Африканскими дорогами - Иорданский Владимир Борисович. Страница 19
Но, главное, объединение позволило деревне приобрести быков и некоторый сельскохозяйственный инвентарь. Организация французских трудящихся «Французская народная помощь» предоставляла кооперативу средства, на которые были куплены несколько плугов. Это было большое подспорье для крестьян.
Председатель показал мне длинную прямую жердь с острой овальной лопаточкой на конце.
— Такой мотыгой и сегодня обрабатываются почти все поля на Мадагаскаре, — пояснил он. — Но много ли ею сделаешь? А плуг умножил наши силы.
Деревня ждала дождей, и полевые работы уже начались. Горбатый бык зебу неторопливо тянул плуг, оставляя позади красную полосу взрезанной земли. Председатель нагнулся, взял в руку комок земли, раздавил. Потом, повернувшись ко мне, сказал:
— Скоро начнем сев. Дожди близко.
Такие кооперативы постепенно становились всё более популярными на Мадагаскаре. Они возникали буквально по всему острову. Какая-то их часть вскоре распадалась, наталкиваясь на различные трудности как экономического, так и административного порядка, но остальные крепли, медленно, но упорно расширяя сферу деятельности.
Деревня буквально с напряжением всех сил рвалась из тенет вековой нужды, и ее величайшая беда была в том, что на острове сохранялось влияние сложившегося еще в колониальные годы своеобразного блока крупных торговых компаний и тысяч мелких посредников — ростовщиков и скупщиков. С помощью хитроумной системы цен они разоряли крестьянина, лишали его средств, необходимых для обновления хозяйства.
Интересные поиски решения проблем деревни мне довелось наблюдать на западном побережье Мадагаскара — в городе Мурундаве.
Трудно сразу определить, в чем секрет обаяния этого тихого, провинциального городка. Он и в бескрайней голубизне Мозамбикского пролива, на берегу которого расположился этот небольшой порт, и в зелени деревьев, окружающих едва ли не каждый дом, и в пестроте цветущих за изгородями кустарников, и в дружественной, спокойной приветливости жителей. На снежно-белых песчаных дюнах, словно большие черные рыбы, лежат узкие рыбацкие лодки — пироги. На улицах мало прохожих и еще меньше машин. Воздух сухой, раскаленный, как редко бывает в приморских африканских городах, обычно душных и влажных. Может быть, именно сухость воздуха делала здесь все краски особенно интенсивными, особенно яркими. А лучи солнца, как в зеркале отражались и в словно лакированной листве кокосовых пальм, и в песках побережья, и в железных крышах невысоких городских домов.
Одной из самых интересных оказалась в Мурундаве встреча с директором местного синдиката коммун. Это был еще молодой, но хорошо знающий свое дело, очень энергичный специалист. Мы встретились в его офисе, одноэтажном здании, занятом административными службами синдиката. Единственным украшением директорского кабинета были многочисленные схемы, диаграммы и карты.
— Что такое наш синдикат? — начал директор свой рассказ. — Проще всего можно определить его как экономическую организацию коммун — низовых органов местного самоуправления области. В отдельности они слабы, но если объединить их ресурсы, подчинить их деятельность единому плану, то тогда, как мы считаем, они могли бы стать рычагом для подъема всей хозяйственной жизни провинции.
— Мы преследовали помимо экономических и социальные цели, — уточнил директор. — Нас беспокоил рост безработицы в Мурундаве. Кроме того, мы хотели облегчить участь крестьян. И в известной степени нам это удалось.
Вместе мы осмотрели мастерские, где синдикат ремонтирует свою технику, цех по сушке земляного ореха, складские помещения, находящиеся в городе магазин и ресторан синдиката, построенные им жилые дома. Директор рассказал также, что вскоре будет закончено сооружение крупной бойни и холодильника. Недалеко от города заложена плантация цитрусовых, которая после завершения всех работ займет площадь в 50 тысяч гектаров.
— Эта плантация будет крупнейшей на острове, а возможно, и на всем Африканском континенте, — с гордостью заметил директор. Одним словом, синдикат действовал энергично, дело велось с размахом. Свыше тысячи человек получили работу после его создания, что для города с сорокатысячным населением, как Мурундава, не мало.
— А каким образом ваша деятельность сказывается на положении в деревне? — спросил я, когда после довольно долгой поездки мы вернулись в директорский кабинет.
Директор подошел к полке, на которой стояли большие стеклянные банки с образцами выращиваемых в округе сельскохозяйственных культур.
Взяв в руки банку, наполненную белыми бобами, он сказал:
— Это капская фасоль. Правительство предоставило нам монополию на ее скупку. Но в то же время мы, конкурируя с частными фирмами, закупаем у крестьян арахис, бобы, различные овощи. Раньше фирмы диктовали крестьянину свои цены, а теперь они вынуждены учитывать цену, которую предлагает синдикат. Мы со своей стороны стремимся к тому, чтобы наша закупочная деятельность не ущемляла интересов земледельца. Очень важна и производственная сторона нашей работы. В различных коммунах мы имеем поля, на которых сами выращиваем те же культуры, что и окрестные деревни, но на основе современных агротехнических методов. Крестьяне наблюдают, учатся, заимствуют.
Было около полудня, когда я вылетел из Мурундавы в Антананариву. Самолет летел невысоко, и было хорошо видно, как менялся сам облик земли там, внизу. Сначала тянулись леса, в зелени которых резко выделялись массивные серые колонны баобабов с голыми, лишенными листвы кронами. Но вот от земли поднялась невысокая гряда красных холмов и лес исчез. Вернее, он оставался только на восточных, открытых влажным, дующим с Индийского океана ветрам склонах. А дальше под крыльями самолета были различимы лишь новые и новые гряды бегущих с севера на юг невысоких гор с лысыми верхушками и разделенных глубокими долинами. Редко-редко мелькали деревушки, и только вблизи столицы стали гуще поселения, вновь появились зеленые оазисы рощ; можно было видеть лоскутки обрабатываемых полей.
Как мне рассказали в столице, во многих провинциях острова создавались синдикаты коммун, вроде того, что я видел в Мурундаве. Их ждал, в сущности, непочатый край работы. Громадные земли лежали заброшенные человеком. Крестьянин с мотыгой не мог их освоить. Может быть, он придет сюда вслед за парой быков, запряженных в плуг?
Специалисты, с которыми я встречался в Антананариву, с горечью говорили о том, как трудно привести в движение скованную традициями, безысходно нищую деревню. Меня убеждали, что у застойности есть своя внутренняя «сила» — инертность огромной людской массы. Орудия труда земледельца были столь архаичны, что не могли обеспечить предпосылок для рывка вперед. С их помощью крестьянину едва удавалось удовлетворить насущнейшие потребности своей семьи.
Известная правда в этих рассуждениях была. Но нельзя забывать и другое — отзывчивость малагасийского земледельца на все то, в чем он видел хотя бы малейшую возможность улучшить свою судьбу. Те же самые люди, которые с раздражением и болью рассуждали об инертности деревни, с гордостью напоминали, что Мадагаскар производит около 60 % мирового сбора ванили. Хотя выращивание этой лианы, сбор и обработка ванильных стручьев требуют огромных затрат ручного труда, ее посадки быстро распространились всюду, где климат и почвы делали эту культуру возможной. Причина? Ваниль обеспечивала более или менее устойчивый доход. История повторилась и с кофе, богатые урожаи которого собираются на восточном побережье острова.
Тяжелый груз
На Мадагаскаре опыт деревни говорил, как мне представлялось, и о важности социально-экономического раскрепощения крестьянства, и о необходимости поддерживать и поощрять его личное стремление к улучшению условий жизни. А в то же время многие из прогрессивных деятелей страны поняли, что, если усилия передовых крестьян останутся разрозненными, эти начинания в конечном счете будут поглощены деревенским морем, как вода песком, не оставив и следа.