Большая интрига - Гайяр (Гайар) Робер. Страница 16

Но реальная жизнь брала свое, и она часто повторяла себе, что в государственных делах чувства никогда не приводят ни к чему хорошему.

Реджинальд был прав: в первую очередь надо было сохранить любой ценой наследство маленького Жака. А уж потом подумать, как действовать дальше.

По ее мнению, необходимо было сначала решить самые неотложные вопросы. Впрочем, она это и делала, поспешив собрать Высший Совет на следующий же день после похорон своего дорогого мужа, в то время как она думала только о сыне и желала жить теперь только для него.

Реджинальд нежно похлопывал ее по руке. Она не отнимала ее, ибо не видела в этом жесте шотландца ничего предосудительного, а всего лишь проявление симпатии и чистой дружбы.

Шевалье был слишком тонким человеком и понимал, что было бы абсолютно несвоевременным начинать ухаживания, которые должны были окончиться для него победой, ибо он давно поборол сопротивление Мари. Почему теперь, когда ее муж умер, она отказала бы ему в любви, которой она сама так жаждала при жизни генерала?

Он следил за борьбой, которая происходила в ней, и чувствовал, что его аргументы достигли цели.

Если бы он не сдерживал себя, то сейчас потер бы руки от удовольствия.

Действительно, все теперь было ясно. Мари потребует утверждения на пост, который занимал генерал, и без труда добьется этого от Высшего Совета, тем более, что ее программа будет такой же, как и программа Мерри Рулза, ее главного соперника. Эта программа будет сильно отличаться от той, которую проводил в свое время губернатор острова дю Парке. Когда Мари станет генерал-лейтенантом острова Мартиники, Реджинальд будет давать ей советы и руководить ею. Тогда все препятствия, стоящие на пути реализации его планов, исчезнут. Он сможет спокойно призвать на помощь своих братьев-англичан. Те захватят остров. Он же станет, в свою очередь, губернатором, единственным губернатором со всеми вытекающими отсюда последствиями.

А в настоящий момент он стремился только к одному — к уничтожению французских флибустьеров.

Он выпустил руку Мари, встал и сделал несколько шагов по комнате. Затем вернулся к ней той же походкой, как человек, размышляющий о чем-то и взвешивающий слова, чтобы придать им более глубокий смысл.

— Дорогая Мари, — произнес он наконец, — было бы излишне советовать вам поразмыслить о том, что я вам только что сказал перед началом заседания Высшего Совета, который вы назначили на завтра. Говоря вам все это, я поступаю как хороший советник, как верный и преданный друг и честный человек. Вам не надо будет долго раздумывать, чтобы понять в конце концов, что я прав. А сейчас я посоветовал бы вам хоть немного отдохнуть. Эти дни вымотали вас, друг мой. Уже поздно, и вам лучше пойти лечь спать, чтобы завтра предстать свежей и бодрой перед людьми, среди которых вы найдете немало врагов.

— Спасибо, Реджинальд. Вы правы, я очень устала и пойду лягу. Вы мне дали немало доказательств вашей преданности, и я не буду подвергать сомнению и оспаривать советы человека, имеющего такие замечательные качества, как у вас, дипломата высшего класса.

Помимо своей воли Реджинальд выпятил грудь. Он взял верх!

Он поклонился ей. Мари подала ему руку для поцелуя. Тот приложился к ней губами и подержал ее несколько дольше, чем того требовал этикет, но, однако, сдержанно, чтобы Мари не нашла неприличным этот жест в том состоянии, в котором она сейчас пребывала.

— Отдохните хорошенько! До завтра! — нежно сказал он.

Он удалялся, пятясь назад и словно все еще сомневаясь в решимости Мари, пригрозил ей шутливо пальцем, как это делают непослушным детям, сказав при этом.

— Не забывайте, когда вы установите право маленького Жака на пост губернатора острова, надо будет перейти к истреблению пиратов и флибустьеров, которые правят в здешних водах. Вас изберут единогласно, если вы скажете, что борьба начнется сразу же, как только вас утвердят правительницей. Итак, до свидания, друг мой.

Он открыл дверь и бесшумно вышел. Затем направился в свою комнату ждать Жюли.

Глава 6

Мерри Рулз и колонист — де Пленвилль

Таверну под вывеской «Во славу Королевы» в основном посещали моряки, высадившиеся на берег, и отплывающие матросы. Днем там обговаривались различные дела, так как торговый квартал и рынок находились в двух шагах от таверны. Здесь можно было обменять чернокожую девственницу на негра плотного сложения или раба, сильного как Геркулес, на двух молодых негров. А можно было их просто купить. Колонисты, спускаясь с холмов на ярмарку, обедали обычно в таверне «Во славу Королевы», выпивали стаканчик какого-нибудь местного или французского вина и уходили по своим делам.

Случалось, что они засиживались в таверне допоздна, тогда Безике, хозяин таверны, предоставлял в их распоряжение комнату, кишащую тараканами, и постель из соломенного тюфяка со множеством других насекомых.

Отсюда был слышен запах табака со всего света: голландского, атильского, португальского, и плохого табака с Мартиники.

Это заведение ни в чем не уступало другой таверне под названием «Большой Ноннен, подковавший гуся», пользующейся на Мартинике большим успехом.

Построенная из дерева и стоящая неподалеку от реки за пределами форта, она отражалась в зеленоватых водах залива. Из открытых дверей можно было видеть иногда лес из мачт кораблей, качающихся на легкой волне.

К тому же у хозяина таверны были свои обычаи. Он знал, как следует обходиться с тем или иным командиром корабля, прибывшим из Франции с полной мошной и товарами, которыми был забит трюм. Он знал, что надо быть осторожным и с неграми: бывали случаи, когда прибывали очень богатые капитаны с сотнями черных, но больных оспой или чумой.

И наконец, в отличие от своего конкурента «Большого Ноннена, подковавшего гуся», он строго запрещал вход в свою таверну наполовину свободным неграм и освобожденным мулатам, при виде которых могла разбежаться вся его клиентура, любившая хорошо поесть, но не любившая цветных. Его посетители время от времени могли побаловаться с черными девчонками, но только с очень молоденькими.

Колонист де Пленвилль соскочил с коня перед таверной «Во славу Королевы» и на минуту остановился под масляным фонарем, раскачивающимся на ветру на конце цепи. Морской воздух был в этот день более терпкий и соленый, чем обычно. Несколько кораблей со сложенными парусами стояли на якоре. Набережные были безлюдны.

Пленвилль нагнулся, нашел железное кольцо, привязал лошадь и неспешно вошел в таверну.

Посетителей было немного. За одним столиком сидели три моряка с голландского брига, направляющегося на Сен-Кристоф и сделавшего здесь остановку. За другим — два колониста, один с острова Макуба, другой с Фон-Сапота. Они пили, разговаривая и вспоминая грандиозные похороны, на которых вместе присутствовали.

Пленвилль выбрал укромный уголок, подальше от посторонних глаз, сел за столик и подозвал хозяина Безике, которому заказал кувшинчик сухого игристого вина из Сюрена. Затем, вынув трубку, тщательно набил ее, даже не обращая внимания на то, что табак сыпался ему на бархатные штаны и кожаный пиджак.

Пленвилль был тем самым седовласым мужчиной, с которым майор Мерри Рулз встречался на его плантации Карбе, когда за несколько дней до кончины генерала повсюду на острове зрел бунт, умело поддерживаемый людьми вроде него, которые, помимо слишком высоких налогов и новых твердых цен на табак, ром и сахар, находили тысячу предлогов для недовольства.

У него по-прежнему были длинные седые волосы, спадающие до плеч. Густые брови почти закрывали слишком низкий лоб с глубокими морщинами. Было видно, что когда-то он был крепким и довольно полным мужчиной, а его руки еще хранили следы твердых трудовых мозолей.

Но под жгучими лучами тропического солнца он высох, а ладони его стали более нежными после того, как он начал использовать на плантациях большое количество рабов. Это означало, что его дела пошли в гору с того дня, когда Жак дю Парке встречался с ним, то есть когда он сам выступил против де Сент-Андре.