Тень Тота - Пайнкофер Михаэль. Страница 30
Уже в детстве он казался ей самым старым на свете, и в тайне Сара боялась, что ученого уже нет в живых. По счастью, она ошиблась. Местные называли его Аммон эль-Хаким, что в переводе означало «мудрец», и не случайно. Он происходил из древневавилонского рода Хаммурапи, который мог похвастаться множеством мудрых и ученых людей: звездочетов и астрономов, врачей и летописцев, скульпторов и философов. Старый Аммон был последним в этом роду, в нем объединилось знание бесчисленных поколений. Ребенком Сара считала его волшебником, магом, повелевавшим сверхъестественными силами. Сегодня она многое понимала лучше, но испытывала по отношению к старику все тот же трепет. Если вообще хоть кто-нибудь мог рассказать ей о «Книге Тота», то именно он…
— Вы не забыли меня, учитель. — Сара говорила по-арабски бегло и почти без акцента.
— Как же мне тебя забыть? — Старик печально улыбнулся. — Как же мне забыть свою самую способную ученицу?
— Вы льстите мне, учитель. — Сара смущенно опустила голову и заметила, что взгляд Аммона остался неподвижным. Значит, он ничего не видел…
— Не печалься, дитя мое, — сказал Аммон, словно прочитав ее мысли. — Я всю жизнь следил за движением звезд, их сияние ослепило меня. Но я видел больше великих чудес и красот, чем множество ходящих по земле людей.
Сара прикусила губу. Она была очень огорчена тем, что мудрец ослеп, но не меньше взволнована и тем, что он узнал ее. Аммон улыбнулся, и ей снова показалось, что ее мысли для него — открытая книга.
— Ты не изменилась, Сара, — сказал он. — Запах свежей лаванды возвещает о тебе даже в душных кварталах Каира.
— Так вы меня узнали по запаху?
— Я знал, что ты вернешься.
— Знали?
— Когда я еще мог видеть, мне об этом сказали звезды. Ты хочешь меня о чем-то спросить, не так ли?
— Так.
— О прошлом?
— И это так, учитель Аммон. Откуда вы знаете?..
— Не важно. — Старик покачал головой и подозвал ее костлявым пальцем. — Присядь ко мне, дитя мое. Выпей со мной чаю, и поговорим.
— Спасибо.
Сара снова поклонилась и, подобрав платье, уселась на выложенном коврами полу напротив старика. Какое-то время они сидели молча, старик сосал мундштук кальяна, а Сара с радостью снова почувствовала себя маленькой девочкой. Здесь она ощущала себя в безопасности, и это успокаивало. Хотя Аммон ничего не видел, он уверенно взял стоявший возле него чайник, наполнил чаем глиняную кружку и протянул ее Саре. Она поблагодарила и принялась пить чай маленькими глотками, чувствуя сначала приятный пряный вкус мяты, а затем сахарную сладость. Наконец эль-Хаким спросил:
— Что ты хочешь знать, Сара? Ведь мы так давно…
— Я знаю, — кивнула Сара. — И с тех пор столько всего произошло, учитель. Даже если от меня по-прежнему пахнет лавандой, я уже не та. Мой отец… — Она осеклась и опустила глаза; ей очень трудно было выговорить эти слова. — Отец умер, — закончила она дрожащим голосом. — И я продолжаю его работу, исследую тайны прошлого.
— Мудрое решение, — с улыбкой ответил старик. — Это твое призвание.
— Возможно. Попытка разгадать одну из таких тайн и привела меня к вам, учитель.
— Понятно. И что это за тайна, Сара?
— «Книга Тота», — без предисловий ответила Сара. — Я должна знать, где она.
Улыбка моментально исчезла с лица мудреца.
— Миш квейс, — тихо отозвался он. — Это плохо…
Вняв предупреждениям, Мильтон Фокс воздерживался от алкоголя до наступления сумерек. Однако в конце концов уверился, что ему необходимо «смыть» пыль каирских улиц крепким напитком, порожденным цивилизацией. Правда, виски, поданное ему в баре гостиницы «Шефард», оказалось недостаточно охлажденным для горячительного напитка и поэтому никакого удовольствия инспектору Скотланд-Ярда не доставило. Морис Дю Гар и Стюарт Хейдн, спустившиеся в бар, застали его в весьма угнетенном состоянии, он мрачно уставился в стакан.
— Quoi? Что это значит, уважаемый инспектор? — усмехнулся Дю Гар. — Вы разочаровались в ячменных плодах британской культуры?
— Смейтесь, смейтесь, Дю Гар, — проворчал Фокс. — Вам легко говорить. У их виски такой вкус, как будто в него верблюд…
— Это еще не повод для того, чтобы опускаться до непристойностей, — осадил его француз, прежде чем инспектор успел их проговорить. — Смиритесь с тем, что ни джина, ни эля здесь нет. Местные, как правило, пьют чай или кофе. Разве не ваша английская пословица гласит: в Риме будь римлянином?
— Мало ли что говорят…
— Это в самом деле так, — кивнул Хейдн. — Арабы пьют кофе с большим количеством сахара да еще с экзотическими приправами. А что они вытворяют с чаем, лучше и не говорить.
— Вы не очень жалуете Египет, не так ли, капитан? — осведомился Дю Гар.
Хейдн мрачно усмехнулся:
— А чего его жаловать? Сухая, выжженная земля, лучшие времена здесь закончились больше тысячи лет назад. Будущее принадлежит Британской империи, в этом не может быть никаких сомнений.
— Я бы не говорил так уверенно, mon capitaine, — заметил Дю Гар. — Земные царства не вечны, в том числе и ваше.
— И это говорите вы? Француз? Разве не ваш Наполеон мечтал основать империю по образцу Римской, которая стояла бы вечно?
— Он был сумасшедшим, — коротко ответил Дю Гар. — Здравомыслящий человек понял бы, что ничто завоеванное вечным быть не может.
— Вы это серьезно? — спросил Хейдн, обменявшись с Фоксом насмешливыми взглядами.
— Вполне, messieurs.
— Ну конечно. Очень по-французски. Ваше лучшее время тоже прошло, и вы завидуете Англии.
— Вы в самом деле так думаете?
— Это же очевидно. Франция — побежденная страна, живет лишь за счет славного прошлого. Мы же — мировая империя, подобной которой в истории человечества еще не было. Она будет стоять и тогда, когда все остальное канет в Лету.
— Вот за это я выпью. — Фокс, пошатнувшись, встал, торжественно поднял полупустой стакан и торжественно произнес: — За ее величество королеву.
— За королеву. — Хейдн тоже встал.
Дю Гар не мог сдержать улыбку.
— Можно узнать, что в этом такого смешного? — раздраженно спросил Хейдн.
— Ничего, messieurs, в том-то и дело. Однако мне было бы интересно узнать, что побуждает благоразумных людей разыгрывать подобные сцены.
— По-вашему, проявлять любовь к отечеству и королеве — это разыгрывать сцены?
— В известном смысле да.
— Тогда вам придется немедленно объясниться, — потребовал Хейдн. — В противном случае мы с мистером Фоксом можем счесть ваши слова непростительным оскорблением.
— Alors, мне кажется, что гордиться своей страной, равно как и употреблять алкоголь в жару, можно позволить себе лишь в ограниченных количествах. Иначе неминуема неслыханная катастрофа.
— Катастрофа? Что вы имеете в виду?
Дю Гар печально улыбнулся.
— Ах, mon capitaine, вы не захотите этого понять. А даже если бы захотели, не мне вам объяснять.
— Не вам? Да что же все это значит?
— Очень просто, — пробормотал Фокс. — Наш друг намекает на то, что он ясновидящий.
— Это правда? — спросил Хейдн.
— Бог знает что вы говорите, — уклонился от прямого ответа Дю Гар.
— И все-таки он прав? Вы в самом деле можете заглядывать в будущее?
— До сих пор мог, — кивнул Дю Гар. — Но поверьте, messieurs, знать будущее — не благой дар, скорее обуза. Ведь вы видите вовсе не только то, что хотите, а так недолго и испугаться. Будущие войны, смерть близких, свою собственную.
— То есть вы знаете, когда умрете?
Дю Гар пристально посмотрел на него и коротко ответил:
— Oui.
— А… а я? — со страхом спросил Фокс. — Это вы тоже можете увидеть?
— Сожалею, monsieur. Я уже говорил, что могу видеть будущее только близких. При всем моем уважении, вы таковым не являетесь.
Инспектор обиженно отвернулся.
— А леди Кинкейд? — спросил Хейдн. — Вы заглядывали в ее будущее?
— Oui.
— И поэтому вы так спокойны, хотя она совершенно одна разгуливает среди всех этих арабов и цветных?