я расположу армию, как ты приказал, командир. Ты можешь спрашивать у меня советы насчет временных рамок, но больше ничего другого.
Он открыл мешочек у себя на поясе и достал три игральных кости. На шести гранях каждой кости были проставлены номера, от трех до восьми.
— Чтобы решить количество потерь, я буду бросать эти кости. Кубики с большим и меньшим значением будут убраны, и оставшийся выпавший номер будет засчитан, как число павших. Ты понял?
— Конечно, — отозвался Парменион.
— Необходимо простое «да», - заметил Клеарх.
— Да, — сказал Парменион. Клеарх отошел к желтой деревянной армии, в то время как второй судья занял позицию на другом краю площадки у солдат из красного дерева.
В первый раз Парменион задержал взгляд на Леониде. Другие юноши улыбались ему, его глаза таили усмешку. Леонид был безусловно прекрасен, но, помимо желто-золотых волос и красиво очерченного рта, Парменион видел также уродство бессердечия в этом красавце.
По обычаю, оба соперника обошли песчаную площадку, чтобы сойтись лицом к лицу друг с другом.
— Уступишь ли ты Золотым Спартанцам? — спросил Парменион, следуя ритуалу.
— Алые Спартанцы никогда не сдаются, — ответил Леонид. — Готовься умереть.
Толпа зааплодировала, и Царь встал, подняв руку в призыве к тишине.
— Друзья мои, сегодня я приготовил особый подарок для победителя: один из семи мечей Царя Леонида!
Он поднял железный клинок вверх, где солнце поймало его, превратив в серебро. Великий возглас взметнулся вверх.
Леонид вплотную подошел к Пармениону.
— Я растопчу тебя, полукровка.
— Твое дыхание воняет хуже коровьей задницы! — ответил Парменион, наслаждаясь цветом, вспыхнувшим на щеках Леонида. Оба юноши вернулись на свои места.
— Начинайте! — скомандовал Ксенофонт.
Клеарх выступил вперед.
— Командир Парменион составил войска в Первое Лисандрово построение, со скиритаями на левом фланге, в шестнадцать рядов; спартанцы по центру, в шестнадцать рядов; и наемные метатели дротиков позади кавалерии справа. Командир располагается за центром своей армии, — Парменион видел, как несколько воинов в толпе закачали головами с неодобрением, и он мог угадать их мысли. Ни один командир не станет отправлять своих воинов сражаться за себя, если у него недостаточно смелости встать с ними в первых рядах.