Флэшмен на острие удара - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 41
Все было тихо, но из холла внизу лился тусклый свет, а через перила виднелись фигуры двоих, облаченные в белые мундиры и каски часовых, стоящих с саблями наголо у больших двойных дверей библиотеки. Мимо них прогуливался, покуривая сигарету, дежурный офицер. Мне пришло в голову, что бродить сейчас по дому в темноте вовсе не безопасно — они могут решить, что я не хуже Иста заделался шпионом. Поэтому я не стал медлить и через пару минут уже воссоединялся во всю мочь со своим любимым «цветком степей». О, она, помнится, просто пылала от страсти. После первого стремительного раунда мы выпили теплого вина, поболтали трепетно, подремали, после чего снова принялись за дело, медленно и нежно, и передо мной, как сейчас, предстает это прекрасное белое тело, витает аромат ее волос… Ах, как же мы, старые солдаты, бываем болтливы!
— Тебе нельзя слишком медлить, любимый, — говорит она наконец. — Даже пьяный казак не может спать вечно.
И она засмеялась, шутливо укусив меня за подбородок. Нежно поцеловав ее на ночь, я натянул ночную сорочку, еще разок стиснул ее прелести и выбрался в холодный коридор, ведущий к лестнице. Стоило мне достичь второй ступеньки, как я, оледенев от ужаса и со стучащим, как молот, сердцем, замер, прильнув к стене. На лестничной площадке кто-то был. Я слышал его, потом разглядел очертания в тусклом свете, лившемся из коридора, где располагалась комната графа. Облаченный, как и я, в ночную рубашку человек скорчился у арки, подслушивая. С облегчением выдохнув про себя, я понял, что это всего лишь Ист.
Этот придурок, встав посреди ночи, обнаружил, что казак уснул, и теперь воплощал в жизнь свои идиотские патриотические фантазии. Я тихонько присвистнул, и с удовольствием посозерцал, как Ист пытается проломиться сквозь стену. Потом подошел к нему и попробовал заставить не шуметь.
Скороход схватил меня за руку.
— Ты?! Флэшмен! — из горла у него вырвался хриплый звук. — Как?.. Что ты?.. Почему не сказал мне? — Я никак не мог понять, куда он клонит, пока Ист не зашептал лихорадочно: — Ты молодчина! Услышал что-нибудь? Они все еще здесь?
Этот чокнутый подумал, что я решил заняться его наушным ремеслом. Ну ладно, так мне хотя бы удастся избежать подозрений, что я творил разврат с предметом его обожаний. Я покачал головой. Маньяк закусил губу, и тут вдруг выдохнул мне в ухо:
— Ну, так скорее! На галерею — они все еще там!
И пока я, перепуганный насмерть, смотрел сквозь перила на застывших на страже часовых, Скороход стремительно пересек площадку. Мне не хватило смелости громким шепотом окликнуть его; скрытый в тени, он возился с задвижкой дверцы. Я лишь на мгновение задержался, прежде чем двинуться по направлению к своей кровати и безопасности, и тут из коридора послышался громкий зевок. Охваченный паникой, я, словно меня кнутом хлестнули, нырнул вслед за Истом к низкому проему, ведущему на галерею. «Назад, назад, чокнутый ублюдок», — шептали мои губы совершенно беззвучно — и последнее к лучшему, — ибо стоило открыть дверь, как звуки из библиотеки сделались отчетливо слышны. Сквозь расписные экраны, отделяющие галерею, просачивался свет. Если наш казак выйдет и посмотрит в сторону лестницы, тусклое мерцание, распространяющееся от входа, привлечет его внимание. Неслышно ругаясь, я протиснулся вперед, осторожно прикрыв за собой дверь.
Ист, пятками ко мне, распластался на полу галереи. В узком замкнутом пространстве между резными панелями и стеной стоял затхлый дух, как в церкви. Голова моя очутилась не далее чем в футе от экрана: слава богу, конструкция была достаточно надежной, лишь кое-где были прорезаны отверстия. Дрожа и отдуваясь, я лежал, слыша, как в библиотеке кто-то говорит по-русски:
— … так что до поры нет необходимости менять приказы. Предприятие достаточно солидное, и не стоит создавать путаницу.
Эти слова мне запомнились, потому что были первыми услышанными, зато следующие несколько секунд я, ухватив Иста за ногу и жестами пытаясь вдолбить ему в голову необходимость убираться отсюда чем скорее, тем лучше, был слишком занят, чтобы обращать внимание на разговор. Но мой приятель, чтоб ему лопнуть, не собирался двигаться с места, показывая мне, что надо лежать тихо и слушать. Так я сделал, и мы вызнали целый ряд первоклассных военных тайн, ни больше ни меньше: про назначение генерал-комиссара Омской губернии и про грядущую отставку парня, командующего в Оренбурге.
«В Конной гвардии своих задниц бы не пожалели за такие секреты», — раздраженно подумал я и собрался уж было уползти, предоставив этой бестолочи-Исту в одиночку страдать своей опасной манией, как вдруг из библиотеки до меня донесся усталый, хриплый, но хорошо поставленный голос. Он назвал имя, заставившее меня замереть, насторожив уши.
— Итак, мы пришли к согласию по поводу наших планов? Отлично. Благодарю вас, господа. Вы хорошо поработали, и мы очень довольны представленными вами рапортами. Прежде всего речь идет о «Номере семь», разумеется. — Последовала пауза. — Хотя час и поздний, граф Игнатьев согласится, быть может, познакомить нас с основными его пунктами?
Игнатьев. Мой хладнокровный приятель из конторы регистратора. Без видимой причины сердце мое заколотилось еще быстрее, чем раньше. Осторожно повернув голову, я прильнул глазом к ближайшему из отверстий.
Стоявший под нами роскошный стол Пенчерьевского был ярко освещен и завален бумагами. Вокруг него расположились пятеро. На дальнем конце, лицом к нам, стоял Игнатьев — элегантный и важный в своем белом мундире; за спиной у него стояла та самая подставка, увешанная картами. Слева от капитана сидел крупный малый с седыми висками и в голубом расшитом кителе — маршал, не меньше. Напротив, справой стороны от Игнатьева, устроился высокий, с крючковатым носом и лысиной штатский; его подбородок покоился на сложенных ладонях. Высокая спинка придвинутого к ближнему концу стола кресла скрывала сидящего в нем, но мне показалось, что голос принадлежал именно ему, поскольку сидевший рядом адъютант произнес:
— Это необходимо, Ваше Величество? Все уже решено, и кроме того, я боюсь, что вы на сегодня уже перетрудились. Быть может, завтра…
— Нет, лучше сегодня, — заявляет сидящий, и в голосе его слышится жуткая усталость. — Я не настолько уверен в своем завтрашнем дне, как это было раньше. А дело крайне спешное. Прошу вас, граф, продолжайте.
Адъютант поклонился. Я почувствовал, как Ист разворачивается ко мне. На лице его было написано крайнее изумление, а губы беззвучно шептали: «Царь? Сам царь?»
Ну, наверное, кого же еще могли они называть «величеством»? [XXVIII*] Я не знал, но навострил глаза и уши, как только Игнатьев поклонился и встал вполоборота к карте. Его негромкий, металлический голос отражался от панелей библиотеки.
— «Номер семь», план, известный как экспедиция на Инд. С позволения Вашего Величества.
Я решил, что ослышался. Инд — это же в Северной Индии! Какого черта им там нужно?
— Пункт первый, — продолжает Игнатьев. — Учитывая, что внимание союзных сил, прежде всего Великобритании, приковано к вторжению в Крым, появляется возможность распространить нашу политику умиротворения и просвещения на неспокойные страны, расположенные между нашими восточными и южными границами. Пункт второй: вернейший путь воплотить в жизнь эту политику, а заодно нанести сокрушительный удар врагу, состоит в уничтожении, путем народного восстания, поддержанного армейскими силами, позиций Англии на индийском континенте. Пункт третий: время для военного вторжения сил Вашего Императорского Величества пришло, и нужно действовать безотлагательно. Вот почему речь идет об экспедиции на Инд.
Мне показалось, я перестал дышать — настолько невероятным было услышанное.
— Пункт четвертый. Вторжение будет предпринято силами тридцатитысячного корпуса, в том числе десять тысяч казаков. Генерал Дюамель, — Игнатьев поклонился лысому, — агент Вашего Величества в Тегеране, заверяет, что операция будет поддержана Персией, если ту удастся спровоцировать на войну с британским союзником, Турцией. Пункт пятый…