Тропою архаров - Станюкович Кирилл Владимирович. Страница 7
Я поскорее побежал вперед, взял ковбойку и помог ему надеть ее. Мы помолчали, посмотрели друг на друга, и он ушел на улицу, молчаливый и серьезный.
Минуты через три он вернулся, лицо у него было красное, он стал хватать с земли арбузные корки и бросать в меня, пока я не убежал. Тогда он стянул с себя ковбойку и принялся счищать с ее спины очень крупное изображение сердца, пронзенного стрелой, которое я так хорошо сделал мелом. Затем он надел ее и опять вымыл руки. Так как чистыми руками он в меня арбузные корки бросать не мог, я уже безбоязненно вошел и сказал, что прощаю его и согласен быть посаженным отцом, – он брыкнул меня ногой, заржал и убежал.
А я остался один, и мне совершенно нечего было делать. Я обошел всю базу, но она была пуста. Наших никого не было. Я стоял-стоял на улице у ворот, глядел вправо и влево, но ничего интересного не увидел. И я побрел в неопределенном направлении, одинокий и грустный.
Спускался вечер, зажигались фонари. Я шел через город, пока не добрался до городского сада.
Было тихо и прохладно. Народу мало.
Задумавшись и поглядывая по сторонам, медленно шел я по аллее, когда на меня с размаху налетел какой-то человек. Налетевший извинился и хотел бежать дальше, но он оказался Васькой и сразу остановился.
– Тьфу, черт! – сказал он,- я еще извиняюсь, а это ты! Слушай, ради бога, деньги есть?
– Деньги? Да нет, как будто денег я не брал с собой!
– Нет!? Ну, брат ты мой, тогда катастрофа!
– Да в чем дело?
– Да ты понимаешь, сговорился я со своей девушкой пойти в кино. Явилась же она не одна, а с подружкой. Потом оказалось, что они еще не обедали, я сам, дурак, уговорил их обедать. Тут дернул меня черт еще их мороженым угощать. А сейчас, когда нужно билеты покупать, у меня ни пиастра.
– Интересно! Куда же ты бежишь?
– Да, знаешь, я совсем растерялся. Думал на базу сбегать.
– На базу? Удачная мысль! До базы километра четыре и обратно столько же. Так что ты быстренько, часа в полтора бы и управился. Так ты дуй!
– Не смейся! Правда, что делать?
– Ладно, ты лучше скажи, на что похожа подружка твоей девы? Как она – ничего, не очень страшная?
– Что ты! Что ты! Очень хорошая девушка. А что?
– А то. Тогда пошли, у меня в кармане случайно завалялись кой-какие дензнаки, так что идем, пока девушек не украли.
И мы быстро пошли туда, откуда только что прибежал Васька и где призывно маячил красный берет девушки, так быстро присвоившей главный орган кровообращения моего Васьки.
Мои слова, как ни удивительно, оказались почти пророческими. Действительно, у нас с Васькой чуть-чуть не украли девушек.
Когда мы подошли к той скамейке, на которую указывал Васька, у меня буквально дыхание остановилось.
На скамейке в ряд сидели: во-первых, миловидная девушка в красном берете (явно Васькина девушка),, во-вторых, девушка с русалочьими глазами (та самая, которая ехала по Турксибу в соседнем купе) и, в-третьих… рядом с ней – человек из Сингапура. Он, видимо, распинался перед русалочьей девушкой, но как раз в это время заметил наши застывшие фигуры.
– Ну, Васька! – сказал я, поворачиваясь к нему и вынимая руки из карманов.- Ты как хочешь, а мне нужно с ним поговорить.
Но поговорить нам не удалось. Когда мы после минутного замешательства подошли к девушкам, они были одни. Оказалось, что человек из Сингапура пошел за папиросами, но сейчас вернется.
Мы его ждали, ждали так долго, что даже не понадобились деньги на кино. Но ждали мы его напрасно.
Он так и не пришел.
На этом, собственно, и нужно закончить рассказ об этой экспедиции, ведь то, что произошло дальше, не имеет прямого отношения ни к геоботанике, ни к изысканию пастбищ для скотоводческих совхозов.
По западному Пшарту
Долина Восточного Пшарта ничем особенно не замечательна – это типичная широкая памирская долина с сухим руслом, по которому вода течет только в самые жаркие летние дни, когда сильно тают ледники. С обеих сторон над долиной поднимаются высокие сухие хребты. Гребни их почти бесснежны, а ледники, встречающиеся только по северным склонам, очень невелики.
В нижней части долины Восточного Пшарта по надпойменной террасе расположены поля большого колхоза. Здесь, несмотря на то что высота около четырех тысяч метров, сеют ячмень.
В верхней части долины, где по боковым щелям расположены летние пастбища, стоят фермы. До этих ферм нетрудно проехать на машине от Памирского тракта. Но дальше, к последней ферме, расположенной уже за перевалом, добраться на машине невозможно.
Поэтому, подъехав на машине под перевал и увидев, что Мамат. и Султан уже поджидают нас с лошадьми и ишаками, мы двинулись верхом, а машину отправили обратно.
Всего в маршруте по Пшарту нас должно было участвовать пятеро: братья Таштамбековы – Мамат и Султан, Тадеуш Николаевич, Анастасия Петровна и я.
Последний подъем на перевал некрутой, и мы быстро достигли его плоской седловины. По другую сторону перевала перед нами открылась широкая и ровная долина реки Западный Пшарт с широкой поймой, занятой галечниками и лугами, обширными надпойменными террасами, покрытыми редкой пустынной растительностью. По обе стороны долины поднимались скалистые склоны хребтов, которые дальше на запад резко сближаются и заключают реку в тесное ущелье.
Долину Западного Пшарта нам и нужно было обследовать на следующий день.
У самого подножия перевала стояли две юрты колхозной фермы, где нам предстояло ночевать. Вокруг них уже слышалось блеяние овец и коз, устраивавшихся на ночевку.
Был вечер. Закатные лучи солнца, садившегося на самые гребни гор, перестали греть, и ветер, еще недавно приятно прохладный, стал жестоко холодным. Мимо нас с коротким похрюкиванием, рысью пробежало, направляясь к юртам, стадо кутасов (яков). Они быстро скатились по склону и побежали к ферме. Это матки. Целый день они пасутся без пастуха, а потом точно в назначенный час стремительно бегут домой кормить своих телят. Но «зловредные» доярки уже поджидают доверчивых маток – они сначала доят их и только потом разрешают кутасихам проявить материнские чувства – покормить и полизать своих лохматых детенышей.
Принимали нас на ферме с почетом. Хозяин юрты, взяв за уздечку мою лошадь, придержал стремя и помог мне сойти с седла. Сын хозяина приподнял ковровую дверь в юрту и пропустил нас внутрь, хозяйка поспешно постлала одеяла.
Сняв с себя сумки и снаряжение, мы уселись на одеяло, поджав ноги. Хозяин присел сбоку, поинтересовался новостями. Но их было мало – ферма и сама регулярно получала газеты.
Хозяйка щипцами наложила кольцом кизяк и раздула мехами костер посреди юрты, так что он ярко запылал. В огонь поставила кумган – медный кувшин на высокой подставке, который быстро нагревается на костре. Заварив чай в фарфоровом чайнике, хозяин подал мне пиалу чаю; из уважения чаю было налито очень немного, а передавалась пиала обеими руками, вернее – одной рукой он передавал, а другой поддерживал – это также свидетельствовало о желании оказать уважение.
После чая, несмотря на протесты хозяев, мы настояли, чтобы ужин готовили из наших продуктов. Приняв во внимание клятвенные заверения Мамата, что в консервах «чушки», то есть свинины, нет, постановили варить рисовый суп с консервами. Готовить картошку или мясо на такой высоте чересчур долго.
Пока варили ужин, мы успели сделать свои дела, уложить в прессы небольшие сборы растений, записать что нужно в дневник, расседлать и пустить на траву лошадей.
В юрте скопилось сегодня много народу: кроме хозяев и нас, было еще двое гостей – почтенных бородачей, занятых поисками убежавшей лошади. Когда стали раскидывать одеяла, чтобы ложиться спать, гостеприимным хозяевам пришлось довольно туго. Но все как-то утряслось, и, разложив свои спальные мешки на хозяйские одеяла, мы улеглись. Верхнее отверстие в юрте, через которое выходит дым, затянули кошмой, лампу задули, и стало совершенно темно.