Колыбель ветров - Бенк Теодор Поль. Страница 27

- Анни, давай попробуем еще, - смело вызвался я, и мы начали следующий танец. Теперь уже смеялись все присутствующие. Они были в хорошем настроении. Танцы проходили с шумным успехом.

Танцевали уже несколько часов подряд, и танцующие стали выбиваться из сил. Было жарко и душно. Пот алеутов, военных и ученых, смешиваясь, создавал невыносимо тяжелый запах, а сигары, которые курил Денни, далеко не очищали атмосферу.

Когда танцующих в комнате стало меньше, я с удивлением отметил, что некоторые алеуты не совсем твердо держались на ногах и осовело смотрели по сторонам. Неужели напились? Затем я видел, как один военный, схватив за руку девушку, тащил ее в уборную. Послышалось хихиканье, а когда девушка оттуда выходила, она утирала губы. Другие пили вино на улице прямо из горлышек бутылок, принесенных военными с базы. Кулачи и другие ребята принимали участие во всем происходящем, и ничто не ускользало от их внимания. Ну и веселье! Снаружи громкие голоса и хихиканье затихли, потому что кое-кто из солдат скрылся вместе с алеутскими женщинами в других домах.

Тем временем в школе Денни и его оркестранты складывали свои инструменты.

- Чертовски удачные танцы, - весело сказал Денни Лофлину. - Мы провели время как нельзя лучше. Не устроить ли нам через некоторое время еще вечер?

Военные не покидали деревню всю ночь. Нас с Бобом разбудили громкие сердитые голоса, доносившиеся из соседнего дома. Громче других звучал истерический женский голос, выкрикивавший бессвязные слова. Потом наступила тишина, и деревня уснула.

На следующее утро, выглянув в окно, я увидел старика, который, шатаясь, спускался по дорожке. Он споткнулся и упал, а из дома выбежала девушка, чтобы помочь ему встать на ноги. Она поддерживала его, пока он медленно брел домой. Казалось, все другие еще спали. До самого вечера нам не встретился ни один взрослый алеут. К кому бы я ни наведался, ко мне выходили дети со словами: "Сегодня наши нездоровы".

Позднее мы узнали, что в деревне не обошлось без драки и что многие алеуты, отведав армейского ликера, опьянели.

Однако военным вовсе не было нужды прикрываться танцами. Солдаты с базы наведывались в деревню чуть ли не каждый вечер и всегда приносили с собой ликер или пиво. Они приходили спаивать мужчин и девушек.

Все же нам нечасто встречались на улице пьяные алеуты. Обычно после попоек они отсыпаются дома, иногда целый день не поднимаясь с постели. В этих случаях дети были совершенно беспризорными. Случалось, они приходили к нам в школу и просили поесть, говоря, что проголодались, а родители не могут встать. Мы всегда слышали одно и то же объяснение: "Наши сегодня заболели".

Это было жалкое зрелище, но как мало могли мы помочь и исправить существующее положение вещей. Однажды, когда представился удобный случай, я подошел к сержанту, дежурившему на базе, и рассказал ему о детях, голодавших, пока их родители валялись пьяные. Не успел я закончить, как он повернулся ко мне и огрызнулся: "А ты не суйся в чужие дела. Мы в этой дыре подольше вашего, хорошо ладим с алеутами и в ваших указаниях не нуждаемся".

После этого разговора военные стали относиться к нам еще менее любезно. Было ясно, что мы для них - незваные гости.

Я обсуждал этот вопрос с Лофлином, и было решено, что каждый из нас подаст рапорт командованию на Адахе. Быть может, заявления двух разных экспедиций и дадут какой-нибудь результат. Однако в глубине души я в этом сомневался. Как бы низки и презренны ни были в моих глазах солдаты, я знал, что виноваты не только они.

Старик Диркс выражал надежду, что будут приняты меры к предотвращению такого разврата. Он неодобрительно качал головой, пожимал плечами и сетовал: "Все пожилые алеуты стремятся прекратить пьянство в деревне, но молодежь не хочет об этом и слышать. Что тут поделаешь?"

За несколько вечеров до этого, когда все ушли на базу смотреть кинофильм, а я один работал в школе, внезапный шорох заставил меня поднять глаза. В полумраке стояла девушка едва ли старше тринадцати лет. Нимало не смущаясь, она предложила мне воспользоваться отсутствием людей в деревне и была удивлена и возмущена, когда я сказал ей, чтобы она немедленно отправлялась домой.

Но ведь у людей могут быть разные взгляды на мораль. И кто же скажет, на чьей стороне истина? У алеутов на свободные половые отношения, даже между совсем юными девушками и парнями, смотрят иными глазами, чем в нашем обществе. Незаконные связи не навлекают на человека никакого позора.

В старину, когда мужчина покидал свою деревню, отправляясь на охоту или расставлять капканы, и отсутствовал по полгода и больше, его жена и семейство неизбежно переходили на содержание к какому-нибудь другому мужчине, без чьей помощи такая семья могла бы умереть с голоду. Следовательно, допускалось, чтобы другой въезжал в дом и брал на себя все права отсутствующего супруга. Было ли непристойным то, что женщина делила себя между двумя мужчинами, коль скоро это вызывалось диспропорцией в количестве мужчин и женщин? Нет никакого сомнения, что в сознании ныне живущих алеутов сохранились еще пережитки такой философии.

Конечно, это не оправдывает поведения алеутов. Но в конце концов тут может возникнуть законный вопрос: почему же алеуты, с такой легкостью отказавшись от своих здоровых и полезных обычаев прошлого, упорно сохраняют обычаи нежелательные? Ответ на него отчасти в том, что развращенность и моральная неустойчивость, наблюдаемые сейчас у алеутов, - следствие не только слабости душевной и телесной, но и упадка, затронувшего общество в целом. Моральная нечистоплотность большинства белых людей, их половая распущенность едва ли способствуют тому, чтобы жизнь алеутов стала лучше.

Мы узнали на Атхе, что отцами большинства детей, родившихся здесь за последнее время, являются американские военнослужащие. В алеутских семьях к ним относятся с не меньшей любовью и привязанностью, чем к законным детям. Значит, здесь отсутствует зло общественного остракизма в отношении невинного ребенка. Зато белый отец не проявляет никакой заботы о содержании ребенка, а отсюда проистекает зло материального порядка. Большинство этих детей следовало бы содержать за счет государства в соответствии с программой помощи детям-иждивенцам [24].

Тогда я не мог найти исчерпывающего ответа на эти и другие сложные жизненные вопросы, возникавшие у меня на Атхе. Не нашел я на них ответа и по сей день. Мне ясно одно: выход не в том, чтобы с презрением указывать пальцем на алеутов, не в том, чтобы совершенно отказывать им в помощи, не в том, наконец, чтобы следовать политике излишней, мелочной опеки, проводимой правительством. Алеутская проблема требует более серьезного решения. Мы не можем вернуть алеута назад, к тому, от чего он ушел, и оградить его от остального мира глухой стеной. Он уже познал прелесть и соблазны цивилизации. Быть может, ему недостаточно открывали глаза на явления современной жизни, чтобы он мог самостоятельно в них разобраться.

ГЛАВА XIV

Перед полуднем 29 июля катер пограничной охраны вошел в бухту Назан и бросил там якорь, что породило в деревне немалот волнений. Это был "Клоувер", направлявшийся на Адах.

Я посоветовался с Бобом. Нам представлялся случай доставить изрядно разбухший гербарий в лабораторию на Адахе. Но дело осложнялось тем, что мы еще не успели взобраться на вулкан Коровинский, со склонов которого стекали горячие ручьи, и нам было интересно собрать там образцы растений.

Посоветовавшись, мы решили, что Боб останется на Атхе, а я воспользуюсь катером, чтобы возвратиться на Адах. В ближайшие несколько дней или через неделю сюда явится другой транспорт, а за это время он совершит восхождение на вулкан. Мы наскоро договорились с одним из алеутов-охотников Джорджем Прокопьевым, что тот поведет Боба в горы.

Лофлин тоже хотел вернуться на Адах, поэтому мы вместе отправились на катер договариваться с капитаном. Тщательно проверив наши документы, он согласился взять нас на борт.