Большая интрига - Гайяр (Гайар) Робер. Страница 21

Но Мари ошибалась. Мерри Рулз никогда не забывал обид. А эта обида была для него настоящим оскорблением, за которое он должен был отомстить.

Когда Мари спускалась по лестнице, вероятно, они подумали об одном и том же. Мерри Рулз видел салон, в котором он сейчас ожидал Мари, таким, каким он был несколько лет тому назад, только без следов разрушения. Окно перед ним было тем самым окном, за которым он впервые подумал стать властелином Мари. Как же она была тогда красива!

Мерри Рулз считал, что, несмотря на свои сорок лет, Мари все еще была в его вкусе. Однако в глубине души он с едва осознаваемой горечью подсчитал, сколько времени было потеряно даром! Его молодость, его безумная и горячая молодость ушла безвозвратно. Он никогда больше не предстанет перед Мари молодым, и у майора возникло такое чувство, что его чего-то лишили Он один, говорил себе Рулз, не воспользовался ею. А на какие только уступки он не пошел бы! Он готов был на все, даже на то, чтобы Мари делила его с другим, лишь бы обладать ею. Но он не смог добиться ее и именно в этом чувствовал себя оскорбленным. Однако сейчас он надеялся взять реванш, ибо, став вдовой, Мари, видимо, думала теперь только об одном, кроме, конечно, поста генерал-лейтенанта, — как найти второго отца своим детям, отца, который смог бы их защитить, отца, обладающего властью, который сделает ее сильнее в десять раз.

Думая обо всем этом, он испытывал какую-то сладость, одновременно ощущая привкус пепла, привкус его поражения.

Раздавшийся рядом голос заставил его вздрогнуть.

— Здравствуйте, майор!

Он вскочил. Мари стояла рядом с ним вся в белом, как призрак в мерцающем свете свечей. Она подошла бесшумно, так как была в сандалиях на мягкой коже, изготовленных колонистами, живущими на холмах; эти сандалии были мягче и бесшумнее, чем кошачьи лапки.

— Мадам, — произнес он, низко поклонившись и сняв шляпу, которой он провел по полу, пропустив ее сначала через руку, — мадам, позвольте вашему покорному слуге выразить самые глубокие чувства уважения.

Мари заметила, что в его обычно холодном голосе появились оттенки теплоты. Это заставило ее подумать про себя: «Значит, я ему нужна. Но он так сразу в этом не признается. Смогу ли я догадаться, что ему надо?»

— Майор, — сказала она, — я полагаю, что только очень серьезные события привели вас в столь поздний час да и при таких обстоятельствах. В чем дело?

Он надел свою шляпу с пером на парик, потер в замешательстве руки, он действительно был в замешательстве, не ожидая такой лобовой атаки.

Мари догадалась и любезно сказала ему:

— Садитесь, майор.

И сама села рядом с ним.

Легкая ткань платья плотно облегала ее соблазнительные формы. Она положила ногу на ногу, и Рулз не без волнения задержал свой взгляд на ее круглом колене и на безупречном изгибе ее бедер. Но в особенности его пьянил теплый запах женского тела, естественный запах постели, которую Мари только что покинула из-за него. Во всей этой сложной гамме опьяняющих запахов было что-то животное и тонкое, возбуждающее чувства. Мерри Рулз стал терять голову, как это уже было с ним однажды в этом же самом салоне.

— Слушаю вас, майор, — повторила Мари мягким голосом, словно не замечая его волнения. — Что происходит?

Взяв себя в руки, он сказал серьезным и в то же время уважительным тоном:

— Прошу извинить меня, мадам, за столь поздний визит, но думаю, вы согласитесь, что мне трудно было перенести на завтра то, что я хочу вам сказать. Действительно, завтра было бы поздно. Совет уже соберется…

— Итак? — холодно спросила она.

— Вы знаете, что я председательствую на Совете?

— Да, знаю. Ведь сам генерал утвердил вас в этой должности, ведь это он назначил вас членом Высшего Совета.

— Абсолютно верно, — подтвердил он, вдруг подстегнутый поведением Мари. — Абсолютно верно. И, следовательно, вы понимаете, что я могу быть вам чем-то полезным?

Мари слегка отодвинулась, чтобы лучше разглядеть его:

— Майор, — сказала она с улыбкой, — должна ли я понимать это, как то, что в этот поздний час вы хотите провести что-то вроде репетиции завтрашнего заседания Совета?

— А почему бы и нет? — спросил он смело. — Вы полагаете, что уже с сегодняшнего дня вы выиграли? И напрасно. Разве вы не подумали о ваших врагах, которые завтра приложат все усилия к тому, чтобы победить вас? Я буду иметь честь руководить дебатами в качестве президента, поэтому-то я и приехал к вам попросить о том, чтобы вы обсудили со мной, каким образом можно будет довести их до конца в вашу пользу. Для этого, — поспешил он добавить, — я постараюсь сделать все, что в моих силах. Я душой и телом предан вам. Я действительно считаю, что пост генерал-лейтенанта Мартиники принадлежит вам по праву до нового указа, во имя вашего несовершеннолетнего сына.

— А разве вам не известно, — заметила она, — что не Совет назначает губернатора, а сам король?

— Я знаком с контрактом на продажу острова, мадам. Но если Совет назначит вас, у короля не будет никакой причины отменять его решение. Мне хотелось бы, мадам, чтобы вы видели во мне только друга. Но у меня сложилось впечатление, что вы не доверяете мне, словно я не дал вам тысячу доказательств моей верности и преданности. Стоит ли мне просить вас вспомнить те разговоры, которые мы когда-то вели здесь же наедине?

— У меня хорошая память. Я действительно вспоминаю… Вы говорили мне о вашем сердце военного человека, которое совсем не так огрубело, как могли подумать, и в котором еще сохранилось много нежности. Не так ли? В тот день вы даже были очень настойчивы, майор!

Она снисходительно рассмеялась и добавила:

— Боже мой, как мы были молоды тогда! Эти воспоминания остаются в нас и как-то скрашивают осень нашей жизни.

— Мадам, в этом краю, — заметил он с особой нежностью в голосе, — не бывает осени, вы это отлично знаете. Вся тропическая флора пользуется вечной весной. Посмотрите на деревья, которые распускают свои почки в то время, как в нашей стране они уже оплакивают опавшие листья.

— Вы красиво говорите, — сказала она одобрительно. — Но я не думаю, что вы прискакали из форта Святого Петра в замок в столь поздний час, чтобы поговорить со мной о цветах, деревьях, почках и листьях.

— Бывают в жизни моменты, когда стоит, как я полагаю, ворошить воспоминания. Это помогает людям лучше понять друг друга, и в особенности увидеть, какой дорогой следовало бы им идти, если они, конечно, совершили ошибки.

— Я не ошибаюсь, — сказала она ледяным голосом.

— Вы уверены в этом? Бывает, что в жизни люди идут по проселочной дороге или, проще говоря, по маленьким красивым дорогам, идущим вдоль главной дороги. Как часто хочется пройти одной ногой по этой маленькой дорожке, чтобы хоть немного отдохнуть, а другой продолжать шагать по большой, если обе ведут к одной и той же цели, не так ли?

— Я не хочу даже пытаться понять вас, потому что слишком устала, месье. Жаль, что все слуги спят, я хотела предложить вам выпить какого-нибудь прохладительного напитка, но, правда, я не рассчитывала на ваш визит сегодня, и…

— И все же вы должны уделить мне еще несколько минут. Никто лучше меня не знает, как вы нуждаетесь в отдыхе. Но, дорогая мадам, в вашей жизни наступил переломный момент, настолько важный, я даже сказал бы, настолько серьезный, что вы должны сделать над собой усилие, перебороть себя. Завтра для вас наступит решающий день! Вы уверены, что сделали все для того, чтобы удача была на вашей стороне?

— Речь идет не об удаче, а о предстоящих дебатах. Высший Совет вынесет решение. А я полагаю, что он состоит из честных людей!

— В таком случае, как ваш, есть всегда какая-то доля удачи, — заметил Мерри Рулз с некоторой дерзостью, потому что сдержанность Мари вызвала в нем былую горечь и разочарование.

Как это так?! Он пришел помочь ей, предложить свои услуги, он пришел как друг, как советчик, а в ответ получил холодный прием, увидел ее надменность, почти оскорбленное, даже какое-то покровительственное достоинство!