Острова, не тронутые временем - Грин Лоуренс. Страница 10

На гуановых островах Юго-Западной Африки олушей во много раз больше, чем во всех их колониях Северной Атлантики. По точным подсчетам, произведенным в 1939 году, на Британских, Фарерских островах, в Исландии, на Ньюфаундленде и островках реки Святого Лаврентия было зафиксировано всего сто шестьдесят пять тысяч гнездящихся птиц и семьдесят тысяч молодых олушей, в то время как на юге, на одном Эйкбоу, их зачастую насчитывается до миллиона, да еще миллионы гнездятся на других островах.

Пеликан, как и олуши, самая ненавистная птица для подрядчиков гуановых островов. Создается впечатление, что пеликаны-родители имеют обыкновение предлагать своих птенцов на съедение молодым олушам, чтобы как-то разнообразить их рыбную диету, потому что везде, где бы вы ни обнаружили пеликаньи яйца, они всегда оказываются вдребезги расколотыми. Пеликаны кормятся обычно в прибрежных лагунах, совместными усилиями выгоняя рыбу на мелководье. В то же время эти громадные птицы легко ныряют. Всплеск от удара пеликана о воду слышен за полмили.

Самой важной птицей на островах с точки зрения «производства» гуано является корморан, известный также под названием «хохлатый (или длинноносый) баклан», которого в Южной Африке неизменно называют «дукером». Гвани перуанских островов — это тоже корморан, чем-то похожий на белогрудого дукера африканских островов. Доктор Р. К. Морфи, американский орнитолог, считает гвани ценнейшей птицей в мире. И так как помет гвани — в объеме всего перуанского «урожая» гуано — оценивается миллионами долларов в год, то его определение вполне справедливо.

Еще есть перелетный дукер — Track-ducker — черная птица зловещего вида. Он тоже унавоживает африканские острова. Мильтон [27] описывает сатану в облике корморана, и после наблюдения над дукерами в их гнездах я с ним полностью согласен. Их голые птенцы отвратительны. А черное оперение взрослых особей в сочетании с ужасной привычкой, сидя на гнезде, извивать по-змеиному шею производят отталкивающее впечатление. Все птицы с островов прожорливы, но дукер демонстрирует свою жадность более других. Он ест, пока рыба не начинает вылезать изо рта, но и тогда продолжает ее глотать.

Стаи перелетных дукеров летят вереницей низко над водой, с разведчиками впереди, высматривающими рыб. Они могут заглатывать рыбу весом в фунт или осьминога с десятидюймовыми щупальцами, последнего, правда, с трудом. Дукер, сидящий на скале со своей пищей, напоминает питона, медленно заглатывающего антилопу.

Все эти птицы ведут нас через двери природы в разнообразный и увлекательный мир. Во многих отношениях этот мир спокойнее нашего, ибо там не так уж много проблем и у маленького ластоногого народца — пингвинов, и у крылатых красавиц олушей. Это всегда удовольствие — проникнуть в уединенный и неиспорченный мир соленого воздуха и морских водорослей, забытый Временем мир, всегда несущий утешение для беспокойного человеческого сердца. Может показаться странным решение провести жизнь среди морских птиц, но нельзя отрицать и того, что гуановые островки стали местом избавления для многих людей, бежавших от ужасов цивилизации.

Я оставлял Людериц во второй половине дня. Подгоняемый сильным ветром «Гамтоосс» спешил выбраться из гавани под непрерывным обстрелом водяных брызг, перелетевших через капитанский мостик. Погода была прекрасная. Пароход поворачивал на юг, я стоял в одиночестве на палубе и думал об островах. Слева по борту над побережьем небо было голубым, дальше, над дюнами пустыни, — розовым, а совсем далеко позади, в синеве Южной Атлантики, белел Эйкбоу.

Эйкбоу и его птицы. Час назад они бесцельно парили над кормой подобно альбатросам, проносясь над фордеком и отдыхая на салингах. Теперь они качаются на вспененных волнах, проносятся над ними, касаясь крыльями гребней, ныряют в море за рыбой, покружатся над кораблем, пока не настанет час их возвращения. Далеко отсюда, на Эйкбоу, ждут их тысячи супругов и супруг, прихорашиваются и чистят клювами перья.

И вот уже последние, отставшие, расстаются с Великой Свободой Голубой Воды — инстинкт зовет занять свое место в рядах тесно прижавшихся друг к другу миллионов.

Они держат курс на Эйкбоу, точно как самолеты, возвращающиеся домой по лучу радиолокатора. Аккуратен и величествен полет птиц в этот час, когда они заслоняют весь горизонт. Веками повторяется эта вечерняя сцена над Эйкбоу; она поэтична и навевает соответствующее настроение на очарованного пернатыми кочевниками наблюдателя, вызывая у него глубокие чувства...

Нет ничего лучше природы. Поэтому я и приехал сюда. И понял, почему Джон Гоув остался здесь надолго. Джон Гоув, а за ним Мило почти век жили на этой белой скале в голубом океане, вечные ветры задубили их лица, а птицы — это великое чудо природы — постоянно стояли перед их глазами.

Глава третья

Тристан хранит свою тайну

Далеко-далеко, среди бурного моря, яркого солнечного света и чистого воздуха Южной Атлантики расположен остров, тайной которого хотели бы обладать медики всех стран. Остров этот — Тристан-да-Кунья [28], а секрет — долголетие и отличное здоровье его жителей.

Другие острова тоже, конечно, могут похвастаться своими долгожителями, ибо люди, живущие изолированно от внешнего мира, гарантированы от эпидемий и тяжелых заболеваний больших городов. Но Тристан побил в этом отношении все рекорды. Население этого острова словно живет совсем в другом мире, навсегда освободившемся от болезней.

В ранние годы моих путешествий по островам мне не раз представлялась возможность посетить черный вулканический берег Тристана. Мне было двадцать лет, когда я работал репортером одной из газет. Не раз в то время я уговаривал капитана каботажного судна взять меня в плавание. Примерно раз в год каботажник ходил из Саймонстауна к Тристану с почтой и продуктами для островитян. Тогда другой возможности посетить остров не представлялось. Я был необыкновенно счастлив, впервые ступив на землю Тристана в 1920 году; судьба улыбнулась мне и в 1923 году, когда я провел на острове несколько дней, попав туда с «очередной почтой». Что-то горело во мне все время в те молодые годы, побуждая снова и снова выискивать случай посетить Тристан-да-Кунью.

Сейчас это беспокойство несколько улеглось, уступив место желанию разгадать тайну острова. Первое, что буквально поражает каждого вновь прибывшего на остров, — это великолепное здоровье жителей, и старых и малых. Причем способность островитян доживать до глубокой старости — качество наследственное. В нашем сегодняшнем мире люди, живущие в нормальных условиях, рассчитывают, как правило, дотянуть до семидесяти, а для островитян Тристана (особенно женщин) семьдесят — возраст только лишь где-то выше среднего: они достаточно активны и в девяносто. Я знал четырех сестер на Тристане, которые наиболее показательны в этом отношении. Одна дожила до ста четырех, другая — до ста двух лет, третья — до девяноста девяти, и только четвертая, известная Бетти Коттон, дотянула всего лишь до девяносто четырех.

Доктора и зубные врачи время от времени осматривают островитян, но ни одна из медицинских комиссий не может, естественно, провести на острове столько лет, сколько необходимо, чтобы разрешить эту загадку.

Я ходил в 1923 году от дома к дому вместе с военно-морским врачом, посланным на остров специально для того, чтобы составить отчет о состоянии здоровья этого удивительного маленького народа и изучить «эффект кровосмешения», то есть результаты браков между кровными родственниками. Сегодня вы найдете на острове более двухсот жителей — все они потомки брачных союзов от первоначальных восьми мужчин и семи женщин [29].

Врач уверял меня, что потомство от браков между двоюродными братьями и сестрами было абсолютно здоровым. Он столкнулся с феноменальным явлением — великолепными зубами островитян — и был совершенно ошарашен долговечностью жителей.