Работа на лето - Мартынов Александр. Страница 2

— Тут ты прав…  — Тихонинстарший кивнул.  — И подставляли, и ещё подставят… Только как же бытьто? Махнуть на всё рукой? Они на самолёты — и в Швейцарию, а нам здесь оставаться… И жить здесь… А значит — надо защищать… и не власть, не конституцию, не президента, а Россию…  — он помолчал и подмигнул сыну: — Да ты смотри веселей… Всё у нас ещё будет. А пока — идика спать. Давай, иди, иди.

— Иду, иду, — Генка встал, уже шагнул к своей комнате, но потом обернулся и сказал: — Ну а завтра… поболеть за меня? А?

— Даже если бандформирования будут брать штурмом Москву — я приду на соревнования. И мать привезу, — пообещал отец.

… Генка не стал включать свет. Ему всегда хотелось распахнуть на ночь окно, но военный городок располагался недалеко от какогото завода, бодро дымившего, невзирая на перестройку, реформы и стабилизацию, так что распахивать окно не рекомендовалось. За свою жизнь Генка побывал и пожил и в более приятных местах, но и сейчас особо не страдал из-за испорченной атмосферы. Получилось так, что понятие "родной дом" мальчишка воспринимал отвлечённо и даже не мечтал о таком. «Домом» для него были отец и мама. Отчасти ещё — привычные вещи, всегда находившие своё место в стандартных шкафах с инвентарными номерами, где бы Генка не находился — за Уралом или в Воронеже, на Камчатке или, как сейчас, недалеко от СанктПетербурга.

Было жарко, и Генка, раздевшись, улёгся поверх одеяла, заложил руки под голову. Ему вспомнились слова отца о девчонке, и Генка улыбнулся. Девчонки на него заглядывались, но они были туповатыми и неинтересными — Генка выбирал то одну, то другую, чтобы сходить на дискотеку, в кафе, в кионцентр, поцеловаться и потискаться. Эти встречи ни к чему не обязывали, хотя девчонки воспринимали их с энтузиазмом и страшно обижались, когда понимали, что Генке они не интересны. Друзья? Друзей не было тоже, и Генка подозревал, что многие мальчишки его просто побаиваются и понимают, что проигрывают рядом с ним по всем статьям. Иногда Генка подумывал, что родился слишком поздно. Годах в сороковыхшестидесятых прошлого века он был бы как раз "к селу и к городу" — война, целина, всё такое… Его ровесники вне военных гарнизонов казались ему шумными, неопрятными, трусоватыми и нахальными. Такие же дети офицеров, как он сам, были наоборот — слишком похожи на него самого, и с ними дело не шло дальше ровных приятельских отношений. Всегда есть у кого занять полсотни или предложить вместе пойти на «стрелку» с какиминибудь очередными малолетними отморозками — но это не дружба… Проще говоря, Генка был одинок и смутно понимал, что это — плата за образ жизни, который он выбрал. Точнее он сформулировать не мог…

… Луна заглянула в окно, прошлась по рукояткам малокалиберных, воздушных и газобаллонных пистолетов, стоящих в специальной колодке за прозрачным стеклом шкафа, отразилась в мутном экране компьютера, заглянула в лицо мальчишке, сделав его спокойным и бледным. Генка вздохнул и перевернулся на бок, локтем прикрыл лицо от призрачного света.

Он спал.

ВСТРЕЧА В КАФЕ "ВКУСНОТИЩА"

Последним в соревнованиях была на двадцать пять метров по силуэтам из пятизарядных МЦ571. Генка лидировал, но запрещал себе об этом думать, чтобы не расслабляться.

Трибуны спорткомплекса были практически пусты. Генка легко нашёл взглядом родителей. Остальные зрители тоже были родителями участников, друзьямиприятелямиподружками, тренерами, представителями спортобществ и чиновниками разных рангов.

Но несколько раз Генка ловил на себе взгляд.

Это был пристальный, изучающий и от этого не слишком приятный взгляд. Это был взгляд — как бы это сказать? — серьёзный. И непонятно было, кто именно смотрит. Уж точно никто из соперников — это были тупые надресированные питомцы таких же тренеров, обученные всаживать пулю в пулю с определённых дистанций. Наблюдая за ними, Генка иронично думал: а что будет, если выставить дистанцию не 25, а 26 или 24 метра? Не говоря уж о том, чтоб дать им «макар» или заставить стрелять на бегу…

Так. Его вызывают…

… И всё же — кто так на него смотрит?!.

… Первое место в зональных соревнованиях по пулевой стрельбе присуждается Геннадию Тихонину, четырнадцать лет, команда школы N 3 города Свирска… Гена, пару слов для телевидения!

Придерживая одновременно рукой медаль, букет, грамоту и коробку приза, Генка второй наклонил к себе микрофон, мельком улыбнулся в камеры — их было целых три — и заговорил:

— Я очень рад победе. Собственно, это всё, что я могу сказать,

он пожал плечами. Иногда Клиру нравилось в таких вот случаях разыгрывать из себя "простого и очень простого" косноязычного «тинтина», без остатка ушедшего в спорт. Кажется, и на этот раз фокус прошёл — осветлённая блондинкакорреспондентка мягко и поощрительно улыбнулась "лицу поколения" и спросила снова:

— Насколько нам известно, это не первая твоя победа в соревнованиях, Гена?

— Угу… ой, да. Но в зональных первая.

— А почему, если не секрет, ты выбрал именно стрельбу? — настаивала девушка, ослепительно улыбаясь.  — Дело, достойное настоящих мужчин, не так ли?

— Ну, типа того…  — Генка пожал плечами, покосился на своих соперников по бокам — они терпеливо ждали, пока и них обратят внимание.

— Ну что ж, я поздравляю тебя от лица журналистов России и хочу ещё только спросить: чего бы ты пожелал спорту в нашей стране?

— Чтобы не было вот этого, — Генка выпрямился и стал говорить

громче. Он указал рукой на заполненный на одну десятую трибуны. Корреспондентка растерянно обернулась, похлопала ресницами и тупо спросила, выбитая из ритма:

— Чего?

— Пустых трибун, — любезно пояснил Генка.  — Чтобы кое у кого наконец появилась хоть капля мозгов, и он прикрыл бы игровые автоматы, тупые тусовки и бессмысленные концерты, а вместо этого начал бы пропагандировать массовый спорт на деле, а не на словах. Бесплатно, высококлассно и для всех, причём не в качестве болельщиков, а в качестве активных участников. Вот и всё, типа, моё пожелание тому, от кого это зависит.

У корреспондентки давно отвисла челюстишка. Операторы смотрели поверх видоискателей квадратными глазами. У главного судьи дёргалось веко. Соперники Генки непонимающе таращились на него. Мда, этим уже не помочь…

— Аа…  — очень умно произнесла наконец «блондинка».  — Э…

— Вот именно, очень точно, — подытожил Генка, спрыгивая с пьедестала.  — Всего хорошего, всех с окончанием учебного года…

… Переодеваясь и посвистывая, Генка был сам собой очень доволен. Его короткое выступление было экспромтом. Уж очень достала мысль, что от него ждут поведения подопытной морской свинки с предсказуемыми, как закат и восход, реакциями — спасибо тренеру, мэру и спонсорам, прводящим в жизнь мудрые тезисы о физическом воспитании подрастающего поколения…

Он обернулся — и увидел под дверью кабинки белый прямоугольничек бумаги. Этого не было, когда он входил в кабинку — совершенно точно… Генка распахнул дверь.

Раздевалка была пуста.

Внимательно осмотревшись, мальчишка нагнулся и поднял записку, тем же движением её развернув.

Надо поговорить об очень важном деле. Если интересно — приходи в девять вечера в кафе «Вкуснотища». Если не придёшь до половины десятого, буду считать, что ты не заинтересовался и не останусь в обиде. Если придёшь — я тебя знаю в лицо и подойду сам.

— Интересно, — пробормотал Генка, перечитывая убористые строчки.

— Генастый, ты тут? Отзовись, гроза корреспондентов! — послышался голос отца от входа. Генка коротким движением свернул записку, убрал её и улыбнулся отцу:

— Тут… Па, не подбросишь меня до одного кафе? Хочу разложиться морально.

— Дай хоть с победой тебя поздравлю, — ворчливо сказал, подходя, Тихонинстарший. За его спиной улыбалась и укоризненно качала головой мать.

— Только не говори, что у тебя были сомнения на этот счёт, — улыбнулся Генка, — я этого не перенесу…