Санджар Непобедимый - Шевердин Михаил Иванович. Страница 92

— Как так? — насторожился Джалалов.

— Как, как! Да очень просто. Эмир тоже своих подсылает, чтобы его человека судьей выбрали.

— А вы от кого? — не удержался Курбан.

— Э, молодой человек, не все говорится вслух. Ну, вам уж я, так и быть, скажу, только тихонько. Кто такой Кудрат–бий, а? А кто друзья у Кудрат–бия, а? Сильные–друзья, и у друзей есть такие бумажки со львом единорогим, а? Хэ, хэ. Вот то–то и оно… Каждый думает о своем благе. Пусть эмир сидит себе в Кабуле и поторговывает каракулем, а большим хозяевам не больно он нужен. Да и на что он способен — их светлость, их высочество? Не успела пушка выстрелить, как он показал всем зад, а тут без него разбирайтесь. Нет, мы работаем не на эмира. Нам и без эмира будет у кого получать милость.

Некоторое время казий ехал молча. Но другие претенденты на пост судьи, видимо, очень тревожили Шахабуддина, так как вскоре он заговорил снова.

Он пытался снискать благорасположение воображаемых эмиссаров Кудрат–бия, за которых он принял Джалалова и Курбана. Теперь, когда ему показалось, что он выставил себя в самом выгодном свете, он стал расписывать, сколько он баранов зарежет, сколько и чего подарит кудратбиевским нукерам, сколько преподнесет почтенным лицам. Какой пир он задаст, если будет выбран на должность судьи, какие будут яства, каких он пригласит луноликих бачей, а может быть если удастся, даже крутобедрых танцовщиц для особо почетных гостей. Более того, пусть это будет небольшим нарушением предписаний шариата: он, Шахабуддин, будет смотреть сквозь пальцы, если среди угощения окажется несколько чайников с «живой водичкой». Тут Шахабуддин сладострастно хихикнул.

— Вы уж не беспокойтесь, — лебезил казий, — все будет, все будет. Скажите, друзья, куда вам пригнать по баранчику, где ваше место обитания? Только вы помогите мне. Я буду хорошим казием, во славу пророка, да будет он…

— Поможем, поможем, почтенный, — важно заявил Курбан. — Только во время тоя побольше нам горячительного, да обязательно объятия гурий. И все будет, как надо.

Казий пришел в восторг от заявления Курбана.

— Вы образец всех совершенств. Надеюсь на ваше содействие, — еще более льстивым голосом просипел он.

— Мы вам так поможем, — продолжал Курбан, — что вы всю жизнь будете помнить, а по всей стране гор и степей о выборах и о казий Шахабуддине будут сказки сочинять!

— И вы сделаете так, чтобы народ поддержал меня?

— Да, да, конечно, мы заставим народ выразить его подлинные чувства к вам… — Он не закончил свою мысль и радостно воскликнул: — Огонек, смотрите, огонек! Еще… и еще…

Лошади заспешили. Еще нельзя было что–нибудь разобрать в темноте, но чувствовалось, что дорога пошла под уклон.

Начался крутой спуск, лошади спотыкались и скользили.

— Черт! — вдруг воскликнул Джалалов:

— Что случилось? — спросил во мраке голос казия.

— Вода, мы едем по воде… Река, что ли?

Пошарив в кармане, Джалалов вытащил спички. Слабый красный огонек на секунду отразился в воде. Лошади, фыркая и отряхиваясь, жадно пили.

— Откуда здесь вода? — удивленно проговорил Шахабуддин. — Отсюда до реки шагов триста, неужели начался паводок?..

Путники с тоской поглядывали на мерцающие за рекой огоньки. Они стали сразу такими далекими и чужими. Усталость разламывала тело, ныли ноги, руки, голова раскалывалась, лицо горело.

— Ну, что же, мы так и дальше будем стоять? Всю ночь, что ли, с места не двинемся? — раздраженно протянул Джалалов. — Поехали!

— Нельзя, — проговорил сердито казий. — Нельзя ехать. Наверно, в горах дожди сильные прошли. Я видел днем большие тучи над Гиссаром — свинцовые, зловещие тучи…

— Тучи, это хорошо, — зазвучал голос Курбана, — но не можем же мы всю ночь сидеть здесь. Вы, господин казий, умудрены опытом, знаете здешние места. Дайте совет согласно… законам шариата.

Не поняв насмешки, Шахабуддин самодовольно проговорил:

— Как же, как же, сейчас все устроится. Тут близко один человек живет, старый сучи. Он меня знает. Если я его попрошу, он нас переправит через Сурхан так, что мы даже пяток не замочим. Я только попрошу, и ради меня он все сделает. Он очень хороший мусульманин и, как подобает, с уважением исполняет повеление знатных… О, я только мигну, и мы окажемся на том берегу.

Долго искали на берегу хижину перевозчика. Перебирались два три раза через небольшие протоки, обычно почти сухие, но сейчас наполненные черной и тяжелой водой, с ворчанием мчавшихся среди мохнатых кустарников. Заехали в тугай и долго не могли из него выбраться.

На хижину натолкнулись совершенно случайно.

— Эхей, сучи! — закричал, что есть силы, Шахабуддин. Но хижина молчала. В тишине глухо и монотонно

шумела река.

— Эй, кто тут есть?

Казий кричал долго и надрывно.

Когда Курбан хотел уже слезть с коня, вдруг заскрипела дверь и простуженный голос недовольно спросил:

— Что орете? Мешаете спать. — Громкий зевок сопровождал эти слова.

— Бож–же! Это вы, дорогой Самык! О знаток всех переправ, о искусный из искусных!

— Кто это? Кого там по ночам носит?! — все так же раздраженно спросил перевозчик.

— Это мы, казий сарыассийский, Шахабуддин.

— Ну, и что вам надо?

Джалалов подумал, что перевозчик совсем уж не так уважительно относится к казию и что едва ли им удастся сегодня добраться до кишлака.

— Времена! Ох, и времена, — простонал Шахабуддин, — ну, давай, веди хоть в свою конуру.

Тяжело пыхтя, он слез с лошади. Джалалов и Курбан пошли за ним.

В тесной хибарке хозяин раздул огонь. Из мрака выступило одутловатое его лицо, покрытое короткой, жесткой щетиной. Глаза старика заплыли, лысый череп лишь наполовину прикрывала потрепанная тюбетейка. Халат хозяина состоял из наслоений заплат, кое–как скрепленных толстыми суровыми нитками. Руки его непрерывно дрожали. Полную противоположность хозяину представлял казий. Его блестящий шелковый халат звонко шуршал, чалма ослепляла белизной. Толстые розовые щеки Шахабуддина были обрамлены седоватой бородой. Бегающие, непрерывно ищущие глазки вызывали брезгливое чувство. Что–то отталкивающее было во всем облике этого холеного сытого человека.

— Бож–же, — проговорил Шахабуддин, вдоволь наглядевшись на Джалалова и Курбана, — где же я вас видел?

Джалалов только пожал плечами, а Курбан, не сморгнув глазом, заявил:

— У вас в Сары–Ассия, — и добавил нагло, — в Сары–Ассия, когда их превосходительство соизволили посетить ваше жилище.

Стрела, посланная наобум, попала в цель.

— Тсс, — испуганно зашипел казий, косясь на хозяина, — хорошо, хорошо.

Хозяин пристально взглянул на Джалалова и Курбана.

— Неужто вы…

Курбан перебил его.

— Давно вы здесь живете, почтенный мастер?

— Давно, — коротко бросил старик и, повернувшись к Шахабуддину, сказал: — У меня для вас новость, господин.

Оказывается, старый казий Мансур, более известный в народе под именем Черная борода, снова появился на берегах Сурхана. Два десятка лет назад он был изгнан с судейской должности беком денауским за вольнодумные разговоры, сводящиеся к тому, что женщина по закону может свидетельствовать наравне с мужчиной. Удалившись от дел, Черная борода жил частным лицом в своем Дашнабаде у подножия гор. Раз в три года он появлялся в Сары–Аосия и выставлял свою кандидатуру на должность казия. Неизменно он терпел полную неудачу.

Сейчас он вновь появился. Он приехал три дня тому назад со своими преданными людьми и перемутил весь народ. Закололи множество баранов, день и ночь идет пир.

— Вы и сейчас можете убедиться в этом, — добавил старик. — Посмотрите, сколько костров горит на той стороне! Приглашены все имамы, муфтии, муллы, помещики. За дастарханом сидит одних только мутавалли до двадцати человек. Еще прибыли какие–то ходжи из Бабатага. Все они угощаются, смотрят на Черную бороду и шепчутся.

— Шепчутся? — испуганно переспросил Шахабуддин. — Чего же они шепчутся?

— Кто их знает! Наверно, хотят избрать его судьей, а вашу милость прогонят в три шеи, — невозмутимо ответил старик.