Позабытые острова - Даниельссон Бенгт. Страница 31
Лодочная пристань всего на метр-два возвышалась над водой, да и то лишь в тихую погоду. В шторм пристань совершенно исчезала под волнами. Между валами — ложбины, и шлюпка «Теретаи» несколько раз пропадала из виду. С большим трудом матросам удалось причалить. Чтобы шлюпку не разбило, пока идет посадка, двое что было мочи гребли навстречу волне, а третий, стоя на скале, крепко держал брошенный с лодки конец.
Пассажиры, несколько местных жителей, видно, были люди ко всему привычные. Выждав на середине крутой цементной лестницы, которая спускалась с утеса на пристань, они в нужный миг опрометью кидались вниз и, когда волна поднимала шлюпку вровень с причалом, прыгали в нее. Тут требовался точный расчет, и, надо сказать, они с честью справились с задачей, если не считать одну тучную матрону, которая поскользнулась и плюхнулась прямо в воду. Расторопный матрос тотчас выловил ее багром. Забавный случай вызвал общий смех.
Ни капитан, ни остальные члены команды еще не пришли из деревни, и мы решили пропустить один рейс. Успеем в следующий раз! И как же мы потом жалели об этом решении… Но поди знай, что матросы так напьются и что их будет значительно больше, чем мест в шлюпке!
Услышав вопли и крики на дороге, соединяющей утес с деревней, мы заподозрили неладное. А затем увидели занятную картину: пять-шесть матросов брели к утесу, до предела нагрузившись бутылками. Двое несли пятидесятилитровую бутыль, судя по всему, уже пустую. Все горланили песни, орали; если кто-нибудь падал, товарищи пускались в пляс, издавая дикие вопли. Следом семенили пять монахинь в белых облачениях, спешившие по своим делам. Они, конечно, предпочли бы обогнать захмелевших морячков, но никак не могли собраться с духом. За ними в отдалении шли капитан и местный вождь. Оба следили за тем, чтобы никто из гуляк не остался. Только кто-нибудь из матросов устраивался поудобнее на земле-матушке, вождь и капитан тут как тут — поднимали его, встряхивали как следует и подталкивали вперед.
Наконец первые пьянчужки добрались до маяка. Да тут и полегли. Отставшие, подоспев, повалились на них. Монахини прошмыгнули мимо и свернули вдоль берега. Пон дошел сердитый, весь в поту капитан.
— Свиньи вы, настоящие свиньи! — закричал он, — Стоит на берег сойти — сразу напиваетесь! Да если бы я за вами не присматривал, валялись бы в канаве все, как один, и вас бы давно собаки съели!
Приметив художника и меня, он добавил:
— Полюбуйтесь, я уже за няньку стал. Сам и рюмки выпить не могу. Нарочно каждый раз оставляю несколько человек на борту, есть хоть кому шлюпку пригнать.
Он нагнулся и приподнял ближайшего матроса, но едва отпустил его, как тот опять повалился на бок. Как-то он доставит их на борт? Но капитану было не впервой. Вместе с вождем они взяли одного из пропойц за руки и за ноги, стащили его вниз по лестнице и швырнули в шлюпку, точно мешок с копрой. За первым последовал второй, третий, и все было бы хорошо, да волна обдала гуляк брызгами и привела в чувство. Ободренные соленым душем, они вскочили на ноги и принялись тузить трезвого товарища!
— Скорей, пока они не вылезли опять на берег! — крикнул капитан нам с художником, прыгая в шлюпку.
Мы не замедлили последовать его примеру и нырнули в мешанину трезвых, пьяных и полупьяных, которые с упоением дубасили друг друга. Как только нам не досталось в этой кутерьме! Гребцы то и дело бросали весла, чтобы защититься от кулаков. В конце концов мы все-таки добрались до шхуны. Кто мог, поднялся на борт, прочие остались лежать в шлюпке; капитан взял ее на буксир.
— Свежий ветерок да водичка им только на пользу, — сердито сказал он, пуская мотор.
Сам он стал за руль, кок занял место машиниста, художник превратился во впередсмотрящего, я раздавал аспирин. Спустилась ночь, и вскоре темнота поглотила Хива-Оа.
Двое матросов пролежали в лодке до утра. Проснувшись, они стали кричать, что заболели. К радости капитана, мы с художником вызвались врачевать их. У одного просто-напросто разболелся зуб. Он настойчиво требовал болеутоляющего, сиречь коньяку, но я решил, что он и так уже достаточно «лечил зубы», и прописал ему порошки от головной боли. Второго беспокоила спина. То ли мышцу растянул, то ли ушибся во время потасовки в шлюпке. Мы предложили натереть его мазью, но об этом он и слышать не хотел. Ему нужен был только настой из трав, чудодейственное лекарство, которое приготовляют здешние жители. Превозмогая боль, он решил ждать следующей стоянки, чтобы собрать трав для этого снадобья.
Вскоре показался Уапу. Еще несколько часов, и шхуна бросила якорь у острова. Капитан — он тоже твердо верил в чудодейственные полинезийские травы — сразу отпустил на берег больного. Двое пошли на лодке с балансиром к маленькой излучине, а мы сели завтракать и обсуждать полинезийскую медицину.
Много писали и рассказывали об удивительных лекарствах островитян. Даже живущие во Французской Океании европейцы верят в их целительное действие (хотя сами, коли что серьезное, предпочитают лечиться в больнице Папеэте). Конечно, некогда врачебное искусство было широко распространено во всей Полинезии, особенно же на больших, сравнительно богатых растительностью островах Маркизского архипелага. Здесь есть сотни растении, из которых приготовляли снадобья. Иные из них и впрямь целебны. Но в наши дни предпочитать их современным лекарствам — все равно что добывать огонь трением, когда есть спички. На каждое эффективное полинезийское средство можно найти десяток более действенных в аптеке.
Кстати, большинство болезней (этого никак нельзя забывать), свирепствующих во Французской Океании, привезены туда нами, белыми. От этих недугов у полинезийцев собственных лекарств не могло быть; и все-таки они предпочитают свои снадобья.
Чуть ли не каждый островитянин знает какие-нибудь старинные «верные» рецепты. Я видел, как здесь лечатся от головной боли, связанной с сифилисом. Варят в большой кастрюле травы, потом завертывают их в полотенце и обвязывают голову. Разумеется, без толку. Или пьют сок растения, смешанный с соком кокосового ореха. Рано или поздно любая головная боль проходит; полинезийцы считают, что лекарство помогло…
Островитяне приписывают целительные свойства яйцам. Они убеждены, что глотая сырые яйца, можно вылечиться от любой болезни, начиная корью и кончая помешательством. Если колет в груди (воспаление легких), нужно намазать яйцом кожу! Полинезийцы редко различают лекарства для внутреннего и наружного употребления.
Приведу особенно нелепый пример слепой веры островитян в действенность своих панацей. Один полинезиец пытался избавиться от недуга при помощи ракау Маохи — «настоящего местного средства». Я спросил, как он приготовил лекарство. Оглянувшись но сторонам — как бы кто не подслушал! — он сообщил, что смешал лимон, сгущенное молоко и ракау куракура. Вот тебе и «настоящее местное»! Лимонное дерево на Маркизские острова доставил капитан Кук. Сгущенного молока островитяне, естественно, тоже не знали до появления европейцев. А ракау куракура — декоративное растение, привезенное во Французскую Океанию лет двадцать назад ботаником американцем.
У средств, которые я описал, хоть то достоинство, что они безвредны, чего, к сожалению, нельзя сказать о других снадобьях, применяемых местными знахарями. Есть, увы, и на Маркизских, и на других островах шарлатаны, которые берутся лечить за изрядную плату. Помню случай, когда такой врачеватель вызвался избавить грудного ребенка от высокой температуры. Объявив, что в ребенка «вселился бес», он стал изгонять его смесью спирта, золы, коралловой крошки и других подобных веществ. Разумеется, бес остался невредим, а ребенок вскоре скончался.
Спор о лекарственных травах, наверно, продолжался бы бесконечно, тем более что верящих в них оказалось примерно столько же, сколько скептиков. Но нас отвлекли маркизцы, которые подошли к шхуне на лодках с балансирами. Суперкарго тотчас разложил на палубе свой товар — ткани, эмалированные кастрюли, консервы и прочие редкости, за которые заломил бешеную цену. И вот уже на палубе толпятся покупатели… Меня удивил их опрятный вид и приветливые улыбки. Подошел долговязый островитянин и поздоровался по-французски. Это был учитель из Хакахау, один из немногих на Маркизском архипелаге. Мы сразу подружились, и он пригласил нас к себе принять душ — первое, что предлагает здесь каждый гостеприимный хозяин.