Дочь оружейника - Майер Генрих. Страница 40

– Я поручил все тебе, – сказал Перолио, – и ты должен отвечать!

– Я невинен, как ягненок, синьор, и чтобы доказать вам мою готовность, берусь в три дня отправить оружейника на тот свет и ручаюсь, что на этот раз он не воскреснет.

– Что мне за дело до оружейника, мне нужна его дочь.

– Я вам достану ее, и приведу в вашу палатку, клянусь жаровней св. Лаврентия.

Перолио замолчал и задумался, потом дал знак воинам, чтобы они ушли и оставил только Вальсона.

Фрокар вздохнул свободно и, не опасаясь более за свою жизнь, старался улыбнуться, но сделал отвратительную гримасу.

– Я знаю, – сказал Перолио, – что ты не скуп на клятвы. Ты готов теперь принести мне башню Пизы, если я этого потребую.

– Я уверен, что синьор не потребует невозможного, синьор справедлив.

– Если бы я был справедлив, ты давно бы танцевал в воздухе. Я сделаю доброе дело, если избавлю свет от такого изверга, как ты.

– Oh, yes! – проговорил Вальсон. – Это будет забавно.

– Не доставляйте этой забавы пьяному англичанину, – возразил Фрокар жалобно. – Право, капитан, я могу еще пригодиться. От мертвого вам не будет никакой выгоды, а живой достанет вам белокурую дочь оружейника.

– Ты хочешь увезти ее? Как ты сделаешь это?

– Ничего еще не знаю, но она будет в моих руках, или я не Фрокар.

– Поверьте, капитан, что он обманет вас и мы его больше не увидим, – заметил Вальсон.

– Я не лишу себя удовольствия любоваться твоей красной рожей.

– Молчать! – вскричал Перолио. – Во сколько времени ты намерен совершить похищение?

– В две недели капитан!

– Даю тебе месяц.

– И если я успею в моем предприятии?

– Ты получишь прощение.

– Только?

– И того много, – вскричал англичанин.

– Вы обещали мне, синьор, двенадцать золотых флоринов.

– Разве ты их заслужил? Впрочем, я хочу расплатиться с тобой заранее, чтобы ты был усерднее.

– Как вы добры, – проговорил Фрокар и протянул руку к Перолио, который взялся за кошелек.

– Я удвою награду, если ты окончишь успешно, что обещал. Говори, сколько ты успел наворовать в это время?

– Вы хотите сказать, синьор, сколько у меня экономии? Право, немного.

– Тем хуже, потому что я хочу дать тебе вдвое.

– Вдвое! О тогда…

И он уже разинул рот, чтобы проговорить цифру своего капитала, но прежде посмотрел на своего начальника, чтобы прочитать на его лице, правду ли он говорил. Лицо бандита было серьезно и неподвижно.

– Ну что? – проговорил Перолио, гремя деньгами. – Богат ли ты?

– Сейчас, сеньор, я вам принесу мою казну.

И он хотел ускользнуть из палатки, но капитан схватил его за руку.

– Ты вздумал обмануть меня, любезный? – вскричал он. – Я знаю, где ты прячешь деньги. Вальсон! Раздень его и осмотри.

– Oh, Yes! – проворчал англичанин, протягивая руки к монаху.

– Не беспокойтесь, – сказал Фрокар, расстегивая камзол. – Я не нуждаюсь в лакеях.

И он снял кушак, надетый под рубашкой, и, вздыхая, выложил из него пятьдесят золотых флоринов.

– Когда ты успел наворовать у меня столько денег? – вскричал Перолио, смеясь.

– О, синьор! Эта моя трудовая копейка, – отвечал Фрокар.

– Да, ты много трудился, чтобы добыть эту сумму. Нечего делать – я должен сдержать свое обещание.

И он вынул из своего кошелька пятьдесят флоринов и положил их на стол.

При виде такого богатства, глаза монаха засверкали и он вскрикнул от радости, когда Перолио сказал ему, указывая на груду золота:

– Это все твое.

Фрокар протянул дрожащую руку к деньгам, но капитан, ударив его рукояткой кинжала, продолжал:

– Не торопись, любезный! Эта сумма твоя, но ты получишь ее не прежде, как приведешь ко мне дочь оружейника. А до тех пор Вальсон спрячет эти деньги и не даст тебе ни флорина.

– Будьте покойны, капитан!

– И если ты не исполнишь твоего обещания, – сказал Перолио, – если через месяц не придешь сюда, сто флоринов будут принадлежать тому, кто поймает тебя и повесит на первом дереве.

Англичанин забрал все сокровище и Фрокар, превратясь в статую, смотрел на него с недоумением.

– Через месяц – деньги или веревка! – сказал Перолио.

– Последнее лучше, – прибавил Вальсон.

– Чтобы черт побрал этого англичанина, – ворчал Фрокар, одевая свой камзол. – Я отплачу тебе когда-нибудь, пьяная рожа. Через месяц белокурая красавица выручит мои денежки. До свидания!

И он выбежал из палатки.

XXI. Монастырь св. Бригитты

Монастырь св. Бригитты славился милосердием монахинь и удивительным их искусством приготовлять разные лекарства и снадобья, которые продавались богачам. Деньги, выручаемые за это, шли на помощь бедным, и эта благодетельная промышленность существовала еще недавно во многих монастырях Бельгии.

Настоятельница была достойной сестрой патера ван Эмса. Она была добра, проста, жила для того, чтобы делать добро, молиться, стряпать и вязать чулки для бедных.

Другие монахини походили на настоятельницу, и Мария была бы почти счастлива в этом мирном убежище, если бы не была разлучена с матерью. Она разделяла занятия монахинь и с нетерпением ждала дня, когда ее навестят родные; но прошла уже неделя, а из Амерсфорта не было никакого известия.

Наконец пришел патер ван Эмс. Он сказал Марии, что Марта здорова, хотя грустна и молчалива, но Вальтер слег, потому что от волнения и печали раны его раскрылись и он принужден был снова начать лечение. Однако ему уже лучше и на днях он хотел приехать с Мартой в монастырь, повидаться с дочерью.

Эти слова успокоили Марию, потому что она верила во всем доброму священнику, не способному сказать ложь, даже когда правда могла сильно огорчить. Монахини принялись угощать патера, и когда он собрался опять в Амерсфорт, привратница пришла сказать настоятельнице, что ее спрашивают два крестьянина от имени патера ван Эмса.

– Вот это хорошо! – вскричал старик. – Я сам здесь и еще явились от меня посланные.

– Верно, какие-нибудь несчастные, – сказала Мария, – которые знают, что вы брат нашей настоятельницы.

– Пойду посмотрю, кто там, – проговорила настоятельница и вышла. Через несколько минут она вернулась, ведя за собой двух крестьян. Как описать удивление Марии и патера, когда они узнали ван Шафлера и Франка.

– Вот это настоящий сюрприз! – вскричал ван Эмс, протягивая руки пришедшим. – Теперь я не отрекаюсь, что эти крестьяне имели полное право употребить мое имя, чтобы войти сюда. Поступайте и впредь так же, дети мои!

– Я получил ваше письмо, – сказал граф, – и поспешил принести вам ответ.

Мария обрадовалась, увидев своего жениха и названного брата и, краснея, подошла к первому, который поцеловал ее, потом подбежала к Франку и, взяв его за руку, склонила перед ним свою чудную головку. Молодой человек слегка дотронулся губами до ее лба и оба задрожали от этого прикосновения.

Шафлер сказал своей невесте о намерении Вальтера поспешить с браком, что было и его пламенным желанием; но прежде всего он хотел увидеться с Марией, чтобы спросить ее: согласна ли она на решение отца и охотно идет замуж? Для этого он пробрался переодетый в неприятельский город, не сказав ничего епископу.

Молодая девушка была смущена и не знала, что ответить. Наконец она проговорила дрожащим голосом:

– Вы знаете, мессир, что воля родителей для меня священна и что я повинуюсь им во всем.

– Знаю, Мария, – отвечал Шафлер с чувством, – но в том случае недостаточно только вашего повиновения.

– Разве вы не жених мой, мессир? Я без принуждения согласилась принадлежать вам, и вы можете требовать…

– Я не требую ничего, Мария, кроме откровенности. Я вас люблю так сильно, как не любил никого. Вы моя первая и последняя любовь. Отказаться от вас, значит отказаться от счастья на земле; но если вы думаете, что я не могу сделать вас счастливой, если в сердце вашем скрыта какая-нибудь тайная надежда, скажите одно слово, Мария – и я готов пожертвовать собой, готов умереть, лишь бы вы были довольны.