Большая интрига - Гайяр (Гайар) Робер. Страница 38

Шамсеней не успел заговорить снова, как тот добавил:

— Однако, капитан, вы можете подняться к нам на палубу, где вас примут по всем святым законам гостеприимства.

Несмотря на наступающую темноту, Ля Шапелль увидел, как Шамсеней по очереди наклонялся к своим соратникам, словно спрашивая их мнения. Он терпеливо подождал, полагая, что этим только выиграет время и что матросы на фрегате скоро подготовят все к бою, если в этом возникнет необходимость.

Шамсеней снова взял рупор и спросил:

— Капитан Ля Шапелль, вы говорите, что вы с Сен-Кристофа?

— Абсолютно верно.

— Вы, случаем, не флибустьер?

— Флибустьер и все такое прочее! — дерзко крикнул в ответ Ля Шапелль, что не прошло незамеченным на «Святом Лоране». — Да, флибустьер, имеющий разрешение на плавание, подписанное самим командором де Пуэнси.

Он увидел, как Шамсеней снова советуется со своими. На борту фрегата все уже было готово для отражения нападения и даже для эффективного отпора. Ля Шапелль проверил, откуда дует ветер. Повернув штурвал так, чтобы поставить корабль под ветер, он ловким маневром мог поставить фрегат напротив левого борта «Святого Лорана». Тогда они дадут залп железными ядрами и пойдут на абордаж, если им будут угрожать.

— У меня приказ провести у вас досмотр и допросить вас, — крикнул Шамсеней. — Мне не хотелось бы причинить вам ни малейшего зла, но генерал-губернатор Мартиники приказал своим службам береговой охраны захватить всех флибустьеров, которые засели на острове Мари-Галант, и сопроводить их в форт Святого Петра, где их будут судить. Вам не будет нанесено ни малейшего ущерба, если вы добровольно согласитесь следовать за нами. Я, со своей стороны, возьму на мой корабль часть вашего экипажа и пришлю к вам несколько человек для вашей охраны.

Ля Шапелль плюнул в море так далеко, как только мог, чтобы выразить свое презрение. Он только спросил вкрадчивым голосом:

— Допросить кого? Кого сопроводить в форт Святого Петра и кого судить?

— Вас и ваш экипаж.

Ля Шапелль не помнил, чтобы когда-нибудь в тропиках люди были столь вежливы перед тем, как вздернуть на веревке доброго и храброго моряка.

Однако капитан был очень чувствителен к вежливому обращению, поскольку сам он был начисто лишен этой добродетели.

Он хрипло кашлянул в свой рупор и сказал таким тоном, словно был напуган:

— Дело в том, ваша милость, что мне не хотелось бы, чтобы меня судили, и, полагаю, что моему экипажу этого так же не хочется, как и мне. Мы клянемся Богом, что неповинны в приписываемых нам преступлениях, а святость наших нравов так же, как и наша скромная жизнь в прошлом, могут послужить лучшим гарантом этому.

Шамсеней снова переговорил с Дотремоном и с двумя колонистами. Вдали сквозь густой туман едва можно было различить силуэт «Быка», державшегося на расстоянии, как и было ему приказано. Но Ля Шапеллю плевать было на то, что происходило с этой стороны. Он наблюдал за средней надстройкой на «Святом Лоране» и был очень удивлен, когда вдруг увидел, что капитан передавал рупор стоящему рядом с ним человеку, которого он не знал. Это был Эрнест де Ложон, который сказал гневным голосом:

— Говорить о своей невиновности вопреки явной очевидности, когда речь идет о каком-нибудь флибустьере с Сен-Кристофа, значит наносить оскорбление достоинству королевских властей!

— Прошу извинить меня, ваша милость, — воскликнул Ля Шапелль медовым голосом, — но не имел чести быть представленным вам.

— Потеряв честь, вы теперь теряете голову! — сказал в ответ потерявший терпение Ложон, потому что только он и Ля Шикотт думали, что пират насмехается над ними. — Но если вы настаиваете на своей невиновности, мы захватим вас без всяких церемоний…

— Ну, ну! — ответил весело флибустьер, которого все это сильно забавляло. — Если я должен быть повешен, потому что я невиновен, то к чему же меня приговорят, если я действительно согрешил бы?

Снова рупор перешел в Другие руки.

Разгневанный Ля Шикотт просто вырвал его из рук своего друга и прорычал капитану фрегата:

— Так вы решились сдаться или нет? Нам следует вас потопить, или же вы согласитесь добровольно, без всякого сопротивления последовать за нами в форт Святого Петра?

— В форт Святого Петра, чтобы нас там судили? — переспросил Ля Шапелль, будто он плохо понял.

— Да, где вас будут судить!

Экипаж «Генриха IV» больше не мог скрывать своего веселого настроения. Он знал давно своего капитана и полностью доверял ему во все времена. Впрочем, эти люди уже ничего не боялись. На металлических решетках было полно зарядных картузов, запалы дымились, забойники были в сильных руках двадцати матросов.

Не каждый день Ля Шапелль так веселил своих людей. Он продолжил:

— Чтобы нас судили! Но как? По десяти заповедям или же по французским законам?

— Каналья! — крикнул Ля Шикотт. — Каналья, делающая различие между заповедями Бога и французскими законами!

— Знаю! Знаю! — крикнул Ля Шапелль. — Я выгляжу, конечно, очень требовательным, потому что, желая быть осужденным в соответствии с заповедями господа Бога, я требую того, что не делалось в этом королевстве вот уже в течение тысячи лет! Но это неважно.

Ля Шикотт тоже был сражен. Понимая, что его гнев пересилит разум и что он рискует дойти до крайности, он предпочел передать рупор Шамсенею, отвечающему, по сути, за все действия. Никто не мог действовать без его приказа.

Шамсеней, несмотря ни на что, спокойно спросил:

— Спрашиваю в последний раз, капитан Ля Шапелль, вы решились сдаться и следовать за нами в форт Святого Петра? Прошу вас ответить мне «да» или «нет».

— Вот вам мой ответ! — крикнул Ля Шапелль.

Он повернулся лицом к экипажу:

— Все по местам! — скомандовал он, положив руки на пистолеты. — Горе тому, кто мне не подчинится! Если они решат смыться, постарайтесь сделать так, чтобы ваши ядра летели быстрее, чем они!

Двадцать пушек на правом борту «Принца Генриха IV» выстрелили одним залпом. Корабль окутало дымом.

Ля Шапелль, не покидавший своего поста, заметил над этим облаком, в котором еще порхали горящие частицы пороха, как взлетели вверх три верхних опоры, словно соломинки, унесенные сильным порывом ветра.

Он схватил пистолеты и стал стрелять, останавливаясь только для того, чтобы перезарядить их. Теперь выстрелы из мушкетов раздавались из-под нижних парусов «Принца Генриха IV». «Святой Лоран» вяло отвечал. То ли от страха, то ли от того, что лейтенант Бельграно не мог находиться одновременно около двух пушек, но выстрелы не доходили до цели.

В какой-то момент Шамсеней увидел Ля Шапелля, который исполнял на средней надстройке корабля какой-то дьявольский танец. Он солгал, потому что у него были целы обе ноги, что не мешало ему вопить, показывая с насмешкой на один из сапогов:

— Поднимайся ко мне на борт, капитан! Я приготовил для вас хороший выстрел из моей деревянной ноги!

Взглянув в сторону открытого моря, Шамсеней увидел следующее: «Бык», находящийся здесь для того, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости, поднял паруса и бежал от выстрелов, так как по нему тоже стреляли из пушек, установленных в носовой части «Принца Генриха IV».

Он увидел, что их покинули, и чувствовал себя растерянным. Шамсеней подумал, что его судьба только что определилась, и смело принял решение. Он посчитал, что если ему суждено погибнуть, то он, по крайней мере, погибнет вместе с этим флибустьером.

Он никому не сказал об этом. Да ему и не дали бы этого сделать, так как Дотремон, Ля Шикотт и Ложон бегали по палубе, подбадривая голосом и жестами храбрых матросов с его корабля. Он надеялся единственно на то, что встревоженная канонадой «Дева из порта Удачи» вернется и заставит умолкнуть этот страшный пиратский корабль, казавшийся неуязвимым.

Но на это ему нельзя было рассчитывать, так как «Дева из порта Удачи», видимо, была уже далеко, и все, включая и его самого, могли погибнуть до того, как она вернулась бы.