Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович. Страница 93
Матросский отряд приехал, оказывается, на помощь феодосийцам. Местный народ — железнодорожники, рабочие порта, и табачники, солдаты запасного полка — уже стоном стонали от безобразий татарских эскадронцев и офицерского отряда. Хуже, чем при царском режиме. Эти бандюги, сынки богачей и торговцев, зверствуют, пьянствуют. По подозрению в большевизме убивают рабочих, солдат, учителей. Хватают среди бела дня, хлещут нагайками. Тамошние большевики вместе с рабочим комитетом порта решили поднять народ на восстание, чтобы прогнать из города эскадронцев и установить советскую власть.
После завтрака Ганна продолжала рассказывать на веранде. Юра слушал, надев на себя ее бушлат, сказал, что ему что-то холодно.
На другой день после Нового года, второго января, тысячи людей собрались на громаднейший общегородской митинг около казарм. Выступали тамошние большевики, объясняли обстановку. Очень здорово, понятно говорил прапорщик Иван Федько, большевик. Солдаты запасного полка стоят за него горой. Выступал и комиссар севастопольцев — товарищ Семен.
Тут Ганне бросился румянец в лицо, она встала и, рубя воздух вытянутой рукой, провозгласила:
— Власть рабочим, крестьянским и солдатским Советам! Мир хижинам, война дворцам! Долой войну за интересы буржуев и помещиков! Земля, фабрики, заводы — трудовому народу, рабочим и крестьянам! — Ганна на мгновение задумалась, проговорила: — Что еще? Ага, вспомнила… — и продолжала: — Братский союз и равенство трудящихся всех наций! Смерть контрреволюции, смерть врагам трудового народа!
Выпалив это, Ганна умолкла, застыдилась и быстренько стала переставлять чашки на столе.
Юра диву давался: что с Ганной произошло? Слова у нее новые появились, будто товарища Василия слушала. О таких вещах говорит. Вот навострилась! Юра не мог бы так…
Юлия Платоновна разводила руками:
— Господи, да ты совсем большевичкой стала! Петр Зиновьевич тогда в Эрастовке в политику пустился, теперь ты…
Дальше Ганна рассказала, что во время митинга вдруг стало известно, что для расправы с участниками митинга едет большой отряд эскадронцев. Большевики сразу призвали: «Товарищи, к оружию! Немедленно в арсенал, вооружайтесь! Дадим отпор эскадронцам!» Митинг прекратился. Народ бросился к арсеналу — он рядом, во дворе казарм находился. Стали раздавать оружие, боеприпасы. Вооружились железнодорожники, портовики, другие рабочие. Мужчины и женщины, молодые хлопчики — деповские ученики. Ганна тоже побежала, получила винтовку и пачку патронов.
В этом месте рассказа Ганны Юре стало очень жарко, он даже бушлат на себе расстегнул.
А Ганна, смеясь, сказала:
— До чего тяжелая эта винтовка… Я и стрелять не умею…
Увидел Ганну с винтовкой комиссар товарищ Семен и крикнул ей: «Держись около нас, не теряйся!» Потом посмотрел-посмотрел, забрал у нее винтовку и дал наган. Объяснил, как стрелять из него. Тут прискакали эскадронцы. И начался бой. Народ встретил их такой пальбой, что Ганна на два дня почти оглохла. Севастопольцы и солдаты батальона Ивана Федько командовали. Товарищ Семен залег с группой рабочих и тремя матросами за штабелем дров и стрелял, стрелял… Ганна легла рядом. Эскадронцы повернули коней, стали удирать.
Тут народ быстро разбили на отряды, которые под начальством большевиков, матросов и солдат начали занимать самые важные места города: порт, вокзал, телеграф, управу. К вечеру эскадронцев вышибли из города. Пальба кругом стояла! Власть в Феодосии взял ревком. Организовали штаб Красной гвардии, начальником которого стал Иван Федько.
Эскадронцы прочухались и стали снова наступать на город. Но через два дня в Феодосию пришли два миноносца из Севастополя с большими матросскими отрядами. Матросы и красногвардейцы окончательно разгромили эскадронцев, погнали их на Джанкой, повсюду устанавливая советскую власть.
Ганна весь бой была с отрядом, которым командовал Семен, перевязывала раненых. Вечером, на второй день боя, на них наткнулась банда эскадронцев, удиравшая из города. Завязалась перестрелка. Семена ранило в левое плечо, повыше сердца. Уже темнело. Ганна сорвала с него рубашку, наскоро перевязала, укрыла своей жакеткой.
Вместе с одной учительницей принесла она его на самодельных носилках в госпиталь, а он без памяти. И жакетка вся задубела от крови. Ну, она в госпитале осталась ухаживать за ним. Он теперь поправляется. Через неделю выйдет. Сестер милосердия там мало, многие с офицерами поубегали…
Ганна кончила свой рассказ. Слушая, Юра то недоверчиво, то восхищенно, то удивленно смотрел на нее. Неужели это их Ганна? Ну почему его там не было? Даже подросткам давали оружие. Эх, до чего же не везет ему!
Потом Ганна долго шушукалась и секретничала с Юлией Платоновной, смеялась и плакала. Слышались слова: «Семен… поженимся… не отпускал… Ой, какой он хороший!..»
«Ясно. Влюбилась. Все они такие! — сердито думал Юра. — Позвали ее революции помогать. Тут бой, винтовки! Восстание! А она жениха нашла… Вот если б меня позвали…» И ему стали рисоваться подвиги, которые он совершил бы, если бы севастопольцы позвали его с собой. Не повезло!
Конечно, на следующий же день приключения Ганны в Феодосии стали известны Сереже, Степе и Коле в красочном и воодушевленном пересказе Юры. Хлопцы решили набить побольше патронов к охотничьим ружьям — боезапас на случай восстания.
У Коли ружья не было, зато был ракетный пистолет с десятком ракет, граната-«бутылочка», два штыка и штук тридцать винтовочных патронов. Все это Коля подобрал и спрятал еще прошлой весной, когда снялся с ночевки за крепостью пехотный батальон, проходивший через Судак.
Если пальнуть огненной ракетой прямо в морды эскадронских коней, а потом шарахнуть гранатой, тоже здорово получится!
В эти январские дни мальчики часто крутились после уроков у парикмахерской Колиного отца. Возле парикмахерской и соседнего с ней винного ларька болгарина Василя образовался «мужской клуб» коренных судачан. Попивая из толстых стаканов кисловатое вино, мужчины обсуждали новости, спорили до позднего вечера. Из парикмахерской, оставив на стуле недостриженного клиента, часто выскакивал Колин отец в белом переднике. Щелкая в воздухе большими ножницами, он опрокидывал в себя стаканчик и, раздувая широкие ноздри, горячо присоединялся к спорщикам. Забытый на стуле клиент тоже выходил и включался в спор.
Навострив уши, ребята прислушивались к разговорам взрослых, жадно ловили каждое слово о событиях в Севастополе, Ялте и других городах Крыма.
А события разворачивались круто, быстро, грозно.
— Ха, хотел Сейдамет объявить Крым ханством, присоединить его к Турции, вырезать половину немусульман, а остальных выселить. Я уже думал: куда удирать с семейством? Но нашлась-таки управа на Сейдамета и его «Директорию», холера ее возьми!.. — говорил пекарь Жора, толстый усатый дядя.
— Не говори «гоп»! — перебил его желчный столяр Яша. — Знаешь, что в Ялте делается? Мой зять оттуда приехал. Миноносец «Гаджибей» привез ялтинским красногвардейцам оружие. Они ночью выгнали курултаевцев из города, ревком взял власть. А через два дня эскадронцы вместе с офицерским отрядом из штаба крымских войск снова ворвались в город. Уже пять дней идет бой. И еще задержали курултаевцы эшелоны с продовольствием для Севастополя. Говорят: «Разоружитесь, тогда продовольствие пропустим».
— Что?! — закричал Колин папа, яростно размахивая ножницами. — А это видел? Скорее земля перевернется, чем севастопольские матросы разоружатся!
Через два дня прибежала Ганна (она теперь часто бегала в город узнавать о событиях) и объявила:
— Все! Кончается проклятая власть курултаевцев! Они пошли походом на Севастополь, чтобы задушить его, так наши их наголову разбили. Курултаевцы и офицеры оружие побросали и дёру! И ихний Сейдамет бежал в Турцию. Теперь отбили им охоту резать людей! Гады, вчера ночью грека, что кофейню держал, и всю его семью зарезали, живодеры!
Конечно, не все так просто и быстро произошло, как в рассказе Ганны.