Белый ворон Одина - Лоу Роберт. Страница 20

— Если ноша тебе не по силам, лучше оставь ее лежать на земле… так говорила моя бабка.

— Счастливая женщина твоя бабка, — язвительно заметил я. — Ей не довелось видеть, как ее любимый внук шарит в крови младенцев в поисках закатившегося колечка.

В сердцах я плюнул в его сторону, и Рыжий Ньяль отшатнулся, как от удара. В общем-то, это было нечестно — вот так нападать на старину Ньяля. Другие вытворяли и кое-что похуже… В конце концов, никто из нас не мог похвастать кристально чистыми руками.

— Мне известно, где хранится золото Клеркона, — раздался голос мальчишки. — Я покажу вам, если пообещаете не жечь остров.

— Ты и так все расскажешь, если я пощекочу тебя раскаленным ножичком, — злобно прорычал Трост Сильфра.

Однако мальчишка даже не обернулся его сторону, он не отрываясь смотрел на меня.

— Я думал, ты и сам с удовольствием погреешься у такого костра, — сказал я, щелкая по его железному ошейнику.

Он испуганно отшатнулся, но продолжал настаивать:

— Довольно и того, что вы забираете всю еду. Если вы к тому же сожжете хижины, то все траллы попросту погибнут без крыши над головой. Бежать-то им некуда… Пожалейте их, эти люди ни в чем перед вами не провинились. А некоторые из них были моими друзьями.

— Что, тоже короли да конунги? — насмешливо хмыкнул Финн.

— Нет, — усмехнулся мальчишка. — Но многие из них подобрее иных королей. О свободных людях на острове я не говорю… о них у меня сложилось свое мнение.

Я внимательно посмотрел на мальчишку. Сколько же ему лет на самом деле? Пожалуй, лет восемь-девять… Но рассуждал он так, будто был гораздо старше. Раз в десять старше, подумалось мне.

— Одолжи мне топор, — тем временем потребовал ребенок.

Несколько мгновений Квасир изучал его тяжелым взглядом, после чего передал мальчишке свою секиру. Тот взвесил ее в руке, затем подошел к пустой кровати Клеркона и, размахнувшись, со всей силы рубанул. Полетели щепки.

Мальчишка снова размахнулся и нанес еще один удар. Деревянный каркас треснул, и несколько блестящих кругляшков шмякнулось на утоптанный земляной пол.

Квасир поднял одну из монет, повертел в руках, попробовал на зуб.

— Клянусь задницей Одина! — удивленно воскликнул он. — Да это же чистое золото! Не иначе как серкландский динар.

И снова слабые мальчишеские руки занесли топор.

— Ну-ка дай сюда! — вмешался Рунольв Заячья Губа. — Тут требуются руки покрепче.

Мальчишка беспрекословно отдал секиру и отошел в сторону. Рунольву хватило двух махов, чтобы разрубить кровать пополам. Из полой рамы ручьем посыпались золотые монеты. Опустившись на четвереньки, Квасир, Торвир, Трост и все остальные подбирали Клерконову заначку.

В конце концов золота набрался целый мешок размером с мальчишкину голову. Большей частью это были серкландские динары с витиеватой чеканкой. Я прикинул, что каждая монета стоила почти двадцать серебряных диремов. Ценное приобретение для нас, что и говорить… Столь же ценное, сколь болезненной будет утрата для Клеркона.

Все это время мальчишка молча стоял в стороне и с серьезным видом наблюдал за нами. Я обратил внимание, что железный ошейник до крови растер ему шею. Квасир тоже это заметил.

— У Рева Стейнссона есть инструменты, — сказал он. — Можно попробовать снять его.

— Давай, — кивнул я и обернулся к мальчишке.

Наши глаза встретились, и я снова ощутил, как отчаянно скакнуло мое сердце.

— Имя-то у тебя есть? — спросил я. — Или нам тебя называть Сыном Конунга?

— Олав, — без улыбки ответил он. — Но Клеркон дал мне другое имя — Кракабен.

В комнате мгновенно воцарилась тишина. Произнесенное имя повисло в воздухе, подобно ворону в полете. Ибо им обычно нарекают многомудрого человека, постигшего тайну рун Одина. Того, кто подобно Всеотцу, не боится усесться в ногах у повешенного и сидеть до тех пор, пока не вызнает все его тайны.

Подобное имя просто так не дают… да и не принимают тоже. Я смотрел на маленького тралла и гадал, что заставило Клеркона назвать мальчишку этим зловещим именем — Воронья Кость.

5

Мы долго двигались вдоль побережья, пока не отыскали узкое устье реки, в котором можно было хоть немного укрыться от пронизывающего ветра. Здесь мы наконец рискнули спустить парус и высадиться на берег.

Поскольку нам долго пришлось грести против течения, то побратимы чуть не падали с ног от усталости. Все-таки нам отчаянно не хватало людей для такого корабля, как «Сохатый». Это был тяжелый и неподатливый зверь, а гребцов у нас едва ли набиралось для одной смены.

Я потел вместе со всеми на веслах — это, по крайней мере позволяло мне хоть на время отвлечься от мыслях о проклятом мальчишке. Сразу же по прибытии на драккар я поручил его заботам Торгунны, которая теперь ворковала над ним не хуже родной мамаши. Она еле дождалась, пока Рев снимет жуткий железный ошейник с шеи мальчика, и тут же принялась врачевать ссадины, которые тот оставил. Уж она их и промывала, и смазывала целебной мазью… Про обритую голову я и не говорю. Впрочем, та действительно выглядела ужасно. Похоже, брили мальчишку не единожды, и при этом особо не церемонились: старые побелевшие шрамы перемежались свежими порезами и болячками. Так что Торгунне было над чем охать и причитать.

Финн, который с некоторых пор так и лучился счастьем и довольством — еще бы, он снова побывал в набеге и вынес не какие-то там перья и желуди, а полновесное золото, — шутливо пихнул сидевшего перед ним Квасира.

— Ну что, дружище, тебе светит полная отставка? — подначил он приятеля. — Того и гляди, выбросят за борт, словно старые штаны.

И он кивнул в сторону Торгунны, которая в тот миг заботливо укутывала теплым плащом своего подопечного. Вот интересно, подумал я, стала бы она так с ним носиться, когда б знала, что этот мальчишка сделал на острове Сварти? И, более того, к каким диким поступкам подталкивал взрослых головорезов, моих побратимов? Ветер по-прежнему свистел и гнал крупную зыбь по речной поверхности. Женщины-рабыни сбились в кучу под хлипким навесом и пытались дыханием согреть покрасневшие от холода и растрескавшиеся руки. Но даже они — эти напрочь замерзшие женщины — не были так холодны, как мертвые, которых мы оставили за своей спиной.

— Да уж, — откликнулся Квасир, тяжело выдыхая слова между гребками, — похоже, Торгунна нашла сокровище. А я-то, дурак, хотел сделать ей ожерелье из своих золотых монет. Теперь уж и не знаю, стоит ли… Вряд ли она обрадуется больше чем сейчас.

— Твоя жена квохчет над мальчишкой, как старая клуша, — насмешливо сказал Финн. — Смотри, как бы тебе не пришлось в скором времени его усыновлять.

И умолк, оставив Квасира в глубокой задумчивости.

А у меня перед глазами снова встала картина: крепкие мужские ладони сомкнулись на детском тельце — белом, словно рыбье брюхо, и таком крохотном, что окровавленные руки Торкеля кажутся и вовсе огромными. Голубые глазенки вытаращены, маленький, похожий на бутон ротик разверст в пронзительном крике… Откуда-то справа доносятся не менее пронзительные женские вопли.

Воронья Кость посмотрел на исходившую в крике женщину — в глазах его светилось злобное торжество, — затем перевел взгляд на Торкеля и медленно кивнул. Хищно оскалившись, Торкель шмякнул маленькое тельце об камень. Младенческий ор мгновенно прекратился, захлебнулся в отвратительном мокром чавке, зато вопли матери стали еще громче. А я стоял и смотрел… ничего не сказал, ничего не сделал.

Не знаю, чем эта женщина провинилась перед Кракабеном. Он не стал рассказывать. Сказал только, что она — одна из женщин Ранда Стерки, значит, это был его ребенок. Скорее всего, она плохо обращалась с мальчишкой… Возможно даже, это она его столь жестоко обрила. В тот миг я не видел смысла вмешиваться. Все равно мне не удалось бы остановить кровавый хаос, который спровоцировал мальчишка. И никому не удалось бы. Так что воспоследовавшую смерть матери можно было считать актом милосердия.