Королевский гамбит - Новожилов Иван Галактионовнч. Страница 38

СТРЕЛЬБИЩЕ № 47/21

В порту война чувствовалась гораздо сильнее, чем в городе. Опасаясь налетов авиации, страшась нападения подводных лодок-охотников, немцы, несмотря на усиленную морскую охрану и воздушное барражирование, не задерживали подолгу корабли у пирсов. Как только прибывал транспорт, начиналась лихорадка.

Сипло перекликались буксиры. Звонко бряцали звеньями якорные цепи. Жалобно и натужно скрипели тросы корабельных лебедок и подъемных кранов.

Суета и нервозность. Это сразу же заметил Соколов, остановившись у причала, где разгружался широкоскулый “испанский торгаш”. Внешне все выглядело, казалось, как в доброе мирное время: металлическая сетка, наполненная продолговатыми ящиками, медленно поднималась из трюма, плавно проплывала над палубой и, раскачиваясь на стреле корабельной лебедки, повисала над причалом. Груз встречали докеры. Отцепив сетку, они легко подхватывали тяжелые ящики, укладывали их на металлические тележки и увозили к военным грузовикам.

Чтобы не так бросаться в глаза, Соколов отошел подальше от причала и прислонился плечом к стене пакгауза, забитого бунтами пеньковых канатов. “Придет ли Николай?” — думал Соколов, наблюдая за худым смуглым матросом в синем берете. Матрос стоял на борту “торгаша” и больше следил за небом, чем за грузом.

В самый разгар спешной выгрузки на причале появился проворный упитанный человек в поношенной явно чужой одежде. Маскарад выдавал его с головой. Дешевый костюм резко контрастировал с розовыми пухлыми щечками и маслянистыми юркими глазами. Да и руки “докера” говорили о том, что таскать груз ему никогда не приходилось. Соколов стал приглядываться к новичку, стараясь припомнить, где встречал он раньше этого мужчину с короткими в постоянном движении руками и смазливой физиономией удачливого спекулянта. Где-то, без сомнения, они встречались. Но где? В школе? Нет. В кафе “Рим”? Тоже, пожалуй, не там…

А розовощекий сытый “докер” уже развил бурную деятельность. Он покрикивал на молчаливых кряжистых парней, первым хватался за лебедочный крюк, отцепляя сетку, усердно всей грудью толкал тележку, груженную ящиками.

Когда над причалом повисла очередная порция ящиков, энергичный “докер”, неистово размахивая руками, стал выкрикивать невпопад:

— Майна! Эй, на борту! Майна!

Металлическая сетка с ящиками медленно поползла вниз. Вот она остановилась на какое-то мгновение, стала снижаться, и вдруг майор увидел, что стальная петля, стягивающая сетку, медленно соскальзывает с изогнутого запора-крючка.

Вот-вот произойдет несчастье. Соколов хотел было броситься на выручку ничего не подозревавшему человеку, но тот сам заметил опасность и прыжком, которому мог позавидовать любой спортсмен, отскочил к группе докеров. Рослый белокурый латыш сильным ударом в грудь отшвырнул его обратно, под сетку. В эту минуту груз резко переместился вниз. Стальная петля запора просвистела в воздухе. Сетка раскрылась. Посыпались и затрещали ящики. Пронзительный вопль утонул в грохоте и лязге металла: по бетонным плитам разлетелись, матово поблескивая заводской смазкой, винтовки, запасные пулеметные стволы и автоматы.

Соколова удивило то, что равнодушно отнесшиеся к гибели человека докеры, заметив оружие, дружно сгрудились возле разбитых ящиков. Вот пошел по рукам один автомат, а за ним другой… Еще и еще слышались всплески воды. От машин к причалу бежали немцы. Докеры, как ни в чем не бывало, приступили к работе, но белокурого латыша, который толкнул под сетку энергичного толстячка, среди них уже не было.

Немцы начали расследовать причину гибели докера. Причал запрудили солдаты, полицейские. Прибыл представитель портовой администрации.

Соколов незаметно свернул за угол пакгауза и лицом к лицу столкнулся с белокурым латышом.

— Как здоровье? — спросил тот хрипловатым голосом.

Майор недоуменно посмотрел на него и шагнул в сторону.

— Как здоровье? — настойчиво повторил белокурый, преграждая Соколову путь.

— Начинаю поправляться, — ответил майор, стискивая в кармане рукоятку пистолета. “Стрелять не буду, — решил он про себя. — Обойдусь без пальбы”.

— Товарищ командир, — облегченно вздохнув, проговорил белокурый латыш. — Вас ждут. Идите за мной. За пакгаузом нет ни души.

Скоро пакгаузы кончились. Латыш вел Соколова по пустынным причалам. Шел он метрах в пятидесяти впереди майора, который, чтобы не вызывать подозрений, изображал из себя праздношатающегося человека, часто останавливался перед транспортами и, заложив руки за спину, задрав голову вверх, смотрел, как суетятся на палубах матросы, иногда облокачивался на парапет и рассматривал отсвечивающие радужными пятнами мазута, мутные от множества мелких, поднятых со дна песчинок, волны. Они яростно налетали на берег, будто пытались сдвинуть его с места и, взбешенные своим бессилием, откатывались с шумом прочь, оставляя на мокрых камнях белые клочья ноздреватой пены.

Из туманной пелены, расстилая по воде густой дым, валивший клубами из скошенных труб, вынырнула пара быстроходных сторожевиков. Вслед за ними на рейде появился караван транспортных судов. Замыкали его эсминцы.

Осталась позади шумная гавань. Попетляв среди пустых пакгаузов, латыш, а за ним и Соколов свернули к обнесенному забором пустырю.

В кустах акации, бурно разросшейся на пустыре, желтели беспорядочно раскиданные рогожные мешки, разбитые ящики и бочки, почерневшие и обуглившиеся от пожара балки. Кое-где зияли темные глубокие воронки с осыпавшимися краями.

Указав майору направление, по которому тот должен был следовать, латыш присел на ящик, заранее, очевидно, поставленный в густых зарослях бурьяна.

Соколов по гнучей доске перешел ров с затхлой водой, обогнул остов сгоревшего пакгауза и увидел Николая.

Полянский, не скрывая радости, бросился навстречу командиру.

— Товарищ майор! Наконец-то!

— Да, Николай, да! — Соколов крепко, по-братски обнял и расцеловал его. — Наконец, Коля! Откровенно, я и надежду потерял. А сердце подсказывало, что выберешься ты из-за колючки, — он то отстранял от себя Николая на расстояние вытянутых рук, то вновь привлекал его к себе, ласково похлопывая по широкой спине. — Вырвался из застенка! Где Борис Великанов? Где Алиев? А этот белокурый парень, что сопровождал меня сейчас, тоже из лагеря? Я его что-то не встречал там.

— Янис? Нет, товарищ майор. Янис — здешний. Его мне командир партизанского отряда Лузин рекомендовал, чтобы чувствовали мы себя в Риге уверенно. Янис — парень храбрый, смекалистый и надежный.

— В этом я, Николай, уже убедился. Ну, рассказывай-ка все по порядку. Из концлагеря вы вырвались…

Николай свел к переносице крутые брови.

— Из лагеря ушли многие. И Алиев тоже. Борису не… Убили Бориса, товарищ майор, на свободе убили, в том самом овраге за каменоломнями. Наугад стреляли сволочи и попали. Надо же было…

Слушая Полянского, Соколов низко опустил голову.

— Ровно кусок сердца моего отрезали, — глухо продолжал Николай. — На самое святое грязным сапогом наступили. До последнего дня Борис писал стихи. Лежит на нарах, бубнит что-то вполголоса, а потом толкнет в бок и шепотком: “Коля, слушай новые стихи…”

Последовала продолжительная пауза. В этом тягостном молчании была глубокая человеческая скорбь. Вызванные нехитрым рассказом Полянского воспоминания порождали в сознании майора картины лагерной толчеи, злобные физиономии охранников и ощеренные морды овчарок, ночные обыски, изможденные лица друзей по несчастью.

— Известно ли Центру о нашем решении? — спросил, наконец, Соколов.

— Одобрил Центр, — Полянский взглянул на командира. — Шифровку подписал сам Силин. Партизанскому отряду Лузина приказано наладить и поддерживать с нами контакт. Короче, на нас они работать будут. На связь назначены Токарев, Сазонова, ну та, что садилась вашему соседу на колени и… Жив Демьян-то Федотов. В отряде Лузина отыскался. Его тогда под Ключами кто-то оглушил ударом по голове и оставил в бурьяне возле заводских развалин. Он сам расскажет при случае, как все произошло, — Николай заметно оживился. — Здорово у Демьяна тогда получилось.