Черный ростовщик - Мушинский Олег. Страница 12

Золото и серебро, что целыми галеонами вывозилось из Нового Света, еще поддерживало страну, но оно же и способствовало ее увяданию. Зачем работать, если можно припасть к этому золотому ручью? Желающих припасть становилось все больше, алчность распаляла аппетит, а ручеек-то усыхал.

О том, как он усыхал, здесь знали не понаслышке. Англия, Франция, Голландия словно и не слышали о Пиренейском мире, [23] продолжая — увы, успешно — вести официально законченную войну в Новом Свете. Куда их, кстати, никто не приглашал.

Папская булла [24] недвусмысленно определяла круг владельцев Нового Света, и ни тех, ни других в этом круге не было. Реально же дела обстояли с точностью до наоборот, и если португальцы сумели-таки отбить у голландцев Бразилию — здесь тоже была своя тринадцатилетняя война — то Испания едва удерживала свои владения на материке. Многие острова были безвозвратно потеряны, и, не вцепись бывшие союзники друг дружке в глотку после первых же успехов, дело могло обернуться большими неприятностями.

Между делом Эспада поинтересовался и местным губернатором. Звали того дон Луис Сармиенто де лас Пеньяс и Кональбар. Был он не столько нелюдим, сколько высокомерен и, по меткому определению одного из присутствующих, презирал каждого, кто стоил того, чтобы презирать его персонально. Горожане платили губернатору той же монетой, но тому с высоты его положения было на это наплевать. Тем более что с ними, кроме непосредственно подчиненных ему, дон Луис практически не общался. Рядовых посетителей принимал его секретарь, который, увы, ничего не решал, а только передавал просьбу дальше, а потом — если это «потом» наступало — сообщал просителю решение начальства. В результате даже пустяковое дело могло растянуться на добрую неделю.

Особенно теперь. По слухам, хотя никто из присутствующих не мог сказать, откуда они взялись, в горах, в шахтах нашли драгоценный камень размером с куриное яйцо. Кто-то сразу перебил:

— Да не на шахтах, у индейцев отобрали.

— Сути дела это не меняет, — отмахнулся рассказчик.

Суть же заключалась в том, что город жил слухами. Каждый новый слух немедленно разносился по всей округе, обрастая немыслимыми подробностями. Никто толком не мог сказать, где заканчивалась правда и начинался вымысел, но ведь дыма без огня не бывает.

Тут же кто-то добавил, что слухи слухами, а в последние дни в городе действительно прибавилось сомнительных личностей. Офицер с «Глории» подтвердил, что по дороге из порта сам видел, как альгвасилы погрузили на телегу три трупа. По виду вполне свежих Дон Себастьян сразу сообразил, о каких мертвецах шла речь, но в детали вдаваться не стал. Из всего расписанного тут множества сомнительных личностей его интересовала всего одна: прекрасная стройная незнакомка в черном костюме для верховой езды.

Кабальеро с удовольствием перебрали несколько местных королев красоты, но ни одна из них в точности не подходила под заявленное описание. То ли Эспада слишком сильно приукрасил действительность, как со смехом заметил один из гостей, то ли не местная она, но в итоге все признали, что такой дамы они, к их глубокому сожалению, не встречали. Блондинка, не отходя от стойки, подарила дону Себастьяну сумрачный взгляд. Эспада улыбнулся ей, но ответной улыбки так и не дождался.

Наметившуюся неловкость рассеял сухонький старичок, появившийся, казалось, прямо ниоткуда. В кожаных потертых штанах и таком же колете, прожженном на правом боку, с всклокоченными седыми волосами и с кривоватой кочергой в руках, он походил на театрального черта из преисподней. В театре под названием жизнь, как оказалось, старичок играл роль банщика, в чем сразу и сознался, сообщив, что ванна для приезжего сеньора готова. Эспада попрощался с сотрапезниками и последовал за ним.

Вблизи ванна показалась дону Себастьяну настоящим бассейном. Для большего сходства на поверхности воды плавали розовые лепестки, напоминая об облетевших листьях. Сама ванна представляла собой здоровенную деревянную лохань, чуть вытянутую в длину, со скошенными наружу стенками, на которые так удобно было облокачиваться, сидя в ней. Причем размеры лохани были таковы, что внутри не то что сидя — лежа разместились бы с комфортом минимум двое. Например, дон Себастьян и Миранда. Или, еще лучше, он и прекрасная незнакомка, имени которой Эспада так и не узнал.

К сожалению, ни та ни другая не почтили благородного идальго своим обществом. Миранда появилась под самый конец. Принесла полотенце для сеньора и сразу убежала, хотя взгляд, которым она наградила разнежившегося в горячей ванне идальго, был уже нисколько не враждебным. Прекрасная незнакомка вообще не появилась.

Комнату дону Себастьяну отвели угловую. Она была маленькой, как раз для одного, но с двумя окнами. Одно выходило во внутренний дворик, другое — на улицу. Через улицу находилась небольшая часовня Валерия Сарагосского. В честь такого соседства, как тут же выяснилось, и был назван трактир, хотя какая нужда занесла этого святого столь далеко от родной Сарагосы — матрона не знала. Рядом, в тени трех пальм, обстоятельно располагался на отдых какой-то бродяга в коричневом плаще.

Расстелив плащ прямо на земле, он раскладывал на нем элементы предстоящей скудной трапезы — несколько луковиц, бутылку вина и еще что-то, бережно завернутое в тряпицу. Проделывая все это, бродяга не спускал глаз с трактира. Небось мечтал, что ему оттуда что-нибудь да перепадет. Учитывая твердый характер здешней хозяйки, это было маловероятно. Хотя Эспада и поселился у нее, деньги за обед матрона стребовала отдельно и сразу.

За комнату, кстати, тоже попросила вперед. Взяла, на взгляд дона Себастьяна, дороговато, но это компенсировалось двумя окнами. Легкий ветерок, точно бесконечная колонна солдат, маршировал от одного к другому, и лежащего на кровати овевала приятная прохлада, столь желанная в часы полуденного зноя.

Когда матрона ушла, Эспада вытряхнул на стол свою наличность и пересчитал монеты. Как ни экономь, надолго этого не хватит. А ведь ему еще надо как-то оплатить место на корабле. Разве что продать трофей, снятый с шеи английского капитана.

Эспада подцепил его мизинцем за бечевку и поднял к свету. Золотой диск с сомнительным орнаментом по весу тянул дублонов на пять. Сумма даже по здешним ценам приличная, но вот рисунок Эспаде категорически не нравился. Надо было спросить у матроны, где тут можно переплавить его в слиток недорого. Или просто молотком расплющить, сэкономив еще малость?

От размышлений дона Себастьяна оторвал приглушенный вздох. Эспада повернул голову. В дверях стояла Миранда и, не отрываясь, смотрела на диск, будто в первый раз видела такую дорогую штуку. Не исключено, кстати. Девушка ее положения вряд ли когда держала в руках большие деньги, тем более — свои.

Эспада бросил диск на стол и улыбнулся:

— Рад снова тебя видеть, красавица. Ты просто так зашла или по делу?

— Я… Я просто хотела узнать, не нужно ли чего сеньору? — Миранда не сразу нашлась, что ответить. — Но если нет — меня зовут помочь на кухне…

— Ступай, — кивнул Эспада. — Спасибо, что заглянула. Если мне что-то или кто-то понадобится — я тебе сразу скажу.

Девушка кивнула, никак не отреагировав на многообещающую поправку «или кто-то», и тотчас исчезла. Эспада нахмурился. Миранда, конечно, девушка милая, но соблазны — слишком сильная штука. Дон Себастьян встал, запер дверь на засов, потом снова взял диск и повалился с ним на кровать, разглядывая узор. На вкус благородного идальго — весьма взыскательный, надо отметить, — тот не представлял никакой художественной ценности и потому на стоимость вещицы не влиял. Придется все-таки продавать на вес.

Эспада сунул диск в карман, ненадолго прикрыл глаза, а когда вновь открыл их — уже близился вечер. Бродяга, завернувшись в свой плащ, дремал все там же, под пальмами. Видать, не одного дона Себастьяна разморило жаркое солнце Каракаса. Торопливо умывшись прохладной водой, Эспада согнал остатки сна, выспросил дорогу к дому губернатора и поспешил туда. Бродяга под пальмами проводил его взглядом.

вернуться

23

Пиренейский мир — мирный договор, заключенный 07 ноября 1659 года, положивший конец неудачной для Испании франко-испанской войне.

вернуться

24

Булла папы Александра VI от 04 мая 1494 года, согласно которой все новооткрытые после плавания Колумба земли делятся исключительно между Португалией и Испанией по 50 градусу западной долготы.