Экспедиция «Уллис» - Северин Тим. Страница 40
В «Одиссее» Улисса и его людей подстерегают только две сирены. Позднейшие авторы увеличивают их число до трех и изображают как прекрасных дев с птичьими ногами. Все источники сходятся в том, что их волшебное пение, иногда сопровождаемое сладостными звуками лиры и флейты, заставляло людей забывать родной дом, жен и детей, и мореплаватели до самой смерти оставались пленниками чаровниц. Хитроумная уловка, придуманная Цирцеей, защитила Улисса. Провожая его в путь с Эи на Итаку, Цирцея даровала ему попутный ветер, но тот внезапно стих, когда вдали показался остров сирен. Моряки убрали парус, Улисс залепил им уши воском, и они привязали его к мачте, затем взялись за весла. Когда же корабль приблизился к острову на «расстояние, в каком призывающий голос бывает внятен», сирены увидели его и пустили в ход свои чары. Заслышав волшебное пение, рассказывает Улисс:
Итак, Улисс и его товарищи повернули налево, остановив свой выбор на втором из двух предложенных Цирцеей путей: извилистом узком проливе, отделявшем Лефкас от области Аркания на материке. Тем самым они избежали опасностей плавания в открытом море у «бродящих утесов» Сесолы и буревого мыса Дукато. Теперь последуем в воображении за Улиссом вдоль берега к востоку от мыса Ирапетра, где в наши дни любители виндсерфинга носятся по волнам, пользуясь тем же свежим ветром, который некогда вращал мельничные крылья. Всего через каких-нибудь две мили с четвертью нас подстерегает впечатляющее препятствие:
Волненье и дым, так испугавшие людей Улисса, можно наблюдать и сегодня. Речь идет о бушующей полосе прибоя на рифе Плака-Спит. Все тот же ветер, друг виндсерферов и ветряных мельниц, гонит с запада накат, который разбивается о двухмильную преграду рифа, протянувшегося от берега как раз на его пути. Совершенно прямой, так что его можно принять за искусственное сооружение вроде пирса, риф выступает всего сантиметров на тридцать над поверхностью моря. Когда ветер стихает, накат все равно продолжается, и в полный штиль особенно странно видеть бурлящий барьер Плака-Спит. За этим препятствием находится искомый Улиссом вход в древний пролив.
Тремя месяцами раньше, у Трои, я обещал Кевину, что ему представится случай сфотографировать, как «Арго» обходит рифы, и вот час настал. В «Одиссее» Улисс, именно стремясь избежать столкновения с рифом, велел своим людям «судно отвесть от волненья и дыма». Мы притормозили на безопасном расстоянии, а Кевин подошел к рифу на шлюпке, вылез и встал по пояс в беспокойной воде. Приготовив камеру, он помахал нам рукой, и я отдал команду ставить парус. С запада дул ровный предвечерний бриз, и портрет молодого царевича Пилоса развернулся во всей своей красе. «Арго» развил скорость курсом на самый конец каменного бара. Я задумал пройти возможно ближе к рифу, но так, чтобы миновать буруны и, обогнув препятствие, выйти на тихую воду за ним. Дух захватывало от скорости, с какой скользил по волнам тонкий корпус галеры. Впереди, недалеко от Кевина, рыбацкий челн то взмывал на гребень, то исчезал в ложбине между волнами. Стоя в челне, два рыбака, заслонив ладонью глаза от солнца, с удивлением смотрели на вынырнувшую с запада галеру бронзового века. Просвет между ними и рифом быстро сокращался. Кевин наклонился над видоискателем. Питер Уилер стоял на носу «Арго» высматривая подводные камни; Джонатан и Дерри приготовились маневрировать шкотами. В ту самую минуту, когда галера развила предельный ход, я прямо по курсу увидел на воде поплавки поставленной рыбаками сети. Она преграждала нам путь, дотягиваясь почти до самого рифа. Наскочи мы на сеть при такой скорости, торчащий ниже корпуса двойной руль запутается, как в ловушке, галеру дернет в сторону и бросит на риф. Прервать стремительный бег галеры не было никакой возможности, оставалось лишь молить бога, чтобы между сетью и баром оказался спасительный промежуток, — если «Арго» вообще достаточно быстро изменит курс. Я до предела переложил рули, и галера сильно рыскнула. Обмирая от страха, навалился всем телом на румпель. Мои товарищи замерли в ожидании сокрушительного удара. Покатая волна подняла «Арго» на своем гребне, и галера пронеслась мимо стоящего в бурунах на рифе Кевина, который был настолько поражен увиденным, что даже не успел щелкнуть заключительный кадр. Тень «Арго» скользнула по темному фону баров, и мы очутились в тылу Плака-Спит.
— Трави шкоты!!
Никогда еще моя команда не выполнялась так быстро. Парус заполоскался, обезветривая.
— Бери на гитовы!
Сильные руки выбрали бык-гордени, подтягивая парус. Питер покинул пост впередсмотрящего на носу.
— Насколько я могу судить, концы рулей прошли в пятнадцати сантиметрах над камнями, — спокойно доложил он.
Кевин вернулся на борт со своими камерами. Он был потрясен.
— Господи, вот уж не думал, что вы пойдете так близко. Сколько занимаюсь фотографией, впервые язык не повернулся бы сказать: «Давайте еще раз!»
За Плака-Спит мореплавателю следовало повернуть направо, чтобы войти в древний пролив, названный венецианцами Канали-Стретти. В наши дни его перерезает дамба, по которой проходит шоссе, соединяющее Арканию с Лефкасом. Однако направление пролива, хоть глубина его местами не превышает трех десятков сантиметров, четко прослеживается и по карте, и на местности. Извиваясь и петляя, Канали-Стретти наконец совсем выдыхается перед дамбой.
Длина, глубина и переменчивое русло пролива дали повод для получившей широкую известность дискуссии в среде археологов-гомероведов; особенной силы споры достигли в двадцатых годах нашего столетия. Как ни странно, бурная полемика касалась не Сциллы и Харибды, а совсем другого вопроса, связанного с «Одиссеей»: был ли Лефкас во времена Улисса островом или полуостровом. Начало спору положил Вильгельм Дерпфельд. Он приобрел огромный авторитет после того, как возобновил раскопки Трои, применяя научные методы, позволившие исправить ошибки Шлимана, и объявил Трою VI тем городом, в разрушении которого участвовал Улисс. Завершив эти работы, Дерпфельд, как и следовало ожидать от подлинного гомероведа, не мог устоять против соблазна искать другие места, упоминаемые в поэмах. Подобно Блегену и Шлиману, он пытался определить местоположение дворца Нестора. Не преуспев в этом деле, занялся поиском родины самого Улисса. Отправившись на Итаку (куда вскоре последуем и мы), он организовал раскопки в северной части острова, но и здесь не смог собрать убедительных свидетельств, после чего выдвинул гипотезу, ошеломившую его современников. Дескать, нынешняя Итака — не та, о которой пишет Гомер; на самом деле Улисс жил на Лефкасе. Названия двух островов кочевали вместе с их древними обитателями; Гомерова Итака — Лефкас, и он, Дерпфельд, докажет это, найдя на Лефкасе обитель Улисса.