Священный лес - Гэсо Пьер Доминик. Страница 35

— Ты ничего не сумел добиться здесь, — говорю я ему. — В маленькой деревушке тебя отказались слушать даже по такому долу, как съемка похорон. Как же ты сумеешь в Согуру приказывать трем тысячам тома?

Старый зоги встает. Он говорит громко, и Вуане, переводя, вновь обретает свою обычную уверенность.

— Все слова, что ты сказал, правильны. Здесь приказывает Коли. И я не хотел распоряжаться. В Согуру я пойду первым, и ничто меня но остановит. Я главный при татуировке, я самый сильный. Чтобы иметь успех, мы пойдем греться — Вуане и я; гелемлаи еще не прошли, у нас есть время.

Оп встает и молча выходит.

Мы еще не знаем обряда, на который он только что намекнул, но нам известно, что тома считают огонь самой могучей силой. Они поддерживают его в хижине всю ночь напролет. Вуане как-то сказал нам: «Когда человек ест недостаточно мяса и если у него нет больше сил, нужно, чтобы он долго просидел у огня. Это заменяет мясо». В самых сложных обстоятельствах, когда знахарю нужно, например, одержать верх над своим противником, он удаляется в священный лес, делает вместе со своими помощниками нечто вроде плетеной корзины из сырого дерева, подвешивает се приблизительно в метро над землей, разводит под ней костер, забирается в корзину со своими талисманами и остается там, чтобы вызвать духов. Этот обряд должен повторяться семь дней подряд. Все это время следует соблюдать абсолютное половое воздержанно.

Вуане теперь явно не терпится вернуться в Тувелеу. По его словам, бесполезно ждать Тони.

— Люди в этой деревне упрямы, — говорит он. — Они будут все время ждать и ничего не проделают на наших глазах.

Нехотя мы соглашаемся последовать его совету и назначаем отправление на следующее утро. Ночью мы еще раз приводим в порядок аппаратуру. Жану все опротивело. Мы но перемолвились ни словом.

11

О носильщиках нечего заботиться — жители Ковобакоро так торопятся увидеть наш отъезд, что все здоровые мужчины предлагают нам свои услуги. Аппаратуру отправляют раньше нас. Впервые переход совершается в таком порядке. Чтобы избежать любой оплошности, невольной или умышленной, Жан, Вуане и я беспрестанно перемещаемся от головы к хвосту колонны.

Налетающие один за другим торнадо превратили сухие тропы в лоснящееся жирное месиво из глины. Крутые подъемы и спуски еще больше затрудняют переход.

Вместе с дождями появились красные муравьи, редко встречающиеся во время сухого сезона. Они пересекают тропы, словно потоки шириной до трех-четырех метров, и носильщики вынуждены быстро перепрыгивать через эти копошащиеся ручейки толщиной в четыре-пять сантиметров, чтобы избежать укусов «солдат».

Просто удивительно, с какой ловкостью проделывают тома эти трудные переходы с двухпудовыми ящиками на голове. Четыре человека, несущие особенно неудобный генератор, проявляют не меньшую сноровку, чем остальные.

Наш путь преграждает река шириной около десяти метров; через нее перекинуты связанные между собой ветви на шатких вилообразных подпорах, воткнутых в ил. Носильщики, держась очень прямо, без колебаний проходят со своим грузом; даже генератор без всяких осложнений переправляют на головах двух самых сильных мужчин. На том берегу тома останавливаются и наблюдают за нами. Раскинув руки, словно канатные плясуны, шатаясь и скользя сведенными судорогой пальцами по мокрой древесине, мы, видимо, выглядим очень смешно.

Два коротких, но сильных ливня захватили нас в самой чаще, между деревнями, которые, впрочем, часто попадаются по пути. Всюду горячий прием — не то что в Ковобакоро. Приходится останавливаться, чтобы поздороваться со старейшинами.

До Тувелеу один переход. Мы спешим, чтобы попасть туда до того, как разразится следующий ливень. Вдруг позади раздается крик. Останавливаемся. Подросток приносит нам цыпленка — подарок какого-то старика.

— Это дядя того, которого ты вылечил, — говорит Вуане. — Того, который всегда падает с пальмы. Старик очень огорчен, что ты его не дождался. Он вернулся со своего участка, чтобы увидеть тебя. Он посылает тебе цыпленка и хочет, чтобы ты пришел еще раз.

В Тувелеу мы чувствуем себя дома. Жители встречают нас проявлениями дружбы, которые особенно трогательны после вчерашних впечатлений. Мы водворяемся в нашей хижине. День проходит в хлопотах, в приведении аппаратуры в порядок. Мы с нетерпением ждем Тонн: уже темно, а его все нет.

К нашему удивлению, Тонн приходит пешком в одиннадцать часов вечера, весь в грязи и царапинах. Он оставил велосипед в Бофосу. Йуане и Зэзэ не верят своим глазам: они никогда но думали, чтобы белый мог передвигаться ночью, без лампы, одни в бруссе. Они встают, завернутые по обычаю тома в одеяла, приносят Топи в знак восхищения орехи кола и пальмовое вино и приказывают нагреть воды, чтобы он мог умыться.

Новость быстро распространяется по деревне. Старейшины, старухи, дети приходят к нам, чтобы узреть это чудо — белого, который ходит ночью, словно знахарь. Еще не успев прийти в себя, Топи шепчет:

— Дело плохо. Но об этом потолкуем потом.

Затем, уже громко, он рассказывает о своем путешествии:

— Я стремился во что бы то ни стало вернуться сегодня вечером. Кажется, праздник в Согуру состоится на этих днях. Я хотел вас предупредить. Я рассчитывал вернуться засветло, но из-за заболоченных речек, грязи, дождя запоздал. В небольшой саванне между Серису и Тувелеу мне стало не по себе: все казалось, что за мной следует какой-то зверь. Я чпркал спички и беспрерывно курил, потому что, кажется, хищники боятся огня.

— В этой саванне много пантер, — замечает Вуане.

— Да, и к тому же я то и дело терял тропу. В лесу, в темноте, это еще ничего, но в саванне… Наконец я разулся и стал лучше чувствовать дорогу. Войдя снова в чащу, в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, я услышал совсем рядом громкий вздох. Я отпрянул… Чиркнул спичкой. Это был бык. Я понял, что я пришел.

— Но, — сказал Вуане, — это же бешеный бык из Ковобакоро.

Тони, взволнованный задним числом, энергично ругается.

— Сейчас, — говорит Вуане, — все животные заперты из-за риса.

Молодые ростки должны скоро появиться из-под земли, и уже несколько дней вокруг деревин в чаще сооружена солидная ограда, привязанная от дерева к дереву лианами.

Как только мы остались одни в хижине, Тони поделился дурными вестями.

Всем уже известно, что мы татуированы и видели тайны тома. Начальник округа очень обеспокоен. Он говорит, что знахари готовы на все, чтобы наказать нас: отравить или даже поднять против нас население. Во избежание неприятностей он намерен отменить разрешение на съемки и отобрать уже снятые кадры. Нам нельзя больше терять ни минуты.

После короткой дискуссии мы решаем как можно скорее отправиться в Согуру, чтобы на месте подготовить почву и выяснить точную дату празднества.

Без всякой паузы Вуане продолжает тем же безразличным топом:

— Вы можете приготовить машины, сегодня придут гелемлаи.

Это первое предзнаменование большой татуировки. Через несколько дней мы будем наконец знать, как нам поступать.

— Дождались, — мрачно констатирует Жан.

Тони и я воздерживаемся от комментариев. Между нами заключено молчаливое соглашение: к чему спорить о том, как мало у нас шансов заснять эту церемонию!

Мы сидим, задумавшись, в гамаках. Вуане выходит из хижины, но вскоре возвращается возбужденный.

— Гелемлаи! — кричит он. — Гелемлаи здесь!

Билакоро, собранные в углу площади, сгрудились у одной из хижин позади могилы предка, словно небольшое испуганное стадо. Как требует обычай, на них нечто вроде фригийских колпаков из шкуры пантеры, отороченных козьим мехом и украшенных раковинами, и подобие мантий из ромбовидных кусков шкур разного цвета — одеяние древней касты воинов.

Мальчики, уже прошедшие татуировку, в браслетах, с вымазанными каолином губами, разместились между хижинами и длинными ветками преграждают дорогу белым вестникам священного леса. Гелемлаи, с неподвижными под белесым пластырем лицами, не спеша, словно в балете, делают символические жесты, будто пытаются пробить себе путь своими белыми шестами. Ни песен, ни музыки… Тишину нарушают лишь крики детей да царапанье шестов по гравию.