Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь - Певцов Михаил Васильевич. Страница 6

Для основательного изучения проходов из Туркестана на Тибетское нагорье члены экспедиции на несколько недель перебрались в урочище Кара-Сай у северного подножья Русского хребта. Здесь, как обычно, Певцов выполнял свою трудоемкую рутинную работу, необходимую при сборе любой научной информации, но от его заинтересованного и внимательного взора при этом не ускользали и необычные явления. Так, он первый обратил внимание и затем объяснил парадоксальный факт — периодическое появление в этих краях холодного ветра, приходившего не с гор, что было бы естественно, а из глубин раскаленной пустыни Такла-Макан. Занимали его и другие конкретные вопросы, для их решения он в условиях высокогорья (около 4000 м над уровнем океана) проводил опыты по определению скорости распространения звука в разреженном воздухе, или — применил новый геодезический способ точного измерения относительной высоты хребта Ак-таг.

В том же духе работали и сотрудники Певцова: в эти месяцы В. И. Роборовский, перейдя через Куньлунь по перевалу Сарык-туз, прошел в глубь Тибетского нагорья на несколько десятков километров, в другой раз он поднялся к труднодоступным верховьям р. Черчен-дарья и через перевал Гульджа-даван также вышел на Тибетское нагорье. П. К. Козлов обследовал верховья р. Бостан-тограк, высокогорное оз. Даши-куль и дальше территорию нагорья на расстоянии около 100 км. Горный инженер К. И. Богданович впервые собрал столь убедительные и одновременно уникальные данные, что позднее, в отчетах экспедиции он уже представил ряд новейших аналитических выводов по геологии и геодезии Центральной Азии. Его работа была очень высоко оценена коллегами, в частности известным русским геодезистом И. И. Стебницким.

После всех этих «экскурсий» в сторону Тибетского нагорья экспедиционеры собрали всевозможные сведения о необитаемых землях к югу от хр. Пржевальского, и к осени 1890 г. решено было завершить здесь исследования и возвращаться на родину. Для этого предстояло пройти еще около 2000 км: мимо озера Лобнор к предгорьям Тянь-Шаня (через города Курля, Карашар, Токсун и Урумчи), а дальше через Джунгарию к г. Зайсан.

Обратный путь занял несколько месяцев, во время которых научная работа продолжалась. Во-первых, были подтверждены слухи о «кочующем» озере Лобнор и установлены причины этого явления, во-вторых, когда в ноябре 1890 г. экспедиция дошла до Турфанского оазиса, точнее до городка Токсун на его западной окраине, там было сделано еще одно из важных открытий — в центре Азиатского материка обнаружили огромную впадину, Турфанскую депрессию. М. В. Певцов не мог знать, что за несколько месяцев до этого здесь же (только на восточной окраине того же оазиса, в Люкчуне) побывала другая русская экспедиция — братьев Г. Е. и М. Е. Грумм-Гржимайло, которые пришли к аналогичному выводу. Это открытие не только объяснило особенности климата этой части Восточного Туркестана, но и дало возможность более точной интерпретации метеонаблюдений по всему центральноазиатскому нагорью. Подобными сведениями из самого центра Азии до этого наука не обладала.

Далее путь исследователей лежал в г. Урумчи, раскинувшийся уже на северных склонах Тянь-Шаня, и через известную дорогу по Джунгарии к г. Зайсан, конечному пункту путешествия. 3 января 1891 г. двухгодичная Тибетская экспедиция под руководством М. В. Певцова завершилась.

Подробно итоги этого путешествия были изложены в трехтомных «Трудах Тибетской экспедиции» и ряде научных статей ее участников. Однако даже простой перечень их основных достижений свидетельствует об исключительной результативности экспедиции.

Прежде всего, были собраны колоссальные новые данные об орографии Куньлуня и о каменистой пустыне севе-ро-западного Тибета с его высокими горными кряжами, внесены существенные исправления в схематическую карту этой горной системы, часть которых, кстати, была подтверждена отдельными съемками другого путешественника, Б. Л. Громбчевского, также побывавшего у северо-западных окраин Тибета в 1889–1890 гг. М. В. Певцову удалось описать множество известных только местным жителям караванных дорог и троп, которые связывали их с тибетцами. Участникам экспедиции удалось открыть в глубинах Куньлуня и севе-ро-запада Тибетского нагорья несколько небольших озер и ледников и уточнить течение р. Тизнаф. Между прочим, Певцов разузнал и об одной старинной, ныне почти забытой дороге через пустыню Такла-Макан, некогда соединявшей г. Аксу (у южных склонов Тянь-Шаня) и долину реки Яр-кенд-дарьи (в предгорьях Куньлуня), до него вовсе не известной европейцам. Все это было сведено на «Карте Восточного Туркестана и северных окраин Тибетского нагорья», суммировавшей географические открытия экспедиции.

Не менее ценными для науки оказались и добытые в предгорьях Куньлуня систематические метеорологические данные, позволившие надежно судить о своеобразии климата в самой сердцевине Центральной Азии. На основании этих наблюдений Певцов написал статью «Климат Кашгарии» (1894), которая была высоко оценена ведущим русским климатологом А. И. Воейковым.

В положительных отзывах специалистов разных профилей на достижения участников экспедиции почти всегда подчеркивался высокий методический уровень проведенных изысканий. Даже обычные рекогносцировочные работы, которые, к примеру, в экспедициях Пржевальского осуществлялись во время стремительных переходов от оазиса к оазису, т. е. «линейно» и мимоходом, М. В. Певцов проводил систематически и обстоятельно, стараясь охватить обследованиями широкие площади. В результате уровень рекогносцировочной изученности пройденных экспедицией территорий заметно улучшился.

В целом собранные экспедицией Певцова материалы позволили создать одно из самых обстоятельных и разносторонних географических описаний Восточного Туркестана и прилегающих областей Северного Тибета. Кроме того, в деятельности экспедиции было еще одно направление, которое поначалу выглядело вполне ординарно, но благодаря силе творческой личности М. В. Певцова превратилось в значительный и оригинальный вклад в общее дело — все более глубокое знакомство с населением Центральной Азии.

ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ. Наплыв европейских научных экспедиций в Центральную Азию во второй половине XIX в. имел естественным следствием публикацию множества книг, в которых величественная и таинственная природа Центральной Азии, сдающая свои последние загадочные бастионы под напором любознательного человечества, поражала и восхищала цивилизованный мир, но не меньшим открытием для него была и постепенно открывавшаяся взору древняя центральноазиатская цивилизация. Исторические памятники особенно привлекали внимание читающей публики, возможно потому, что никто особенно не ожидал встретить среди диких гор и безжизненных песков яркую, мощную, своеобразную и неплохо сохранившуюся культуру.

Описания и зарисовки встреченных путешественниками руин великолепных храмов со средневековыми росписями и скульптурой, записанные легенды о ныне затерянных в песках Такла-Макан загадочных древних городах и прочие следы великого прошлого центральноазиатских племен и народов заинтересовали и специалистов. Н. М. Пржевальский, например, в своих книгах упоминал около двух десятков засыпанных песком древних городов «ныне уже не существующих» — и это только в местности между Хотаном, Аксу и Лобнором. Г. Н. Потанин, побывавший в 1884–1885 гг. в Ордосе, записал рассказы о развалинах трех старинных городов, он же привез первые сведения о легендарном городе Хара-Хото. М. В. Певцов во время путешествия 1889–1890 гг. тоже расспрашивал местный народ о предках и руинах, и уйгуры указали ему на заброшенный город Коне-татар близ Яркенда, на остатки городской глиняной стены Хотана и на руины дворца хотанского правителя (как оказалось, IX в.).

В. И. Роборовский, работая в Турфане, в Люкчунской котловине, посетил несколько древнеуйгурских городов и селений: все они прекрасно сохранились, включая буддийские и манихейские росписи и статуи Будды (Идикут-шари, Ас-са-шари и др.)* От местных жителей он узнал о развалинах монастырей, о старинных кладбищах с субурганами, о пещерных храмах, где находили обрывки старинных письмен и рисунков на бумаге, шелке и холсте. Некоторые вещи Роборовский собрал и привез в Петербург, эти археологические коллекции представляют ценность из-за подобранных им древнеуйгурских рукописей, расшифровкой и анализом которых по сей день занимаются петербургские востоковеды.