Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович. Страница 129

— Удираешь, гад, удираешь, гидра контрреволюции! — срывающимся тенорком закричал остановивший его кавалерист.

Был он маленький, щуплый, юркий. Над морщинистым маленьким личиком вздымалась черная папаха. Лошадь под ним плясала.

Кавалерийский карабин был направлен на Юру, и тот сел на повозку в полнейшей растерянности.

— Беляков предупредить хотел?! Я таких, как ты, контриков, тысячами в расход пускал! Именем революции я твоего коня реквизирую, а ты уматывайся, пока я тебя из винта не срезал!

— Не отдам коня! — объявил Юра, опустив по-бычьи голову и уставившись глазами в землю.

— Ште? — Кавалерист прицелился. — А ну, уматывайся!

— Не слезу!

— Шлепну! Уматывайся! Не хочу твоей черной кровью повозку пачкать! — Кавалерист передернул затвор карабина, и патрон упал на землю.

— Мышонок!.. — донесся сзади чей-то окрик, и к ним подскакал высокий всадник в английском френче с погонами унтер-офицера.

Маленький стал объяснять:

— Разведчик контриков! Подосланная гидра контрреволюции! Коня с повозкой забираю…

— Опять своевольничаешь? И выпил? Ты эти свои махновские штучки брось! Что сказано в пункте пятом приказа товарища Мокроусова?.. «Командирам строго следить… Замеченных пьяных расстреливать на месте».

— Ну-ну, стоп травить! Пара пустяков! Амба! Каюк! Точка!.. А почему он не выполняет, если ему приказывают именем революции?

— Ты, паренек, куда скакал?

— Домой!

— А зачем коня в галоп пустил?

— Чтобы не забрали!

— Смывался, гад!..

— Помалкивай, Мышонок!.. И не хотели бы брать, дружище, да приходится! Надо оружие, продовольствие, теплую одежду вывезти, а на чем?

— Стреляйте, а с повозки не слезу! — объявил Юра.

— И не слезай! Довезешь до Таракташа. Там мы перегрузим на подводы, а ты поедешь домой.

— Правда?! — обрадовался Юра.

По тому, как этот конник с трехлинейкой за плечом сидел боком в седле, Юра решил, что он не настоящий кавалерист. Но все-таки он показался ему симпатичным.

— Шлея разорвалась! — Юра показал.

— Дело знакомое, — сказал унтер-офицер, неловко слезая с коня. — Дай-ка! — Он взял из рук Мышонка плетку с множеством ремешков на конце, отрезал один и, орудуя ножом, как шилом, быстро сшил ремешком порвавшуюся шлею.

Над их головами со свистом пронесся рой пуль, и с Ферейновской горки донесся стук пулемета.

Мышонок пригнулся к гриве коня и повернул его к Судаку.

— Подожди! — крикнул унтер.

Взяв винтовку в руки, он напряженно вглядывался вперед: по склону, по направлению к ним скакали три всадника.

— Бескаравайный со своими! — объявил унтер-офицер и опустил винтовку.

В приближающихся всадниках Юра узнал казачьего офицера и его товарищей, с которыми он разговаривал на перекрестке. За ними никто не гнался. Выстрелы смолкли.

— Что там? — спросил унтер-офицер у подъехавших.

— Беляки окопались. Две роты. Ну, наши дали по ним из пулемета. Держат их там крепко. Как под арестом…

— Да ты, Бескаравайный, ранен! — перебил его унтер-офицер.

— Я?

— У тебя левое ухо и щека в крови.

Бескаравайный дотронулся пальцами до головы, посмотрел на свои окровавленные пальцы.

— Вот чертяки! Опять царапнуло!

— Слезай, Бескаравайный, садись на повозку и гони к нашему фельдшеру, — сказал унтер-офицер.

— Я и так доеду. Ну и кровей, как с резаного бугая!

— Садись, говорю, на повозку! — настаивал унтер-офицер.

— Ша! Я скажу, — вмешался Мышонок. — Парнишка ненадежный, разведчик контриков, завезет тебя к белякам….

— Зря ты на него, — отозвался Бескаравайный. — Это он нам рассказал про беляков на горе. Правильно, две роты. — И, переведя взгляд на Юру, добавил: — Ты, паренек, не страшись. До Таракташа довезешь, а там отпустим домой.

— А я и не боюсь, — ответил Юра. Он очень хотел спросить, нет ли здесь Гриши-матроса, но решил промолчать. Ведь Гриша сказал: «Никому ни слова…»

Возле магазина Триандофило фельдшера не оказалось.

— Поедем в больницу, — предложил Юра.

Казачий офицер, а на самом деле командир красно-зеленых разведчиков, пересел к Юре, а своего коня привязал, к задку повозки.

На улицах толпились судачане. И Юра, никогда не упускавший случая похвастаться своим конем, пустил Серого крупной рысью.

— Не гони, дружище, дюже голова болит, — негромко сказал Бескаравайный.

В больнице доктор очень удивился, увидя Юру, но тот с гордостью заявил, что его мобилизовали подводчиком.

Доктор выстриг на голове Бескаравайного волосы возле уха, забинтовал и, отпуская раненого, посоветовал ему полежать, избегать сотрясений.

— А вы дайте матрас и подушку, на повозку положить, — попросил Юра.

Врач сердито посмотрел на него, но все же велел принести.

Бескаравайный улыбнулся и сказал доктору:

— А теперь, товарищ доктор, прикажите принести побольше лекарств для полка, бинтов, ваты. Вы не беспокойтесь, не серчайте — я расписку дам, что все это реквизировал у вас. Врангелю англичане еще привезут.

Скоро принесли целый ящик лекарств. Не успели они уехать, как в больницу доставили еще троих раненых.

А когда Юра усадил их всех на повозку, командир отряда в полковничьей форме, как оказалось — сам Мокроусов, приказал поставить на задок еще ящик с оружием.

Юра решил освободиться от корзины с грушами.

— Ешьте беру, она вкусная, — угощал он раненых.

Их, конечно, долго упрашивать не пришлось. А Юра с неменьшей жадностью брал в руки и рассматривал уложенные в ящике пистолеты.

Глава III. ГОРНЫМИ ТРОПАМИ

1

Солнце опустилось за горы. Быстро темнело. Ярко-зеленые лес, виноградники, сады посинели, потускнели, потемнели. С гор повеяло прохладой. Партизанский полк Мокроусова, выполнив свою задачу, уходил из Судака.

На подводах везли продовольствие, теплую одежду, захваченные боеприпасы, много оружия, даже двадцативедерную бочку вина, которую рабочие винного подвала Мордвинова выкатили им на дорогу.

Мокроусов со связным часто проезжал вдоль колонны. Юре он нравился — высокий, длиннолицый, смуглый, с черными усиками, подтянутый — настоящий командир. Однажды, поравнявшись с Юриной повозкой, он сказал Бескаравайному, что нападение на Судак обязательно заставит Врангеля снять с фронта кое-какие части.

Впереди, с боков и сзади колонну сопровождали конники — боевое охранение.

Со стороны Судака донеслась частая ружейная и пулеметная стрельба. Все прислушались. Ординарец командира поскакал в конец колонны. Через полчаса он вернулся вместе с тремя верховыми, только что галопом прискакавшими из Судака. Оказалось, что в городе начался новый горячий бой: рассыпавшись цепью, в город вступил отряд врангелевцев, посланный «на выручку» Судака. А беляки приняли их за партизан. Началось сражение белых друг с другом, продолжают драться и сейчас.

Партизаны шли по обочинам дороги, рядом с подводами. Известие о новом бое в городе их очень развеселило. Они громко смеялись, шутили, разговаривали. Среди них Юра узнал брата старшеклассника Коли Сандетова. Когда Сандетов обгонял повозку, Юра его окликнул, но тот не ответил: то ли не счел нужным здороваться с подростком, то ли был очень занят.

Юра двигался вслед за пароконной подводой судачанина Умара, сдававшего лошадей напрокат. На Юриной повозке посредине лежал раненный в грудь партизан и вперемежку со стонами громко ругал при каждом толчке всё и всех: и ранивших его беляков, и самого себя, полезшего под пулю, и повозку, у которой такие жесткие рессоры, и дорогу, и лошадь, и Юру. А когда Бескаравайный не вытерпел и крикнул, чтобы он замолчал, он принялся ругать и Бескаравайного — за бесчувственность.

Длинная вереница подвод двигалась медленно.

К Мокроусову подъехал высланный вперед разведчик и доложил, что перед Таракташем татары устроили засаду. Мокроусов приказал подводам остановиться, а сам с группой бойцов быстро двинулся вперед. Юра мечтал: «А может быть, в Таракташе его не отпустят, возьмут дальше с собой? И он найдет Гришу-матроса и останется с партизанами? Вот позавидуют ему хлопцы!» Жаль, что их нет здесь.