Мату-Гросу - Смит Антони. Страница 14

Кабокло Центральной Бразилии — это такие люди, в отношении которых делать обобщения одновременно легко и невозможно. По расовым, и поэтому внешним, признакам кабокло может иметь кожу от белой до черной, при столь же сложном генетическом наследстве. Независимо от того, чья кровь в нем преобладает — нефа, индейца или португальца, — он представляет собой уникальный сплав, имея, возможно, волосы негра и черты лица индейца или же наоборот. Численность индейцев, несомненно, уменьшилась от миллионов до тысяч, но индейские гены у современного населения Бразилии представляют собой значительную часть целого. Если бы кто-то смог сложить вместе все эти части — где одну восьмую, где одну четвертую и так далее, то доля выживших индейцев была бы значительно больше. Однако в отличие от Соединенных Штатов, где человека считают негром даже тогда, когда у него лишь частица негритянской крови, в Бразилии индейца считают бразильцем, если он только частично индеец или если он хочет считать себя бразильцем. (Конечно, можно спорить, являются ли индейцы бразильцами, но никто никогда не говорит об Indios как о Brasilieros.) Один или два бразильца в лагере, судя по их лицам и почти полному отсутствию волос на теле (у индейцев редко растут волосы на лице или на груди), по лоснящимся черным волосам на голове и по цвету кожи, должны быть почти чистокровными индейцами, но они были такими же бразильцами, как президент их страны. Несомненно, что их культура была полностью бразильской.

Тем не менее как обитатели джунглей, кабокло имели много индейского, хотя бы потому, что они жили на той же территории и ею же пользовались. Почти все бразильцы, работавшие в лагере, превосходно умели ловить рыбу, хотя у одних это получалось лучше, чем у других. Они брали леску без всякой удочки, раскручивали ее над головой и затем забрасывали в воду, а попавшую на крючок рыбу вытаскивали моментально, сделав при этом хорошую подсечку. Они видят рыбу в воде, а увидев, сразу же замирают. Англичанин же, пристально вглядываясь в воду и поводя глазами в разные стороны, может так и не разглядеть этой рыбы, сколь бы ее ему ни показывали. Кабокло знают, насколько ниже рыбы следует прицеливаться, чтобы компенсировать рефракцию.

Кабокло любят восхищаться каким-нибудь величественным деревом. Когда видишь в лесу группу возбужденных бразильцев, смотрящих вверх и оживленно что-то обсуждающих, то вначале думаешь, что на дереве находится какое-нибудь животное, возможно пара обезьян-капуцинов или осиное гнездо метровой длины. На самом же деле объектом восхищения служит само дерево или из-за чрезвычайно прямого ствола, или из-за великолепия его цветов. Деревья здесь славятся как своим применением, так и названиями: деревья, стойкие к термитам или влаге, деревья, о которые гнутся гвозди, и деревья, которые хорошо горят. Лес для бразильцев, как и для индейцев, представляет своего рода «универсам» с различными товарами, из которых можно брать любые.

Некоторые бразильцы имели сверхъестественное чутье к систематике растений, группируя растения правильно только потому, что они казались им родственными.

Часто говорят, что Бразилия — это такая страна, в которой нет расовых барьеров. Правильнее все-таки следовало бы говорить, что подобные барьеры, несомненно, существуют, но в них больше отражается классовая структура, нежели прямолинейное подразделение на черных и белых. К самым бедным слоям общества, как правило, относятся те, в ком течет много индейской или негритянской крови, те, кто всегда находились на нижней ступеньке лестницы. «Может ли негр стать здесь главой государства?» — спросили мы однажды. «О да, ему не будет создано никаких препятствий». — «А станет ли один из них когда-нибудь президентом?» — «Конечно нет, потому что он не сможет получить образование».

В прежние времена негры никогда не получали никакого образования, и они были, вне всякого сомнения, бедны. Это старое правило все еще в силе. Стоит поинтересоваться любым учреждением, как убедишься, что должностная иерархия представляет собой градацию от белого к черному. Все дворники — черные, а боссы — белые. Только в таких бесклассовых профессиях, как водитель такси, встретишь тех и других, но, вообще говоря, чем менее привлекателен труд, тем меньше вероятности увидеть там белое лицо. Подобное обобщение справедливо для страны в целом.

Стремление к восточному побережью почти столь же всеобще, как и энтузиазм по отношению к футболу, а наряду с этой почти всеобщей любовью существует соответствующая нелюбовь к необжитым районам. Вследствие этого в Арагарсасе, в Шавантине и среди дорожных рабочих Мату-Гросу лица, как правило, черные. Из упомянутых поселений были подобраны люди для лагеря. Они были настоящие кабокло, беднее большинства других, причем совершенно незнакомые с большими городами. Эти люди в большинстве своем не имели никакого образования и поэтому не могли занять сколько-либо важного поста. Они были бы совершенно не на месте в большом городе и, по всей вероятности, превратились бы там во второсортных граждан, так как не смогли бы приспособиться к такому ненормальному окружению. В Мату-Гросу, где нужно влезть на дерево, чтобы достать увиденную орхидею, выкопать яму для почвенного разреза или сделать укрытие от дождя, они находятся вполне на своем месте. Языковый барьер не мешал англичанам проникнуться огромным уважением к большинству их случайных коллег, а также понять, как много могут дать эти люди, не владеющие ничем.

Вместо того чтобы обучать этих бразильцев английскому языку, всем англичанам пришлось немного научиться португальскому. Сложнейшая перспектива выдачи инструкции о том, чтобы собирать одни только сложноцветные, или о необходимости зачистить свечу у подвесного мотора, или купить два напильника, или приготовить немного фасоли, исчезла полностью, поскольку из-за исключительной бедности словаря возник некий смешанный язык с усиленной артикуляцией при передаче как звука, так и смысла. Ученый мог отправиться на целый день со своим бразильским спутником, располагая лишь полдюжиной слов, общих с ним, и все же оба возвращались, сказав многое друг другу. Сами же бразильцы, хотя и не выучили ни слова по-английски, стали очень хорошо понимать англичан.

Короче говоря, в этот самый лагерь спустя неделю или немногим более после выезда из Англии прибывали английские ученые, к которым впоследствии присоединялись их бразильские коллеги. В эту крохотную точку среди джунглей, в этот оазис они прибывали с оборудованием или без оного для выполнения своей работы. Там они восхищались достоинствами лагеря и переносили его энтомологические недостатки. Вначале они потешались над вареным рисом и вареной фасолью — этими основными гарнирами к каждому блюду, — которые потом вызывали у них волчий аппетит. Они обучались структурному словарю Мату-Гросу и с удовольствием пользовались им. Они прорубали пикады, а потом совершали по ним переходы, таща на себе буры или ловушки, бинокли или гербарные прессы, в зависимости от своей специальности. Их непременно сопровождал один из бразильцев, заинтересовавшийся еще одной разновидностью работы. По вечерам они или возвращались засветло, до наступления темноты в 6 часов 30 минут, или же оставались ночевать в одном из вспомогательных лагерей, с меньшими удобствами, но ближе к месту работы. Долгие тропические вечера были весьма подходящими — если не брать в расчет насекомых и их стремления к самоуничтожению — для записей о проделанном за день. Эти заметки составляли фактическую канву всех статей, опубликованных впоследствии.

Глава третья

Индейцы

Рекомендация Королевского общества о том, чтобы в каждом случае при выходе за пределы лагеря группа состояла не менее чем из шести человек в качестве меры предосторожности против индейцев, вскоре была отброшена. Стало очевидным, что в прилегающей местности индейцев нет совсем. Фактически никому не привелось увидеть индейца — как «умиротворенного», так и еще с воинственными наклонностями — ближе чем в восьмидесяти километрах от нашего лагеря. Тем не менее было разумным, чтобы члены экспедиции информировали других о своем предполагаемом местонахождении и не уходили слишком далеко друг от друга. Опасность скорее представляли не индейцы, а сама местность, и любое неблагоприятное происшествие при выходе в одиночку в стороне от исхоженной тропы пикады могло окончиться печально. В конце концов, здесь были тропики, и физиологическое истощение могло наступить очень быстро.