Свежий ветер океана - Федоровский Евгений Петрович. Страница 28

В 1694 году Соловецкие острова посетил Петр I. Он пожаловал на монастырское строение 745 рублей 25 копеек. Царь уже тогда, в начале своего правления, внимательно присматривался к крепости. В планах будущей войны со шведами она могла стать надежным подспорьем тыла.

В августе 1702 года Петр прибыл сюда с эскадрой кораблей и четырьмя тысячами солдат Преображенского и Семеновского полков. Он долго, как и в первый раз, осматривал укрепления, лазал на башни, проверял артиллерию, спускался в подвалы оружейных складов.

Ночуя на корабле, Петр ежедневно съезжал на берег, знакомился с хозяйством, читал документы богатого монастырского архива, рассматривал старые военные карты. Им уже крепко владела мысль ударить по шведам со стороны Заонежья, откуда они никак не могли ожидать нападения.

В Соловках Петр распорядился начать постройку еще одной церкви, в честь Андрея Первозванного — покровителя русского флота. Эта церковь стоит и поныне. Потом он отпустил корабли в Архангельск, а сам на двух яхтах — «Святой дух» и «Курьер» поплыл в юго-западном направлении и встал у большой поморской деревни Нюхча. Отсюда в глубокой тайне он начал строить «государеву дорогу».

Ее вели согнанные из приморских сел крестьяне и солдаты. Шла она через леса, реки, холмы и болота. Просеки устилались гатями. По ним от Белого моря к Онежскому озеру волоком протащили корабли, спустили на воду. Суда прошли до Ладоги и нанесли удар по крепости Нотебург, позднее переименованной в Шлиссельбург. После падения крепости русские освободили от шведов весь бассейн Невы, и Петр обосновал на ней новую столицу России.

Этот героический эпизод в истории долголетней войны во многом предопределил грядущие победы. После поражения в Северной войне шведы уже больше никогда не воевали.

Стойко перенес Соловецкий монастырь и грозные события Крымской войны. В то время, когда англо-французские и турецкие войска штурмовали севастопольские бастионы, британские эскадры подвергли бомбардировке окраинные русские города Петропавловск-Камчатский, Архангельск и Соловецкий монастырь.

Белой, солнечной ночью 6 июня 1854 года архимандрит Александр, несший дозор на дальней оконечности большого Соловецкого острова, увидел на горизонте дымы пароходов. Во весь опор он погнал лошадь к монастырю, влетел в ворота и закричал: «Идет вражья сила!»

Помолившись, монахи сноровисто разобрали оружие и повалили на стены.

Английские паровые фрегаты «Бриск» и «Миранда» подошли к монастырю на пушечный выстрел и стали сигналить флагами, пытаясь начать переговоры. В ответ русские артиллеристы послали трехфунтовое ядро. Тогда англичане начали бомбардировку монастыря. Тут вступила в бой батарея, скрытно поставленная русскими канонирами на морском берегу. Она нанесла повреждения одному фрегату. Тот сразу отошел мористее и остановился на ремонт.

На другой день на остров прибыл парламентер с ультиматумом. Он требовал сдачи в плен всей военной команды и полного разоружения. Предложение, конечно, было отвергнуто. Тогда корабли открыли стрельбу. Палило семьдесят пушек.

Более девяти часов град бомб и ядер сыпался на старые стены. Из-за дыма нельзя было рассмотреть даже ближайшие дома. Море и озеро кипели от взрывов. Пудовые и двухпудовые гранаты рвались у соборов. Но жертв и больших повреждений не было. Со стен и батареи на берегу храбрые артиллеристы метко били по вражеским кораблям.

Так ничего и не добившись, фрегаты отошли к Заяцкому острову, разорили здесь поселок и покинули Белое море.

Через год англичане снова подошли к Соловецким островам. На берегу, там, где сейчас в память об этих днях лежит «переговорный камень», английский офицер вел переговоры с монастырским настоятелем. Но они окончились безуспешно. Русский Север и его часовой — Соловецкий монастырь так и остались неприступными для захватчиков.

…Миша Русин был впечатлительным человеком. Он лазал по монастырю и молчал. О чем он думал? Что чувствовал? Может, ему в голову приходили те же мысли, что и мне? Мы разглядывали щербатую кирпичную кладку, бродили меж старых могил, по стершимся каменным плитам спускались в подвалы… «Отечество вырастает из своей истории», — вспоминались вдохновенные слова известного историка академика В. О. Ключевского. Мы, люди, тоже вырастаем из нее. Но мы можем забыть об этом, а история не забывает нас, тайными связями продолжая непрестранно воздействовать на сердце. Мы несем историю в себе, и она соединяет нас с бесконечной вереницей предков и их дел.

Говорят, что камни молчат. Не верю! У камней такой же богатый язык, как у немых. В этом языке есть и оттенки чувств, и блеск мыслей.

Ржавое кольцо, вмурованное в стену, уже сточилось от времени. Но чтобы его выломать, надо разобрать кладку. Какой цели служило оно в полутемной келье? Зачем понадобилось строителям вкладывать в цепкий известковый раствор длинный стержень кольца, да так, что никакой силе не вырвать его?

И тут пришла догадка. Да ведь это кольцо держало цепь. А к цепи был прикован человек!

Не только воином и хранителем древних икон и рукописей, проводником письменности и культуры был Соловецкий монастырь. Он был и страшной тюрьмой, не уступавшей Петропавловской крепости и Шлиссельбургу. В сырых и холодных каменных мешках с единственным зарешеченным окошком содержались самые опасные для царя и духовенства узники.

По жестокости режима Соловки не имели себе равных. Тех, кто попадал сюда, можно было сразу вычеркивать из списков живых. Об узниках не знали родственники, никто не видел их слез, не слышал их стонов, жалоб, проклятий. Многих бросали в подвалы со скованными руками и ногами, с вырванными языком и ноздрями, иных еще приковывали цепью к стене. В тюрьме Соловков, кишащей крысами, мучились сотни людей. Они не видели солнца, теряли счет годам. Если арестанты других тюрем еще надеялись на прощение, на соловецких заключенных оно не распространялось. Сюда ссылали на бессрочную каторгу, и приговоры пестрели выражениями: «Послать до кончины живота его», «Быть ему в вечных трудах до смерти», «Быть навсегда в тягчайшие труды скованным» и т. д. Грамотных арестантов непременно лишали бумаг, перьев, книг.

На главном дворе кремля у стены Петропавловского собора мы натолкнулись на могилу Петра Андреевича Толстого. Как попал сюда ближайший и деятельный сотрудник Петра I, сенатор и первый русский посол в Турции, президент Коммерц-коллегии и бессменный управляющий Тайной канцелярии, которая сама калечила людей и ссылала в те же Соловки, следователь по делу царевича Алексея, подписавший наследнику смертный приговор? Предчувствуя близкую кончину вдовы-императрицы Екатерины I, Толстой стал «вымышлять злые способы» лишить престола Петра Алексеевича, двенадцатилетнего сына царевича Алексея, и выбрать императора «по своей воле». Но всесильный Ментиков с князьями Долгорукими одержали верх в придворной сваре и посадили Петра II на престол. Толстой был лишен власти и богатств, сослан на Соловки. Здесь и пришла смерть.

Вскоре соловецкая тюрьма приняла и одного из противников Толстого — князя Василия Лукича Долгорукого. Всесильный временщик Бирон, фаворит Анны Иоанновны, сначала заточил его в Соловецкий монастырь, а потом для большего спокойствия решил казнить. Долгорукого вызвали в Новгород и там отсекли ему голову.

Здесь же, в Соловках, сидел последний кошевой Запорожской Сечи Петр Кальнишевский. Задумав навсегда покончить с запорожской вольницей, Екатерина II в 1775 году приказала уничтожить Сечь, а атамана по ложному доносу упрятала в Соловецкий монастырь. Шестнадцать лет провел кошевой в каменном мешке Белой («Головленковой») башни, девять лет просидел в другой камере. Новый император Александр I даровал ему прощение. Кошевому исполнилось ровно сто десять лет. Он вышел на свободу совершенно слепым. Не надеясь больше увидеть родную Украину, Кальнишевский попросил оставить его в монастыре. Через два года он умер.