Белый ворон Одина - Лоу Роберт. Страница 38

Он метнул в меня неприязненный взгляд. Я уж было приготовился к обычным препирательствам, но тут, к моему удивлению, Мартин снова вмешался в разговор.

— Скажи, а зачем оно тебе? Ну, для чего ты хочешь это серебро? — обратился он к Финну.

Тот непонимающе заморгал. Было видно, что вопрос монаха поставил его в тупик. Действительно, глупый вопрос — с точки зрения моих побратимов.

— А как можно не хотеть целую гору серебра? — искренне удивился Финн. — На него можно купить столько всего хорошего.

— Ах да, конечно, — покивал Мартин. — Вкусная еда, изысканные вина, красивые женщины… Но, допустим, ты все это получил. И что дальше, Финн Лошадиная Голова?

— А дальше можно купить отличный меч, — сказал Пай, и взгляд его мечтательно затуманился. — Опять же, меха на зимний плащ.

— Корабли, — подбросил идею Иона Асанес.

Мартин опять согласно кивнул, однако Финн, уже заподозрив подвох, нахмурился.

— Ну, а потом… когда вы все это уже получите? — гнул свою линию монах (он разволновался, в уголках губ появилась пена). — Что потом? Еще вина и женщин, пока не стошнит? Какой толк держать в руках прекрасный меч, коли знаешь, что он тебе не пригодится в походе? А, с другой стороны, зачем тебе идти в поход, если у тебя уже есть все, что душа пожелает? Ответь, Финн?

— Ха! — беспечно отмахнулся Рыжий Ньяль. — Ты же христианский священник. Что ты можешь знать о таком? Да и потом… ты ведь и сам мечтаешь о богатстве. Твое копье — та же самая куча серебра. Недаром моя бабушка говорила, что жадность и обман всегда рука об руку ходят.

Мартин бросил на него кислый взгляд, затем снова повернулся к Финну.

— Я знаю, — сказал он, — тихая старость — вовсе не то, о чем вы, викинги, мечтаете. Для вас хуже нет, чем старыми и немощными сидеть на завалинке, пускать слюни и тревожиться, хорошо ли спрятаны ваши денежки. И не найдут ли их женщины, которые смеются над вашим бессилием… Или ваши сыновья, которые ждут не дождутся, когда же вы наконец помрете.

Мрачная картина соломенной смерти, нарисованная монахом, заставила всех на время примолкнуть. С удивлением я заметил, как на лицо моего побратима Финна легла тень. Никогда прежде я такого не видел и даже затруднился сразу подобрать слово.

И лишь спустя мгновение понял, что это был страх.

Спасибо Ионе Асанесу, который прервал тягостное молчание:

— А я все же думаю, что тебе не отвертеться, Мартин-монах. Ты пойдешь с нами!

— Не пойду, — упрямо мотнул головой Мартин.

— Ну, ты, горшок с мочой! — взорвался Рыжий Ньяль. — Скажешь еще раз, и я позабочусь, чтоб это оказалось правдой. Останешься здесь навеки! Для несогласных есть меч, как говаривала моя бабка. Думаю, эта пословица подходит как нельзя лучше.

— Да, суровая женщина была твоя бабка, — хохотнул Гирт. — Уж и не знаю, право, радоваться или горевать, что не довелось с ней познакомиться.

— Никуда ты не денешься, — сказал я, глядя в тусклые уголья его черных глаз. — У меня есть палка, за которой ты пойдешь хоть на край света.

Мартин пару раз моргнул. Весь пыл с него как ветром сдуло. Лицо его страдальчески искривилось, и я понял, что попал в точку. Уж этот крючок держал его накрепко — как никакой другой.

— Но ты же пообещал отдать мне Священное Копье, — просипел он хриплым от ярости голосом. — В обмен на то, что узнал от меня.

Теперь Мартин был вне себя, он весь дрожал, крючковатые пальцы непроизвольно сгибались и разгибались.

— Все меняется, монах, — ответил я. — Лично мне плевать, если ты окончишь свои дни на колу. Но Владимир-то считает тебя моим человеком. Это означает, что я за тебя в ответе и просто так бросить не могу. Повинуйся мне, Мартин, и ты получишь свою палку… в конце концов.

— Либо не повинуйся, — с кривой улыбкой вмешался Рунольв Заячья Губа, — и тогда получишь палку… в зад. На выбор.

Все вокруг засмеялись, ибо шутка получилась грубоватая, но смешная. Вот только монах вряд ли был в состоянии оценить ее.

Из груди Мартина вырвался сдавленный всхлип.

— И почему я должен верить? — спросил он.

— Потому что я обещаю тебе это и беру Одина в свидетели!

Монах осклабился в своей чернозубой улыбке.

— Ты уже один раз обещал, — заверещал он. — Даже поклялся на своем языческом амулете, что вернешь мне Священное Копье в обмен на сведения, которые я тебе сообщу. И чем твоя новая клятва лучше той, которую ты дал мне на площади?

Мой подбородок сам собой взлетел вверх. Да что он себе позволяет? Кто он такой, чтоб обвинять ярла Обетного Братства в нарушении клятвы? Я склонился над своим походным сундуком, вытащил наружу кусок овчины, в которую были завернуты рунный меч и драгоценное копье священника. Мартин не отрывал жадного взгляда от свертка, язык его трепетал, словно змеиное жало. У меня даже возник соблазн помахать копьем у него перед носом — чтобы посмотреть, как он будет мотать туда-сюда головой.

— Я пообещал тебе это дурацкое копье, и ты его получишь. Но я не сказал, когда это случится!

С этими словами я опустил сверток обратно в свой узкий и высокий сундук и с грохотом захлопнул крышку. Если б Мартин умел убивать взглядом, то я был бы уже мертв. Но я ненавидел его не меньше… а может, даже больше. Посему я ответил монаху точно таким же ядовитым взглядом и сказал:

— Если ты сбежишь, гнида, мы как-нибудь это переживем. Зато Владимир и его дядя объявят на тебя настоящую охоту. Они станут гнать тебя, пока не поймают. Так же, впрочем, как Олег и Ярополк… Каждый из них заинтересован в том, чтобы вытрясти из тебя сведения. И не дать это сделать другому. Им проще посадить тебя на кол, чем поделиться с братьями.

— Но я же ничего не знаю! — сердито завопил Мартин. — Меня никогда не интересовало ваше проклятое серебро, и ты это знаешь. Скажи им!

— И ты думаешь, они мне поверят? Но даже если и так… Им известно, что именно ты обрабатывал Элдгрима и Торстейна Обжору. А теперь скажи-ка, в чьей голове хранятся знания, выбитые из моих побратимов? То-то и оно! Это, конечно, не сравнится с тем, что знаю я… Но вполне достаточно для того, чтобы держать тебя взаперти. Ты слишком увяз во всем этом, монах. Теперь даже Ламбиссон, не задумываясь, отправит тебя на тот свет. Если хочешь знать, князь Владимир лишь потому и сохраняет тебе жизнь, что побаивается вашего Белого Христа. А вдруг тот проклянет его накануне такого важного похода?

Мартин снова моргнул — разок или дважды, затем сник, будто слова мои придавили его невыносимым грузом. Он осознал, что самое безопасное для него место рядом с нами. Даже если это означает необходимость встретиться лицом к лицу с Великой Белой Зимой. Но я знал, что превыше всего его держит надежда рано или поздно обрести свое Святое Копье. За ним Мартин побежит, как кобель за течной сукой.

— Не расстраивайся, монах, — пророкотал Гирт, который окончательно проснулся и теперь шарил по котелкам в надежде отыскать какой-никакой завтрак. — Твоя участь все же лучше той, что грозит всем нам. Я слышал, что русы не сажают на кол последователей Белого Христа.

Все в удивлении уставились на верзилу Гирта откуда бы ему знать подобное? Тот сконфузился под многочисленными взглядами, перестал греметь крышками и пояснил:

— Мне один иудейский торговец рассказывал. Говорил, будто для христиан здесь особая казнь: их подвешивают на дереве вниз головой. Ну вроде, как их бог висел на кресте… только наоборот.

У Мартина задергался глаз, и я подумал, что, наверное, для сторонников Христа это ужасно — быть подвешенными (или распятыми, как они говорят) вниз головой. К тому же это достаточно долгий и мучительный вид казни.

— Ничего, нашему маленькому монаху не привыкать, ощерился Финн. — Ему уже доводилось висеть вниз головой.

И все мы — те, кто помнил первую встречу с Мартином, когда он болтался подвешенным на мачте нашего драккара, разбрызгивая вокруг себя потоки слез и мочи и взахлеб выбалтывая секреты — дружно засмеялись.

— Точно, он может делать это стоя на голове, — уверенно заявил Квасир, чем вызвал новый взрыв хохота и одобрительных шлепков по коленям.