Мой знакомый медведь - Севастьянов Анатолий Александрович. Страница 11
Вдали на другом склоне пади увидели северного оленя с белыми боками и мраморно-серой спиной. Олень подымал рогатую голову, прислушивался и опять щипал молодую нежно-зеленую траву. Хотелось рассмотреть его поближе, но едва сделали шаг к нему, как олень перестал кормиться и вскинул голову. «Неужели услышал? — удивился Витька. — Ведь до него метров четыреста». Олень, не опуская головы, настороженно побежал, как будто не сгибая ног. Его поведение стало совсем непонятным — бежал он в их сторону.
Все объяснило бурое пятно, которое появилось в кустарнике. Это был медведь. Зверь не собирался нападать на оленя, просто пути их сошлись, и олень из предосторожности отбежал в сторону.
Медведь помаячил совсем немного и, к досаде Витьки, пропал в зарослях кедрового стланика.
Сергей Николаевич не переставал записывать на карточки биологической картотеки все, что увидел: где, когда, за каким занятием наблюдал зверя или птицу, какая в это время была погода.
Он закончил записи и обернулся. Витька стоял поодаль на четвереньках и медленно поворачивал голову из стороны в сторону, обозревая окрестности. Потом лег на землю, оперся на локти и опять стал рассматривать тайгу. Увидел, что Сергей Николаевич кончил писать, и поспешно встал.
— Тут медвежья лежка. Я смотрел, что он из нее видит, когда лежит.
Витька не пропускал ни одного четкого следа, чтобы не зарисовать его, ни одной медвежьей лежки, чтобы не осмотреть. На местах кормежек он собирал травы, которые ели медведи, перекладывал их клочками разорванных старых газет, чтобы потом составить гербарий растений, которыми питаются на Камчатке медведи. Они ели вейник, морковник, осоку и даже хвощ.
Идти по каменноберезовому лесу мешали заросли бузинолистной рябины. Она росла похожими на бузину кустами. Среди рябинника еще можно было пробираться. Но когда на пути встречался жесткий кедровый стланик, приходилось искать обходы. Его ветви поднимались не выше, чем у обычного кустарника, но переплетались так, что сквозь корявые сучья и густо-зеленую хвою не видно было земли. Ноги то опирались на пружинистые ветки, то проваливались. Приходилось искать обходы.
Однажды у зарослей стланика черная ворона поймала крупную полевку. Она едва прихватила ее клювом за шкурку и боялась перехватить удобнее, потому что, стоило отпустить ее, полевка тут же пропала бы в сплетении ветвей. Тогда ворона, резко взмахивая крыльями, поднялась высоко в воздух и бросила оттуда полевку на чистое место. Четко было слышно, как шлепнулась о землю толстая полевка. Ворона неторопливо спустилась, уверенная, что спешить незачем, и деловито принялась расклевывать ее.
Маленькое озерцо, к которому они вышли, окружала сырая тундрочка. Через нее тянулась тропинка, и Витька с удовольствием пошел по ней. Сергей Николаевич отстал, потому что увидел на вершине небольшой березки кулика. Это был кулик «фи-фи» — любитель посидеть на деревьях. Он беспокойно кричал, а Сергей Николаевич заносил его в свою картотеку. Витька неторопливо шел по тропинке. На ней была крохотная лужица. Поднял ногу, и вода в лужице словно вскипела: множество рыбин размером с селедку заплескалось в луже, пытаясь уйти в глубину. Но снизу сплошной стеной темнели спины таких же рыбин. Витька упал на колени, выбросил из лужи несколько гольцов и швырнул в траву. Пытался ухватить еще, но кипящий слой рыбы углубился уже на полметра и уходил все ниже, в глубину.
На тропе была не лужица, а необычная яма, до самого верха заполненная водой, в которой жила рыба. Трехметровый кол не достал до дна. Яма расходилась вширь и формой была похожа на опрокинутую воронку. Наверное, подземным протоком она соединялась с озерцом, из которого и зашла рыба. Уйти обратно она почему-то не могла. А в торфяной яме с маленьким зеркальцем воды ей не хватало кислорода. Поэтому рыба и собралась вверху.
Гольцы, которых Витька успел поймать, были тощие, в яме не хватало не только кислорода, но и корма. Как образовалась эта яма, непонятно. Трава вокруг нее утоптана, и дальше тропинки не было. Витька понял, что это не тропинка, а медвежья тропа, по которой звери ходили ловить рыбу.
Неподалеку от берега океана снова встретился в траве свежий след медведя. Витька хотел поискать место, где лапы отпечатались четко, чтобы можно было зарисовать отпечаток во всю его величину. Но Сергей Николаевич велел готовиться к ночлегу, хотя до вечера было еще далеко.
Пришлось ставить палатку, разводить костер, кипятить чай. Витька старался делать все это как можно лучше, чтобы научные сотрудники всегда с охотой брали его на полевые. Он до звона натянул веревки палатки, развел костер, открыл банки с консервами и, когда вскипел чай, пошел звать Сергея Николаевича.
На краю поляны он застал его за странным занятием: с белого листа бумаги Сергей Николаевич аккуратно, пинцетиком, брал по одному дохлому комарику, рядком укладывал на ватку в спичечном коробке и шепотом считал их…
Сергей Николаевич объяснил, что в программу работ заповедника включен учет кровососущих насекомых. В разных местах, в разное время года и суток Сергей Николаевич должен был затихать на несколько минут и специальной ловушкой, всасывающей комаров вместе с воздухом, отлавливать их на себе. Потом морить сигаретным дымом, высыпать из ловушки на листок бумаги и считать, перекладывая на вату в спичечный коробок.
Глава 10
Прошло совсем немного времени, и Витька опять должен был ехать на полевые. На этот раз они отправлялись в тайгу на целую неделю втроем: Сергей Николаевич, Витька и Галина Дмитриевна.
…Избушку увидели издали. Она стояла на берегу впадающего в лиман ручья. Сразу за ней росли крупные корявые деревья — начиналась каменноберезовая тайга. Над ручьем, избушкой, тайгой высился громадный конус потухшего вулкана, и перед этой громадой избушка казалась темной соринкой.
Почти до самого порога избушки доплыли по ручью. Витька вышел на берег и забыл даже, что ему надо носить вещи из лодки. Вдали на синей воде круглого озерка на прилиманной тундре плавали белоснежные, как будто фарфоровые, лебеди. Большие серпоклювые кроншнепы неторопливо ходили по мелководью. Стрижи чертили открытое над лиманом небо. Вытянув шеи, перелетали утки. А в зеленой тайге, подступившей к тундре, неназойливо играл птичий оркестр. Рядом на ивовом кусте распевал соловей-красношейка. Его красивая ярко-красная манишка то сокращалась, то увеличивалась: под песню опускались и поднимались на шейке красные перышки. Соловей сидел на тонкой ветке и заливался, не обращая внимания на людей…
Витька представлял себе избушку рубленной из бревен. А она была сколочена из обитых толем досок и похожа не столько на зимовье, сколько на вагончик с округлой крышей.
Рядом с избушкой на дереве висела двуручная пила, тронутая ржавчиной. Дверь не заперта, а чтобы ее не открывал ветер, ручка привязана тонкой веревкой к гвоздю. Внутри, у окошка, большой ящик с полками, заменяющий стол. У стены нары, на них крупная сухая трава, похожая на солому. Вместо стульев два березовых чурбака. В углу покосившаяся ржавая печка. На ней закоптелый чайник, а возле трубы большая консервная банка, служившая сковородкой. На окошке стакан с гвоздями, напильник, мотки веревок разной толщины, пакетик с перцем для ухи. У другой стены железная кровать. На ней та же сухая трава. В стены вбиты большие гвозди: вешать ружья.
Галина Дмитриевна принялась наводить чистоту, а Витька и Сергей Николаевич стали носить вещи из лодки.
Вскоре на печке зашипел чайник. Галина Дмитриевна расстелила на столе чистую газету, нарезала хлеб, ополоснула кружки, открыла дверь и выплеснула воду из миски. И тут же отпрянула назад. Вода угодила в орлана — он не знал, что в избушке появились люди, и уселся на пне, рядом с дверью.
Не успели поесть, как увидели в окошко трех северных оленей. Они неторопливо бежали из тайги к лиману на тундру. Избушку они знали и без страха пробежали рядом. Хорошо были видны даже их глаза. Но, заметив лодку, вскинули головы и обогнули незнакомый предмет.