Экспедиция «Уллис» - Северин Тим. Страница 48

Для загадки трех «гротов наяд» можно хоть предложить достаточно правдоподобный ответ: настоящая пещера, где Улисс укрыл свои сокровища, — сталактитовый грот у Мармароспилии, но, когда Гомер составлял свою версию «Одиссеи», он дополнил ее дошедшими до него сведениями о пещере с треножниками; что же до пропавшей пещеры у Дексии, то это, скорее всего, ложный след. Иначе говоря, реальный факт окутался завесой вводящих в заблуждение поэтических деталей и слухов.

Другие темные места итакского сюжета — куда более крепкие орешки. Пытаясь разгрызть их, исследователи два тысячелетия предлагают хитрые толкования и ведут жаркие споры, и многие до сих пор признают свое бессилие. Одно из первых мест здесь занимает маленький остров, который Гомер называет Астером, помещая его в проливе между Итакой и Замом. Здесь группа «многобуйных» женихов Пенелопы устроила засаду, намереваясь убить Телемаха, когда тот будет возвращаться от царя Нестора. Про Астер говорится, что он утесистый, и у него две гавани. В длинном узком проливе между Итакой и островом Кефалиния, который большинство ученых отождествляет с древним Замом, есть лишь один маленький островок — Даскалио. К сожалению, он совсем лишен гаваней и возвышается над водой на неполных два метра, так что никак не годится для тайной засады. Даже при самом богатом воображении его не назовешь утесистым. Заговорщикам было бы непросто пришвартовать свой корабль к этому голому рифу, не говоря уже о том, чтобы надежно спрятаться.

Немало изобретательности было потрачено в попытках обойти эти препоны. Для начала кто-то предположил, что подлинный Астер исчез после землетрясения, погрузился в волны наподобие этакой миниатюрной Атлантиды. Затем идею видоизменили: дескать, Астер был сглажен эрозией и ушел под воду из-за смещения земной коры. Когда геоморфологи отвергли и эту гипотезу, был сделан новый перевод Гомерова текста, чтобы как-то связать концы с концами. Выходило, что Гомер поместил заговорщиков не на Астере, а напротив него. Такое прочтение текста позволяло поместить засаду на Кефалинии, где в самом деле есть двойная гавань и предостаточно подходящих для сторожевого поста утесов.

Вильгельм Дерпфельд по-своему решил проблему, поразив всех предложением считать Итакой Лефкас и соответственно поместив засаду в совсем другом месте, на острове Аркуди. Он упирал на то, что, согласно «Одиссее», в группе из четырех островов «на самом западе плоско лежит окруженная морем Итака (прочие же ближе к пределу, где Эос и Гелиос всходят)». Большинство авторитетов понимало это так, что в представлении Гомера Итака была крайним западным или северо-западным островом группы, но ведь это неверно — стало быть, Гомер запутался в географии и ошибочно представлял себе взаимное расположение четырех островов. В отличие от них Дерпфельд считал, что у Гомера со сторонами света все правильно и Гомеровой Итакой следует считать лучше всего подходящий к приведенному описанию Лефкас. Все дело в оценке фактических свидетельств. Признать ли, что детали географии гомеровой Итаки — Вороний утес, «грот наяд», бухта Дексия и прочие — надежнее привязываются к нынешней Итаке, чем к современному Лефкасу в изображении Дерпфельда? И если да, то можно ли пренебречь тем, что Итака — не крайний северный остров группы? С годами (Дерпфельд умер уже в 1930 году) археология накапливала свидетельства, подтверждающие, что современная Итака и Итака Гомера тождественны. Не так давно выдающийся гомеровед, профессор Дж. Люс, обошедший пешком всю Итаку, отметил, что слова Гомера обретают смысл, если толковать их на основе местонахождения «дворца» в северной части острова. Когда стоишь здесь, кажется, что Итака лежит «на самом» северо-западе и в сторону заходящего солнца простирается открытое море. Профессор Люс заключает, что Гомер вводил в «Одиссею» топографические детали лишь в том случае, когда это было необходимо для сюжета, и что в основном гомерова география верна.

Глава 14. Греческая одиссея

Если топография Итаки по Гомеру внятна наблюдателю, который самолично изучает местность, держа в руках «Одиссею», можно ли сказать, что мы на «Арго», пройдя «логическим» морским маршрутом от Трои, выявили такую же географическую достоверность в описании его этапов? И если да, то почему «Одиссея» так долго оставалась географической головоломкой? Ответ следует искать отчасти в истоках повествования Гомера, отчасти в том, как это повествование трактовал человек, заслуживший, так сказать, звание главного злоумышленника. Он спугнул зайца, за которым с тех пор безуспешно гонялись по кругу.

Назначение «Одиссеи» — развлекать слушателя увлекательными историями о возвращении прославленного героя с войны в далеком чужом краю на родину. Первоначальные авторы этих историй и соединивший их в одной поэме Гомер не мыслили картографическими категориями; возможно, они вообще не видели карт. Но даже если бы видели, вряд ли сочли бы их подходящим пособием для создания эпической поэмы. Целью аэдов было нарисовать картину странствия, ведя слушателя от одного необычного места к другому, без обязательной точной географической привязки. Старались ли они при этом соблюдать логическую последовательность? Виктор Берар, французский ученый, поместивший прачечную Навсикаи и дворец Алкиноя на западном берегу Керкиры, предположил, что Гомеру каким-то образом попала в руки финикийская лоция, и тот выстроил череду заходов Улисса, основываясь на торговых путях финикийцев. Но у Гомера не было необходимости в таком руководстве, не говоря уже о том, что эта догадка Берара ничем не подтверждается. Современные археологические исследования показали, что микенские товары доходили даже до Сардинии и важный торговый путь соединял Крит с западным приморьем Пелопоннеса и южной оконечностью Италии. Если микенцы сами торговали и привозили домой собственные сказы, они не нуждались в наставлениях финикийцев.

«Одиссея» — морская повесть, сочиненная людьми, несомненно, знакомыми с особенностями вождения галеры. Знание моря, мореплавания, кораблей видно на каждом шагу. Аэды могли использовать устные предания об одном или нескольких морских скитаниях, рассказы о реальных событиях, моряцкие байки, могли дать волю собственному воображению, творя искусный сплав исторических сведений и морского фольклора. Вот из чего нам следует исходить, строя предположения о путях Улисса от одного необычного места к другому. Иначе мы окажемся на весьма зыбкой почве, как об этом говорят трудности с отождествлением тех или иных пунктов на Итаке или Лефкасе, где нужно считаться с возможностью ошибок в переводе, переноса названий, исчезновения пещер, землетрясений и множеством других переменных. В основе нашего эксперимента на «Арго» лежала мысль о том, что «Одиссея» — морская повесть, и если в ней содержится доля истины, это можно проверить на деле. В трехмесячном плавании по «логическому маршруту» на копии галеры бронзового века мы выявили уникальную серию отождествляемых пунктов, подчас там, где меньше всего ожидали этого.

Первый факт, который мы смогли удостоверить, — правильная передача «Одиссеей» особенностей плавания галеры под парусом и на веслах в Средиземном море. Подлинность всего, что касается трудностей и ограниченных возможностей мореходства бронзового века, подтверждается нашим опытом. «Одиссея» повествует о каботажном плавании сравнительно короткими отрезками от одного мыса до другого, от захода к заходу. И разве могли большие команды на открытых судах плавать, не подходя частенько к берегу, чтобы пополнить запасы пресной воды, подкормиться и отдохнуть? Нет никаких оснований видеть в «Одиссее» рассказ о дальнем плавании — до Гебридских островов, Скандинавии, даже до залива Фанди в Канаде, — как это делают иные.

Будем помнить, что половину пути Улисс прошел не один, а в сопровождении еще одиннадцати кораблей, тяжело нагруженных добычей и изрядно обветшалых после долгого плавания и десятилетнего стояния на берегу, пока, согласно «Одиссее», шла война. Скорость продвижения флотилии определялась возможностями наиболее тихоходной галеры; то и дело надо было останавливаться, дожидаясь отстающих. Корабли шли медленно, осторожно, тяжело.