Шофферы или Оржерская шайка - Берте (Бертэ) Эли. Страница 34

– Прелестное дитя! – сказал кто-то позади него. – Да, клянусь честью! Восхитительная девушка.

Вассер обернулся. Так горячо выразивший, и может, даже бессознательно, свое восхищение, был сам Бо Франсуа, выдающий себя за разносчика. Неподвижно опершись на свою палку, глядел он на мадемуазель де Меревиль странно пристальным взглядом. Его жестокое, хотя правильное и красивое лицо, светилось восторгом, глаза блестели, как отточенная сталь. Но тотчас же, заметя, что за ним наблюдают, это выражение исчезло с лица, и он проговорил своим обыкновенно плаксивым тоном.

– Кажется, гражданин бригадир, вам надобно иметь уж совсем жестокое сердце, чтобы отказать в просьбе хорошенькой аристократке!

Борна де Жуи немало удивило такое горячее вмешательство разносчика в это дело.

– Мадемуазель де Меревиль права, гражданин Вассер, – заговорил опять Даниэль, – нельзя же везти вам с собой такую больную, почти умирающую женщину. Закон, как бы ни был строг, не может быть бесчеловечным, а потому и вы, если оставите тетку на ферме, пока не снесетесь об этом с начальством, не можете навлечь на себя никакой ответственности.

Все присутствующие присоединили к Даниэлю свои просьбы, но бригадир, успевший в это время преодолеть себя, оказался непоколебимым.

– Невозможно, – ответил он взволнованным голосом. -Я никогда не позволю себе рассуждать, исполняя предписания. Обратитесь к тем, которые приказывают мне; я же только повинуюсь. И потом, обратясь к Марии, прибавил: – Сударыня, позвольте мне посоветовать вам удалиться с вашей матушкой в соседнюю комнату, я приму меры, чтобы вас не беспокоили; вы отдохнете и исподволь приготовитесь к скорой дороге… Большего я для вас сделать не могу.

– Достаточно, милостивый государь, и благодарю вас, – ответила Мария со скромным поклоном.

Потом, взяв мать, машинально за ней последовавшую, и обменявшись тоскливым взглядом с Даниэлем, она вышла; фермер с женой пошли за ними; забывая свое собственное горе, эти люди оставались до конца верными обязанностям гостеприимства.

Бригадир без сил упал на стул, Даниэль закрыл лицо руками… Бо Франсуа же, мрачный, задумчивый, взглянув на дверь, в которую вышла Мария.

Борн де Жуи, до сих пор с любопытством следивший за всеми, теперь со смехом воскликнул:

– Черт возьми! Чем дольше живешь, тем чуднее вещей наглядишься! Вот хоть бы и теперь: пока наши национальные жандармы арестуют честных буржуа да аристократок, воры и убийцы беспрепятственно себе разгуливают где вздумается!

– Вот правду-то сказать! – злобно воскликнул Вассер. -И будь ты хоть самый бессовестный плут в мире, но теперь ты прав! Бывают минуты, когда хочется изломать свою саблю, чтобы осколки ее бросить в лицо… но довольно, – прибавил он мрачно, – я наверстаю свое… И ты можешь сказать этим беспрепятственно везде разгуливающим, что бригадир Вассер не будет арестовывать одних только честных людей, и, черт возьми, разбойники ничего не потеряют от того, что подождут меня!

Сказав что-то своим жандармам и показав им глазами на Даниэля, бригадир пошел навстречу людям, подъехавшим в это время к ферме.

Борн де Жуи, испуганный грозным тоном Вассера, побоялся оставаться долее возле страшного бригадира, он тронул за локоть Бо Франсуа, напомнив ему, что пора убираться.

Потревоженный в своей задумчивости, разносчик нахмурил брови, но вскоре, опомнясь, изменился и собрался уже выйти, как Даниэль остановил его и отвел в сторону.

– Гражданин Франсуа, – любезно начал он, – я думаю, что могу теперь положиться на вас; хотите ли вы мне служить в деле, о котором я сейчас говорил вам?

Разносчик смешался.

– Это смотря как, гражданин, – ответил он. – Бедный человек, как я, не в состоянии многого сделать… В чем же заключается дело?

– Поручение простое и легкое… Как видите, я арестован и не надобно быть пророком, чтоб угадать исход этого ареста. Дядя мой Ладранж, этот несчастный старик, так ужасно погибший прошлой ночью, поручил мне одно дело, которое теперь, по всей вероятности, выполнить мне не придется, а потому я хочу передать его вам, гражданин Франсуа! Вы родом из деревни Фромансо, а потому я и полагаю, что вам легче, чем кому другому, будет отыскать одного из жителей этой деревни, человека, которому достается теперь с честным именем и большое состояние! Не медлите ж! Отправляйтесь скорее в Фромансо, и если вам удастся успеть в этом, то и вы лично получите хорошее вознаграждение и сверх того успокоите этим и мою совесть.

И он передал Бо Франсуа все нужные сведения для отыскания оставленного сына старика Ладранжа, заставив его несколько раз повторить имена и числа, необходимые при этом открытии; но, боясь вполне довериться незнакомому человеку, он не рассказал ему всей истории. Осторожность эта, казалось, подала некоторые подозрения разносчику.

– Так вы не хотите мне сказать, чего положительно желают от этого Франсуа-Готье? – спросил он взволнованным голосом.

– Еще раз говорю вам, что его ожидает блистательное положение, которого уже, конечно, он не ожидал. Когда вы откроете, где он живет, вы заставьте его взять свои документы о рождении и явиться к нотариусу, гражданину Лафоре, у которого находится завещание моего дяди Ладранжа; и тогда, если только он умеет быть благодарным, он щедро наградит вас.

Бо Франсуа глубоко задумался.

– Ну, хорошо, – наконец произнес он, – я исполню ваше желание, господин мировой судья и надеюсь на успех, потому что, если говорить уж всю правду, то этот Франсуа-Готье не совсем-то для меня чужой.

– Как! Вы его знаете? – живо спросил Ладранж. – О, пожалуйста, расскажите мне о нем.

– Прежде это был проворный неглупый мальчик, пользовавшийся большим успехом у женщин и молодых девушек, потом… я уже очень давно не бывал во Фромансо…

– Но его характер, образ жизни, занятия?

– Вы от меня многого хотите… О нем говорили, как о хорошем малом… Да почему же и до сих пор ему не остаться таким же?

В свою очередь, теперь Даниэль задумался.

– Достаточно! – проговорил он наконец как будто сам себе. – Какой бы ни был у него характер и правила, странные предположения дяди не могут уже более осуществиться, и мне остается довольствоваться точным и прямым исполнением данного мне поручения… Бог устроит все остальное!

Через минуту он продолжал.

– Вы можете идти; не пренебрегайте же ничем, чтоб оправдать надежду на вас человека, которому, вероятно, осталось недолго жить… Мне хотелось бы дать вам хоть немного денег на предстоящие издержки по розыску, который вы начнете, но я сам человек небогатый, а время для меня, как видите, трудное. Впрочем, если несколько ассигнаций вам пригодятся… – и он потянулся за своим портфелем, но Бо Франсуа остановил его.

– Не нужно! Теперь у меня хватит своих, а по окончании дела я уж сумею достать следуемое мне. Но послушайте, гражданин, – продолжал он таинственно, – вы серьезно думаете, что вам и этой молодой девушке нет более никакой надежды на спасение?

– Не говорите мне о ней! – перебил его с отчаянием Даниэль, – не говорите мне ни о ней, ни об ожидающей ее участи, или вы меня с ума сведете!

Бо Франсуа устремил на Ладранжа свой проницательный взгляд.

– Можете вы мне сказать, – спросил он очень тихо, -по какой дороге повезут вас и других пленников?

– Я полагаю, что сегодня вечером нас отправят, и завтра мы будем отвезены в Шартр, куда приедем, вероятно, не ранее ночи. Оттуда, думаю, нас пошлют в Париж.

– Хорошо! Может быть, на дороге вы найдете оружие; не удивляйтесь ничему и в случае надобности будьте готовы сами себе помочь.

– Что вы намерены сделать? – спросил пораженный Даниэль.

Вместо ответа разносчик подошел к своей коробке и, взвалив ее себе на спину, тихо сказал приятелю, которого очень, казалось, интересовали все эти переговоры:

– Пойдем!

Не прошло и полминуты, как оба уже были за фермой и удалялись от нее скорыми шагами.

В продолжение еще нескольких минут стоял Даниэль, углубленный в свою тяжелую думу, потом, тряхнув головой с полным отчаянием, пошел и лег на оставшийся тут тюфяк и, обессиленный усталостью и горем, заснул крепким, тяжелым сном молодости.