Острова, не тронутые временем - Грин Лоуренс. Страница 43

Юджин Павиллард и приятный молодой канарец из конторы открыли для меня некоторые стороны жизни Лас-Пальмаса, которые мне не удалось бы увидеть без их помощи. Городу почти пятьсот лет, в нем есть современные, хорошо распланированные магистрали, но в квартале Вегуэта вы попадаете в колумбовы времена. Я вспомнил, как в дни моего детства гид показывал мне гаротту в Лас-Пальмасе:

— Хотите еще раз посмотреть на нее?

Скоро мы очутились в старом доме, в подземелье которого находилась тюрьма. В одном мрачном каменном мешке можно было увидеть сразу две машины смерти: вверху — эшафот с виселицей, внизу — гаротту. Да, да, здесь до сих пор висел этот ужасный стальной ошейник, который так запомнился мне с детства. Жертву сажали на стул, и гаротта плотно обхватывала шею. Затем в действие вступал тяжелый, быстро вращающийся винт, который в одно мгновение раздавливал позвоночник.

Мой приятель объяснил, что гаротту на островах уже давно не применяют. Жители испытывают здесь непреодолимый страх перед смертной казнью, который восходит еще ко временам гуанчи. Даже на мясника смотрят с опаской, а судебный исполнитель внушает такой ужас, что каждый канарец, проходя мимо, шепчет: «Диос ме либре де тус манос! (Господи, избавь меня от его рук!)».

В Лас-Пальмасе много мавританских домиков с плоскими крышами. Остров по своей культуре ближе к Африке, чем Тенерифе, и вся атмосфера здесь более африканская, в то время как Санта-Крус-де-Тенерифе с его узкими кривыми улочками — совершенно испанский город. Время от времени на Гран-Канарию обрушивается вихрь тончайшего песка из Сахары. Он засыпает все, и суда не могут сняться с якоря. Бывает, что выпадает настоящий «кровавый дождь» — ливень, окрашенный африканской пылью в красный цвет. А жаркий юго-восточный ветер «левантер» приносит полчища саранчи, которая плотным слоем в четыре фута закрывает всю землю. К счастью, все эти гости из Африки бывают довольно редко.

Иногда говорят, что старые улочки города Санта-Крус-де-Тенерифе еще больше, чем испанские, напоминают иллюстрацию к Ветхому завету. Во многих домах высятся квадратные башни «мирадорес», к стенам прилеплены лестницы, ведущие к плоским «азотеас», на которых можно принимать воздушные ванны.

На Канарских островах принято считать, что народ на Тенерифе медлительный и провинциальный. Здесь до сих пор еще ночью по субботам можно услышать, как юноши с гитарами поют серенады своим возлюбленным. В Лас-Пальмасе этот обычай запрещен, потому что он мешает людям спать.

Некоторые говорят, что Тенерифе нравится им больше, чем остров Гран-Канария, из-за его вулкана Пико-де-Тейде, который возвышается над островом, как Столовая гора над Кейптауном. Честно говоря, люди и улицы, гавани, молы и пляжи интересуют меня больше, чем горы и ландшафты, но мне приходилось видеть и Эверест и почти все большие африканские вершины. Я приехал на Канарские острова не ради тенерифского вулкана, но все же был рад представившейся возможности осмотреть это чудо.

Ущелья, забитые лавой, груды черной окалины и кратеры напоминают, что Тенерифе знал много вулканических извержений. Может быть, остров взорвется когда-нибудь, как это было с Кракатау, ибо вулкан достаточно активен. Полвека назад жителей разбудили громкие взрывы и толчки. Вскоре в двадцати милях от вулкана открылся новый кратер. Но все обошлось без человеческих жертв и материального ущерба. С конца XVIII века каких-либо серьезных извержений не наблюдалось, и жителям удается не придерживаться общеизвестной философской точки зрения о «жизни, как на вулкане». Площадь острова — девятьсот квадратных миль, так что спастись от извержения, если оно случится, нетрудно.

Дон Мануэль Рафолс с супругой подвезли меня как можно ближе к вулкану. По дороге они показали мне прохладную Ла-Лагуну — университетский город с кафедральным собором, украшенным мраморными и серебряными фигурами, и монастырской церковью, где раз в столетие на святой мессе прислуживают монахини-траппистки [131]. Вот где место для поклонников резных деревянных дверей, балконов и гербов. Город расположен на высоте двух тысяч футов над уровнем моря, и по ночам даже летом приходится укрываться одеялом. Тут была крепость гуанчи. Сейчас здесь летают рейсовые самолеты из Испании, и пилоты опасаются внезапных туманов, скрывающих аэропорт.

Вдоль дороги бредут крестьяне со своими осликами, мужчины закутаны в шерстяные одеяла-покрывала, у женщин на голове маленькие соломенные шляпки. Фруктовые сады и виноградники, банановые и помидорные фермы уступают место полям пшеницы, фасоли и картофеля. Тут и там видны заброшенные виноградные прессы. Вино делают и сейчас, но много виноградников погибло от вредителей; канули в прошлое времена, когда канарское вино было известно во всем мире.

В горах, где собираются облака, хорошо растут сосны. Островитяне собирают иглы, которые употребляют для упаковки бананов. Выше мы попадаем в вечнозеленый пояс, затем оказываемся в густом тумане, из которого выбираемся уже на высоте пяти тысяч футов. А еще через тысячу ландшафт становится похожим на районы Карру — безводного плато в Южной Африке. Это Лас-Канадас, лавовое плато, несомненно одно из самых суровых мест на земле. Кресты отмечают места снежных трагедий. Здесь имеется полицейский пост, единственная задача которого — посылка спасательных отрядов на случай автомобильной аварии, когда людям грозит гибель зимой в горах.

Мне показали знаменитую метеостанцию в Изане. На высоте почти восьми тысяч футов живут пятьдесят человек ученых с семьями. Дома у них большие и крепкие: ведь зимой, когда дороги блокированы снежными заносами, они совсем изолированы от мира. Еще ближе к вершине сооружен «парадор» — государственная гостиница для туристов. Некоторым больным, видимо, идут на пользу чистый горный воздух и яркие лучи солнца. Однако врачи не всегда уверены в несомненных достоинствах высокогорного санатория и рекомендуют многим оставаться внизу, на пляжах.

Последним признаком человеческого жилья на величественной горе — дом отдыха «Альта Виста», расположенный лишь на тысячу четыреста футов ниже вершины. Я постоял немного на тропе мулов, ведущей к хижине, и повернул обратно. Горные восхождения не по мне, хотя, конечно, в ясный день стоило бы взобраться на пик. В моем старом путеводителе говорится: «Вокруг вершины — царство уединения и хаоса», но, очевидно, автор имел в виду только окрестности кратера. Отсюда виден каждый остров в Канарской группе и Африканское побережье. Ни одна панорама в мире не дает такого широкого горизонта.

В зарослях лавра охотники искали фазанов, а в чаще древовидных вересков — кроликов. Мне всегда казалось, что я мало знаю ботанику. Баннерман из Британского музея говорил мне, что на этих островах сохранилось много реликтовой флоры. В течение тысячелетий остатки африканской, азиатской и американской флоры оставляли на этом куске земли богатые и разнообразные следы своего пребывания. Птицы и течения заносили семена, и остров стал теперь естественным цветочным садом, настоящим раем для ботаников. Гумбольдт совершил восхождение на пик и описал леса, которые вскоре были сожжены и обращены в древесный уголь. К счастью, многое еще уцелело и до сих пор сохранились растения и деревья, которые остались только на Канарских и нескольких других островах.

С окрестностями Ла-Оратавы связана одна романтическая легенда о чудотворной девственнице Канделарии. Много веков назад какой-то пастух нашел на берегу деревянный образ этой девственницы. Некоторые говорят, что то был ностр [132], смытый с потерпевшего аварию судна. Так или иначе, но этому образу приписывалось свойство исцеления от всех болезней, и поклоняться ему приходили люди с разных островов. Однажды его украли. Позднее образ появился вновь на острове Фуэртевентура, где был реставрирован и сохранялся в течение многих лет. В начале XIX века во время сильного шторма образ унесло в море. Папа прислал новый, который сохраняется здесь и по сей день.