Легенда о Золотой Бабе - Курочкин Юрий Михайлович. Страница 2

Одна из древнейших новгородских летописей — Софийская — так и повествует о Золотой Бабе как о чем-то всеизвестном и неудивительном. Сообщая о кончине в 1398 году великопермского епископа-миссионера бывшего устюжанского инока Стефана, летописец свидетельствовал, в каких затруднительных условиях приходилось жить и «работать» первому епископу сих земель:

«Живяше посреде неверных человек, ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолом, огню и воде, и камню, и Золотой Бабе, и волхвам и древью».

Даже пояснить не захотел летописец — что это за штука Золотая Баба, какова она видом и где находится. Что-де разглагольствовать, коли всем известно.

Правда, к тому времени Новгороду было уже не до идолов, хотя бы и золотых. Северо-восточные волости числились еще за ним, но более сильный его сосед — Московская Русь — уже поглядывал и на эти волости и на самого их хозяина, Великий Новгород доживал последние годы своей самостоятельности. Битва на реке Шелони в 1471 году решила его судьбу. Семь лет спустя он окончательно перешел под власть московского князя Ивана III.

С тех пор московиты сами пошли на Югру. Еще, вероятно, не вернулись из дальних походов последние новгородские посланцы, сборщики дани, когда в 1483 году князь Федор Курбский-Черный и Иван Салтык-Травник с дружиной дошли уже до Иртыша и спустились вниз по Оби до Югорской земли.

Если при новгородцах югричи были фактически самостоятельными, отделываясь лишь данью, то московиты осели в крае прочно и всерьез.

Молодой государь Василий III, вступив на престол в 1505 году, уже мог не без основания писать в своем пышном титуле «Государь всея Руси и великий князь… Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных… Новагорода Низовской земли… и Удорский, и Обдорский, и Кондинский, и иных…»

Государю всея Руси до Золотой Бабы дела никакого не было, а вот церковь о ней вспомнила. В 1510 году митрополит Симон в специальном посланий «пермскому князю Матвею Михайловичу и всем пермичам большим люд ем и меньшим» упрекает их в поклонений Золотой Бабе и болвану Войпелю. В послании весьма недвусмысленно дано понять, что с этим-де грехом пора кончать.

С тех пор летописи и другие русские документы молчат о Золотой Бабе. То ли исчезла она, захваченная каким-то вороватым воеводой, то ли спрятана была подальше от всяких глаз — своих и чужих.

Зато о Золотой Бабе вспомнили иноземцы. Они проявили к ней гораздо больше интереса, чем хозяева земель, где находился этот идол.

Московия — таинственная страна на востоке Европы, долгое время не привлекавшая особенного внимания (своих дел хватало!), — с годами все более заинтересовывала ее западных соседей. Фактические сведения, об этих краях, сообщаемые в сочинениях античных писателей и некритически повторяемые их поздними коллегами, перестали удовлетворять европейских купцов, жадно оглядывавших открывающийся перед ними мир.

А мир этот открывался все шире и шире. Колумб на снаряженных испанским королем каравеллах открыл Америку. Португальский мореплаватель Васко да Гама указал морской путь в сказочную Индию. Корабли Магеллана обошли вокруг света. За каких-нибудь два десятилетия на рубеже двух веков — XV и XVI — открыто больше чем за целое тысячелетие. Космографы уже берутся чертить карты «всего света» и давать описания его.

А эта страна, отнюдь не такая далекая, как Индия и Америка, все еще оставалась terra incognita — неизведанной землей С ней уже торговали, обменивались посольствами, выдавали за ее правителей дочерей и сестер своих государей и знали по-прежнему до смехотворного мало.

Знать же ее стало необходимым: ведь именно через нее лежал путь в еще одну сказочную страну, при рассказах о которой у европейских купцов текли слюнки, — в Китай.

Не удивительно поэтому, с каким интересом встретили в Европе вышедшую в Польше в самый разгар эпохи великих открытий, в 1517 году, книгу ректора Краковского университета Матвея Меховского «Сочинение о двух Сарматиях». Хотя этот ученый медик и не бывал в странах, описанных им, а лишь собрал сведения о них от бывалых людей, в том числе и от пленных московитов, книга его сообщала так много нового, что произвела впечатление еще одного великого открытия.

Она впервые рассказала о Московии и ее соседях такое, о чем, в печати не рассказывал еще никто, развенчивала многие легенды и сказки. Автор не побоялся посягнуть на незыблемый до него авторитет великого географа древности Птолемея и преемников его.

В этой книге и прочитали впервые на Западе о Золотой Бабе. Меховский писал: «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Zlota Baba, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходят мимо».

Возможно, что и сами московиты знали в то время о Золотой Бабе не больше того, что сообщил о ней Меховский. По крайней мере, в русских летописях ничего более точного не сообщалось.

О книге Меховского много спорили в Европе. Одни признавали ее за достойнейший труд, другие с негодованием отвергали.

В те же годы, когда вышла книга Меховского, в Московии побывал Сигизмунд Герберштейн, посол могущественного Максимилиана I, императора священной Римской империи германской нации.

Молодой, но не по годам степенный, Герберштейн был уже видным дипломатом Европы, Важный и чинный, в пышном, шитом золотом одеянии, он внушал к себе уважение и почтение.

Миссия Герберштейна была тонкой и щекотливой. Максимилиан желал склонить великого князя московского Василий III к миру с Польшей, чтобы начать совместную борьбу с набиравшей силу Оттоманской империей. Как ни был хитер и опытен Герберштейн, его миссия не увенчалась успехом, хотя посол и прожил в Москве со своей свитой почти три года.

Однако, ревностный служака своего повелителя, он не терял времени даром. Хорошее знание русского языка позволило ему вести обстоятельные беседы с московитами на самые различные темы. Он внимательно читал русские летониси рылся в государственных архивах, заводил знакомства среди царедворцев, служилых и торговых людей. Не брезговал общением и с холопами. И всех дотошно расспрашивал о стране и землях, подвластных ей.

Далеко за полночь просиживали с ним посольские толмачи Григорий Истома и Василий Власов, рассказывая все, что знали о Московии и ее соседях. А знали они немало.

Возможно, что редкостная любознательность посла была в его натуре, но она могла быть и следствием тайных инструкций Максимилиана. Во всяком случае, составленные Герберштейном по возвращении на родину «Записки о московитских делах» можно признать выдающимся для своего времени географическим, этнографическим и политическим трактатом. Конечно, после появления их космографам следовало бы внести генеральные поправки в свои труды и карты. Но — странное дело! — составленные еще в 1519 году, «Записки» не появились на свет.

Может быть, Герберштейн хотел еще дополнить их? Не за этим ли он в 1526 году вновь поехал в Московию с новым тонким дипломатическим поручением… заранее обреченным на неудачу. Миссия опять не имела успеха, но посол не спешил уезжать. Снова беседы с бывалыми людьми, раскопки в архивах, изучение летописей…

К чему бы сие? Ведь книга и на этот раз не была издана. Прошло целых тридцать лет с первого приезда Герберштейна в Московию, прежде чем «Записки» его увидели, наконец, свет. Было это уже в 1549 году, автору в то время шел шестьдесят четвертый год.

Успех книги можно смело признать огромным. Меньше чем за полстолетия она выдержала тринадцать изданий: шесть на латинском, пять на немецком и два на итальянском языке. Отрывки из нее переводились на чешский и голландский. «Записками» зачитывались, как увлекательным романом (кстати сказать, именно тогда вошедшим в моду). Они почти с исчерпывающей для того времени полнотой отразили географию Московского государства.