Искусство острова Пасхи - Хейердал Тур. Страница 42

Неделю мы ничего не слышали от братьев Ика, но вот опять под вечер около моей палатки появился Даииель. Он сообщил, что после долгих уговоров его брат Альберто наконец сдался и показал ему вход в родовую ана миро — «пещеру, где хранится дерево». Семь дощечек ронго-ронго на месте, четыре из них деревянные, в хорошем состоянии, три каменные. Вдоль трех степ лежит множество предметов, причем плясовые весла (ао) отделяют вещи, принадлежащие другому роду. Но вынести что-нибудь Даниель не смог, Альберто предупредил, что он велел «дьяволу» убить его вместе со всей семьей, если он когда-нибудь придет туда без брата.

Я потерял всякую надежду побывать в этой пещере, но в ту же ночь третий брат, Энрике Ика, тайком пришел вместе с женой ко мне в палатку и принес дыни. От Даниеля никакого проку, сказали они, но два дня назад им удалось обнаружить другую пещеру. В ней хранился деревянный предмет в камышовой сумке, словно покрытой кристалликами морской соли от брызг. Но все рассыпалось в прах от их прикосновения. Жена Энрике проплакала всю ночь, дескать, теперь не видать им балок для нового дома. Правда, она однажды слышала от бабушки, будто ей принадлежит доля в пещере, которой теперь распоряжается ее дядя, брат покойного отца, Сантьяго Пакарати. Старик Сантьяго приходился также братом Тимотео, мужу Таху-таху. Мы наняли его ловить рыбу для нашей экспедиции, и он в это время жил вместе с племянницей в пастушьей лачуге на берегу залива Лаперуза. Она умоляла дядю показать ей тайник, где хранилась ее доля, и старик Сантьяго наконец сжалился, пообещал в следующую ночь отвести ее к тайнику около Ваиху. Она просила и нас пойти с ними.

Двадцать восьмого марта, как только стемнело, наш «джип» выехал из лагеря в сторону залива Лаперуза. В машине кроме меня сидели наш чилиец Эдуардо Санчес, капитан и первый помощник капитана. Мы условились с Энрике Ика, что заедем в лачугу за ним и женой; заберем также Арне Шёльсволда и старика Сантьяго, которому отводилась роль проводника. Встретив нас в дверях лачуги, Шёльсволд и Энрике сообщили, что Сантьяго прихворнул, лежит в постели, но он начертил «карту», и по ней его сын Николас найдет пещеру. Чувствуя, что это очередная отговорка и нам грозит новый провал, я вошел в дом. Сантьяго лежал под одеялом одетый и при виде меня принялся усиленно кашлять. Без труда я несколькими шутками рассмешил его, он перестал притворяться и, улыбаясь, поднялся с кровати.

И вот уже Сантьяго сидит рядом со мной в машине, серьезный, молчаливый.

Миновав карьеры Рано Рараку, мы свернули вдоль южного берега на запад. Тут Сантьяго счел нужным предупредить нас, что пещера — не «тайник для хранения вещей», а «убежище на случай войны». Правда, добавил он, «кое-что» в ней есть. Сам он ничего не трогал, только однажды, много-много лет назад, взял «одну вещь», нужную для рыбной ловли. Ему тогда было семнадцать, а пещеру показала ему одна старушка из их рода перед смертью.

Немного не доезжая Ваиху, мы оставили «джип» рядом с дорогой и при ярком свете луны пошли по каменистой равнине к береговым скалам. На краю обрыва, метрах в десяти над бурлящим прибоем, Сантьяго остановился, вытащил из сумки самодельную веревочную лестницу и накинул верхнюю ступеньку на острый лавовый выступ. Взял у племянницы другую сумку, открыл, достал завернутую в банановые листья холодную жареную курицу и предложил мне съесть гузку, так как «мне предстояло смотреть пещеру». В той же сумке лежали печеные бататы, но трапеза почему-то свелась к съеденной мною гузке. Остальную еду разложили на камнях. Затем старик наклонился над обрывом и вполголоса затянул монотонную молитву, обращенную к аку-аку. Внезапно молитва оборвалась и нам было предложено спускаться.

Первым полез его сын, Николас. Сантьяго велел ему разуться и раздеться до трусов. Веревочная лестница свободно свисала с карниза. Метрах в трех-четырех ниже него Николас вдруг пырнул с лестницы в незримую сверху пещеру. Сколько мы ни наклонялись, видели только лестницу да белую пену прибоя на дне пропасти. Вниз пошли капитан и его помощник, за ними последовал Энрике Ика. Только я хотел спускаться, как Энрике поспешно вернулся. Мы помогли ему выбраться на скалу. Ноги плохо держали его, и он сказал с ужасом в голосе, что у самого входа что-то увидел и не посмел войти, потому что «не привык к пещерам». Сантьяго спокойно заметил, что Энрике еще никогда не бывал в пещерах и боится дьяволов. Тут и жена, к великой досаде Энрике, принялась его дразнить, однако сама она, как и Сантьяго, тоже предпочла оставаться наверху.

После нелегкого спуска по лестнице нужно было еще проявить изрядную ловкость, чтобы дотянуться ногами до узкой трещины, которая служила входом в открытую пещеру. Так неудобен был этот лаз, что Шёльсволд сломал ребро, прежде чем сумел протиснуться в щель и отпустить лестницу. Маленькую, низкую полость в конце лаза озаряло пламя свечи, принесенной сыном Сантьяго. Часть пола посередине занимали останки двух покойников, обернутые в истлевшие камышовые циновки. Судя по тому, что циновки истлели почти одинаково, между двумя погребениями прошло не очень много времени. В естественном углублении возле левой стены лежал третий покойник. Кости скелета и камыш здесь сохранились несколько лучше, я даже смог отделить кусочек то-горы, тогда как в двух первых случаях она рассыпалась в прах от прикосновения. По словам Сантьяго, кости, которые приобрели зеленовато-голубой оттенок, принадлежали далеким родичам, захороненным здесь до того, как миссионеры ввели христианские погребения на деревенском кладбище. Поскольку останки были завернуты в циновки и спуск в пещеру был труден, наверно, так и было; вряд ли старые и больные люди сумели бы сами забраться в эту пещеру, чтобы здесь умереть.

Около двух вытянутых бок о бок скелетов лежали маленькие камышовые сумки с каменными фигурками уже знакомого нам класса. Сумки из тоторы истлели столько же, сколько камышовые саваны на скелетах, и тоже рассыпались в прах. Грубоватые каменные изделия во многом напоминали те, которые Арон Пакарати, по его словам, вынес из пещеры деда. Отец Арона, Доминго Пакарати, тоже приходился братом Сантьяго; возможно, ему принадлежала доля в этой пещере. И во всяком случае, похоже, что речь шла об изделиях одного и того же резчика.

Из восьми скульптур вокруг центрального погребения две наиболее интересные представляли: одна — женскую фигурку, вторая — двуликий торс, причем широкие, напоминающие копье носы вверху сходились. Около третьего скелета, в распадающейся от малейшего прикосновения обертке, лежали две скульптуры, в том числе реалистичное изображение лангуста; нечто в этом роде мы нашли в пещере Ласаро и получили от Педро Атана (фото 255 b). Несколько информаторов независимо друг от друга говорили нам, что скульптура лангуста, подобно изображениям рыбы или черепахи, привлекает добычу к ловцу и увеличивает плодовитость вида.

Перед тем как мы спустились, Сантьяго настоятельно просил нас оставить в пещере какую-нибудь одну фигурку, все равно какую. Мы оставили одну из двух, почти одинаковых статуэток человека с птичьим клювом. Впрочем, и она была извлечена из тайника годом позже, когда те же проводники показали пещеру прибывшему после нас на Пасху Томасу Бартелю (устная информация), который узнал о ней из материалов экспедиции.

Возвратившись на край обрыва, я взял курицу и батат и разделил между членами отряда, ведь была съедена только гузка. Три пасхальца отказались есть и озабоченно глядели на нас, пока последняя обглоданная косточка не очутилась в море. И лишь когда мы направились обратно на «джипе», обычно храбрый и гордый Энрике Ика набрался духу посмеяться над собственными страхами.

Открытое хранилище Педро Атана на берегу моря

Педро Атан несомненно был одним из самых замечательных — хотя и не из самых благочестивых — представителей нынешних пасхальцев. Островитяне избрали его алькальдом, или бургомистром, так что он представлял их в переговорах с чилийским губернатором. Педро был старшим из братьев Атанов, чей род восходил, как уже говорилось, считая двенадцать поколений, к последнему длинноухому, Оророине (Englert, 1948, р. 54–55, 127). Он не страдал скромностью и не скупился на превосходные степени, говоря о своих знаниях и талантах. Но хотя многие считали его хвастуном, никто не стал бы оспаривать, что из его рук выходили самые красивые и точные копии старинных пасхальских деревянных поделок. На острове было немало превосходных художников, но изделия Педро Атана, как правило, пользовались наибольшим спросом и стоили дороже других. И ведь он показал, что в самом деле знает, как небольшая группа людей могла поднять огромную статую; уже это подтверждало, что ему был известен старинный секрет и он сумел его сохранить, несмотря на старания многих исследователей, включая патера Энглерта, и получить у современных пасхальцев ответ на эту загадку.