Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович. Страница 82

— Большевиков вооружаете, сволочи?! — сказал Жорж и поднял нагайку. — Впрочем, можешь выкупить, — добавил он, усмехаясь. — Тащи ведро вина.

— Вы будете пить из ведра? — удивился Юра.

— Ведерный бочонок, балда! А нет, давай хоть ведро! Возьмем с собой.

Юра побежал домой. Ганна сказала, что Юлия Платоновна пошла к графу жаловаться, потому что прибежал Али с криком:

— Эскадронцы грабят!

Юра поспешно отпер тарапан, взял резиновый шланг и опустил в бочку. Он уже видел, как наливают вино, высасывая воздух из шланга, опущенного одним концом в бочку с вином. Он втянул воздух раз, другой, третий, в рот ударила тугая струя. Пришлось сделать глоток, чтобы не задохнуться. Потом он направил струю в шайку. Нацедив вина, он побежал с ним к эскадронцам, но те уже уехали. Пришла Юлия Платоновна. Объяснение было бурным.

Как он смел без спроса обещать вино. Наливая его, он, конечно, выпил.

— Бандюги эти эскадронцы, а еще господа офицеры! Один Жорж, чертов морж, чего стоит!

— Как ты смеешь ругаться! Не смей вмешиваться в политику! Я запрещаю!

— При чем здесь политика, если они украли нашу берданку?

— И хорошо сделали!

— А если бы я нашел берданку?

— Я бы ее сейчас же выбросила! Не желаю несчастных случаев… Или отдала бы Юсуфу. Что за ненормальное влечение к оружию! Иди спать!

9

Юсуф не вернулся ночью, не было его и утром. В саду Юра увидел грустного Али. Тот сидел, задумавшись, опустив босые ноги в арык.

— Вчерашние эскадронцы очень ругали отца, — начал Али. — Зачем он говорит, что в эскадронах много русских офицеров и что резать за национальность не надо. Теперь некоторые татары тоже отказываются идти в эскадрон. Отца хотят искать в деревне Тук-Лук. Его хотят арестовать, бить…

— Эх, оружия нет! — воскликнул Юра. — Вот бы Юсуф им задал перцу!

Али хитро посмотрел на Юру.

— Почему оружия нет? А ваша берданка?

— Украли ее бандюги. Как услышали от Ганны, что мама пошла жаловаться графу, так и дали тягу.

— А ты думаешь, я спал? — спросил Али. — Пока они около Ганны крутились, я стащил нашу берданку и скорей на конюшне спрятал, за доску под крышей. Только ты молчи!

— Вот молодец! Боевой хлопец!.. — воскликнул Юра, вспомнив высшую степень похвалы у рабочегвардейцев Палея. — Давай траву резать для Карая.

Они взяли серповидные ножи, мешок и пошли в виноградник.

— Смотри в конец сада, только потихоньку. Там на груше сидит один эскадронец, — шепотом сказал Али. — Наверное, подстерегает отца.

Юра, наклоняясь, хватал левой рукой траву, правой подрезал. Выпрямляясь, чтобы положить пучок травы в мешок, он смотрел вперед. Действительно, кто-то сидел в листве груши.

— Сад наш! — заявил Юра. — Кто прячется в нем — вор! Пойдем и прогоним.

Али боязливо отказался. Тогда Юра смело пошел по винограднику и крикнул:

— Эй, ты чего груши воруешь?!

Человек молчал. Юра осмелел, подошел ближе и закричал:

— Ты зачем груши воруешь?

— Иди ты к черту! — послышался ответ, и с дерева спрыгнул эскадронец. — Чего слоняешься?

— Сад наш, а вы чего здесь шляетесь!

— Вот поймаю тебя, высеку, узнаешь!

— Еще чего!

Эскадронец поправил френч, карабин за плечами и нехотя направился к реке.

Юра с мешком травы за спиной побежал к Али.

— Он пошел к реке. Давай последим за ним. Только ползком, как разведчики.

Мальчики осторожно пробрались к речке и, скрываясь за виноградными кустами, стали наблюдать. В узком русле стояли три лошади, и, судя по количеству навоза, стояли всю ночь. Возле них на сухом камне сидел эскадронец и курил. Али дернул Юру за руку, и они побежали обратно.

Конечно же, Юра и после завтрака продолжал слежку.

Эскадронцы уехали в полдень.

Юсуф появился только на третий день к вечеру.

— Почему ты удрал? — спросила Юлия Платоновна. — Я была у графа. И он обещал, что тебя не тронут.

Юсуф спокойно улыбнулся и ответил:

— Я уже знаю… Меня объявили дезертиром, хотели поймать и судить.

— А почему ты в самом деле уклоняешься? Ведь ты храбрый солдат, а Временное правительство призывает воевать до победного конца, — напомнила Юлия Платоновна.

— Эй-э-э, хозяйка! За кого воевать буду в татарском эскадроне? За муллу и турок или за царских офицеров? Теперь везде правительство, каждый кричит: «За меня воюй!» Мулла хочет обмануть офицеров, офицеры — муллу. А вместе они хотят обмануть солдата. Нет, хозяйка, я не такой глупый ишак.

10

Юсуф усмехнулся и продолжал:

— Интересно, почему ты меня в татарский эскадрон зовешь? Может, хочешь принять мусульманство? Первым человеком станешь!

— Какую чепуху ты говоришь!

— Не я говорю, это мулла говорит, татарские князья говорят. Кто не мусульманин — того выселять из Крыма!

— А если я не захочу выселяться?

— Тогда резать будут!

— Так что же делать?

— А ничего. Граф большой человек, богатый. Его не тронут. Ты — рядом. Тебя не тронут. Только теперь одной берданки мало. Разный народ кругом шалтай-болтай…

— Но ведь берданку увезли эскадронцы!

— Нет, она у меня. — Юсуф чуть заметно подмигнул Юре.

— Ты гляди! Длинный топает! — крикнула Ганна с другого конца веранды.

От ворот шел Макс в той же черной бархатной блузе, берете. Войдя на веранду, он рухнул на колени перед Юлией Платоновной и крикнул:

— Даже блудному сыну прощали! Вот!

Он протянул ничего не стоящую сейчас сторублевку.

— Сейчас же встаньте! — резко сказала Юлия Платоновна.

— Не встану, пока не простите!

— Прощаю! Только сию же минуту встаньте!

Через несколько минут, развалившись в плетеном кресле у стола перед бутылкой с вином, он разглагольствовал, завывая декламировал стихи, хвастался своим выигрышем в карты, брался нарисовать за пять ведер вина их дачу… за три ведра, за ведро… «Только из уважения» он предлагал Юлии Платоновне свои услуги «очень выгодно» продать вино. У него огромные связи, кредит! Такое вино надо продавать за границу. Он зафрахтует судно, повезет вино в Гамбург! Но для этого надо уговорить мелких владельцев дать свое вино ему на комиссию…

— Но почему в Гамбург? Ведь идет война с немцами!

— О, у меня там… знакомые, да… — Он запнулся и продолжал: — После войны, после войны, конечно! А сейчас, если это не затруднит вас, я так проголодался…

Юлия Платоновна велела Ганне нарезать брынзы, помидоров, хлеба.

Макс вскочил, обхватил Ганну длинными руками, прижал к груди, воскликнул:

— Богиня!

Она оттолкнула его, побежала на кухню, крикнув:

— Скажите этому, пусть не хватается, а то я ему качалкой руки поотбиваю!

Подкрепившись, Макс обратился к Юлии Платоновне:

— Мадам, у меня к вам покорнейшая просьба. Вы в дружеских отношениях с домом графа Берниста. Познакомьте меня с очаровательной графиней. Душа изнемогает, тоскую по изысканному, тонкому обществу. Задыхаюсь! Вокруг полно беглой солдатни, мещан, беженцев, какой-то черни… А душа жаждет иного общения, иных эмоций! У графини собираются светские люди. Пикники, поэзия…

— Но, насколько я поняла, вы здесь почти старожил, все и всех знаете. Неужели у вас нет своего круга друзей? — удивилась Юлия Платоновна.

Макс с минуту молчал, рассматривал на свет стакан с вином. Потом залпом опрокинул его в рот и сказал:

— Мадам, буду откровенен. Теперь смутное время. Неизвестно, куда подует ветер. Надо иметь связи и покровительство во всех кругах, быть своим для всех… Душа протестует, но разум повелевает! Скажете — цинизм? Да! Так я возвышаюсь над человеческим муравейником. Моя религия — цинизм, а партия — кавэде… Простите, мадам, но я уверил здешнюю мусульманскую знать, что готов принять магометанство. На всякий случай!

Макс деланно хохотал, искоса поглядывая на хозяйку.

Юлия Платоновна не знала, как отделаться, от гостя. Она поднялась, сказала, что спешит, у нее визит… Однако Макс и не думал уходить.