Корсар пустыни - Фалькенгорст Карл. Страница 2

Белая Борода с улыбкой слушал слова негритянки. То, что она ему говорила, было для него не новостью. Уже несколько недель тому назад один из значительных людей среди балубов высказал ему приблизительно то же и убеждал его свергнуть одного из вождей и занять его место. Но Белой Бороде слышалось в его словах желание извлечь для самого себя выгоду из этого предложения, и вся история представлялась ему ловко задуманной интригой. Понятно поэтому, что он отклонил тогда предложение этого балуба. Но теперь это было совсем другое дело. В словах Тумбы звучала искренняя убежденность и вера всех балубов в переселение душ после смерти. Она и ее товарищи последовали за ним, потому что приняли его за своего бывшего вождя, воскресшего из моря духов, и доверчиво шли за ним, как дети, которые знают, что их ведет твердая и любящая рука.

Негритянка замолчала; Белая Борода не дал ей никакого ответа.

Он узнал много важного. Итак, у него появилась новая родина — море духов! Индейцы считали испанцев, открывших Америку, за детей солнца, ему же суждено было играть в глазах чернокожих уроженцев Африки роль сына моря, духа, принявшего образ человеческий в волнах океана. Разве у него действительно такой необыкновенный, такой одухотворенный вид?

На него нахлынули воспоминания из прошлых лет. Прежде ему случалось целыми годами жить среди негров и видеть кругом только черные лица. Бывало, он долго-долго совсем не видел европейцев. И до сих пор первая встреча после долгого промежутка с белыми сохранилась в его памяти неизгладимым воспоминанием.

Да, когда он взглянул в белое лицо европейца, им овладел легкий трепет: белый цвет кожи показался ему чем-то неземным. И так он на самом себе испытал действие чар, которое производит на непривычного или отвыкшего человека вид белой расы, и поэтому не мог теперь удивляться, что ему приписывали божественное происхождение в этой стране, где еще никогда не видели белых.

Но чего добиваются Тумба и ее товарищи? Он нанял балубов, бывших теперь при нем, только в качестве носильщиков и проводников до определенного пункта, именно до реки Моари. Но цель его путешествия была еще далеко не достигнута. Он не мог поддержать легковерных балубов в их наивной вере в него, потому что отправлялся в страны, где белые не считались за существа сверхъестественные, где их скорее ненавидели и старались нанести им возможный вред и где каравану Белой Бороды предстояло много нелегкой борьбы, о которой балубы и не подозревали. Белый охотник предвидел впереди немало тяжелых столкновений с местным населением и считал своим долгом предупредить об этом балубов.

— Тумба, — сказал он негритянке, — ты заблуждаешься: я вовсе не ваш Кассонго. Там, далеко за морем, все мои братья выглядят точно так же, как и я, и имеют такую же белую кожу; и их больше, чем вы можете себе представить. Страны там многолюднее, чем самые богатые из ваших деревень. Если бы я был Кассонго, я бы остался среди вас. Но, уверяю тебя, я не ваш бывший вождь и не могу вам помочь, не могу взять вас с собой и доставить вам более спокойное и счастливое существование. Ты думаешь, Тумба, что я всегда буду так мирно кочевать с одного места на другое; но ты опять ошибаешься. Скоро придется мне столкнуться с народами, с которыми не избежать войны, а ведь вы жаждете мира. Очень, очень далеко отсюда, дальше чем живут эти враждебные племена, протекает большая река, берега которой заселены более мирными народами; там я и хочу поселиться.

На такие опасности вы не рассчитывали, и было бы поэтому лучше, если бы вы вернулись к себе на родину. Я уверен, что меня ждет долгая и тяжелая борьба, и кто знает, останусь ли я в ней победителем?

Негритянка отрицательно покачала головой и вскричала:

— Нет, нет! Я лучше тебя знаю. В тебе живет дух Кассонго, и куда бы ты ни пошел, тебя везде ждет победа!

— Мы поверили тебе и пойдем за тобой всюду. Ведь мы можем пригодиться тебе, зачем тебе нанимать новых носильщиков, которым ты не можешь доверять, потому что не знаешь их? Оставь нас при себе, и ты в этом не раскаешься. Моя дочь, Галула, будет готовить тебе прекрасное кушанье, а мой сын Дилобо — храбрый человек, я могу отвечать за него.

Что касается остальных, то и они тоже не обратятся в бегство перед лицом врагов и сумеют постоять за себя. Ведь нас только двенадцать — мы все тебе пригодимся!

Белая Борода с чувством посмотрел на старую негритянку.

— А что думают твои товарищи? — спросил он.

— Я говорила за всех нас! — ответила Тумба с сияющим лицом, так как была уверена, что Белая Борода начинает сдаваться.

Действительно, в нем происходила внутренняя борьба. Его караван состоял из негров с западного берега; это были люди, на которых нельзя было положиться и которые оставляли желать лучшего. Племя балубов было гораздо дельнее и могло бы образовать лучшее ядро его приближенных.

Счастье, таким образом, само шло ему в руки. Неужели он оттолкнет его?

И как раз теперь, когда он был совсем в чужой для него стране и каждую минуту мог ожидать неприятных столкновений со стороны местного населения, не отличавшегося миролюбивым характером! Было бы безумием оттолкнуть от себя истинных друзей как раз тогда, когда ему предстояло встретиться с врагами. Притом ведь они сами попросили у него, как особой милости, чтобы он оставил их и позволил им служить ему.

— Тумба, — проговорил он спустя некоторое время, — вы можете идти со мной дальше, но можете и вернуться назад, как только увидите, что были обмануты!

Негритянка радостно вскочила и бросилась навстречу каравану, который показался в это время у подножия холма: она хотела скорее сообщить своим сородичам радостную весть.

Скоро чернокожие густым кольцом окружили старую негритянку; раздались громкие крики радости, а затем один молодой негр отделился от толпы и побежал к Белой Бороде.

— Господин, — вскричал он с глазами, сияющими радостью, — правда ли, что балубы идут с вами?

— Да, Том, — ответил Белая Борода, — они сами этого хотели, и я позволил им.

— Это хорошо, господин, очень хорошо! — вскричал Том и убежал, чтобы присоединиться к балубам, которые все еще не могли успокоиться и оживленно беседовали друг с другом.

Белая Борода посмотрел вслед убежавшему негру, улыбнулся и покачал головой.

— Моего Тома точно подменили, — пробормотал он. — Сначала он ходил такой печальный и все стремился из этой глуши назад, в Занзибар, а теперь… Да, да, — продолжал он улыбаясь, — с тех пор, как с нами идет Галула, настроение юноши совсем изменилось. И то сказать, ему уже двадцать четыре года, а ей семнадцать: парочка как раз подходящая даже для Европы.

Через два часа наступила уже ночь, но караван расположился на ночлег еще до заката солнца. Палаток в нем не было видно: негры устроили хижины из ветвей, для чего воткнуты были в землю длинные колья, образовав форму сахарной головы, и покрыты ветвями, пальмовыми листьями и травой. В таких зеленых хижинах славно живется, потому что днем в них прохладно, а ночью они хорошо держат тепло. Таким образом, они удобнее для жаркого климата, чем палатки из полотна, которые не представляют достаточной защиты при разных переменах погоды.

Перед хижинами разведены были костры, около которых двигались темные фигуры, приготовляя ужин; главную роль в нем играл маниок, приготовленный из питательных кореньев, которые можно достать повсюду в саваннах. Мяса за ужином не было, так как в степях не на кого было охотиться. Но негры позаботились о том, чтобы вознаградить себя за недостаток дичи: один поймал ящерицу, другой набрал гусениц, перед третьим лежала целая коллекция пауков — все это было не только съедобно, но и очень вкусно, по понятиям чернокожих, и только Белая Борода и несколько цивилизованный Том не захотели отведать этих лакомств, которыми остальные наслаждались совершенно искренно.

Тома не было около костров. Он стоял в тени одной из хижин вместе со старой Тумбой и, казалось, горячо торговался с нею, часто показывая на молодую Галулу, которая усиленно стряпала что-то около огня, и, по-видимому, совершенно углубилась в свое занятие, не обращая ни на кого внимания; но внимательный наблюдатель заметил бы, что время от времени, она украдкой посматривала на мать, видимо сильно интересуясь разговором ее с негром. Цвет кожи ее был гораздо светлее, чем у Тумбы, а правильный нос с горбинкой, что встречается среди негров очень редко, придавал лицу молодой девушки совсем не негритянское, своеобразное выражение. Белая Борода называл ее про себя черной грацией за ту естественную грациозность, которой отличалось каждое движение молодой девушки.