Дочь оружейника - Майер Генрих. Страница 51

– Надеюсь, мессиры, что бой наш был честен и что никто не может упрекнуть меня.

Монфор был поражен горем, потеряв одного из лучших своих защитников, но не мог показать этого и отвечал Перолио наклонением головы; другие рыцари, хотя и любили графа, но должны были отдать справедливость Перолио. Они не смели обидеть его, отказавшись от завтрака, тем более, что и бурграф оставался.

Зато, несмотря на всю любезность Перолио и на роскошь стола, завтрак был печален, как будто тень Баренберга присутствовала между гостями. За десертом хозяин предложил выпить за здоровье бурграфа и за победы удочек, и гости прокричали ура, но на эти крики отвечало печальное эхо.

Монахи Иерусалимского ордена пришли за телом покойника и во второй раз понесли его в церковь св. Иоанна, где не суждено было проснуться вторично молодому человеку.

III. Мещане

Мы уже сказали, в каком отчаянии был отец Марии, выйдя из дворца бурграфа. Он понимал все свое бессилие, знал, что не добьется правосудия за похищение своей дочери, и его отчаяние дошло почти до безумия. Он схватил железную полосу и притаился за углом дворца, чтобы убить Перолио, когда тот выйдет.

Однако успокоившись немного, честный Вальтер размыслил, что это будет не мщение, а убийство. Если он убьет злодея, то положение Марии будет еще печальней, коли она находится во власти Черной Шайки. Бандиты отомстят ей за смерть своего капитана, и эта мысль так поразила бедного отца, что он упал почти без чувство на ступени дворца епископа.

В эту минуту Вальтер был слаб, как ребенок, и не заметил бы, если бы перед ним остановился Перолио. Он забыл о мщении и помнил только о спасении Марии. Где она была в это время, с кем? Где найти доказательства, требуемые бурграфом, у кого спросить их?

Покуда бедный отец мучился этими мыслями, он не заметил, что из дворца вышел человек, и остановился, глядя с участием на оружейника. Он, кажется, дожидался, чтобы Вальтер заговорил с ним, и оружейник, заметив его, наконец узнал в нем одного из приближенных Перолио. Заметив участие во взоре молодого человека, который не походил на диких и грубых солдат Черной Шайки, Вальтер встал и, с жаром схватив руку Видаля, сказал:

– Вы знаете кто я, вы можете мне помочь!

– Да, я видел вас в Амерсфорте.

– И я вас помню, вы… его оруженосец. Про вас все говорят, что вы не похожи на других разбойников Черной Шайки, что вы не участвуете в их преступлениях.

– Я солдат и обязан повиноваться, – отвечал Видаль. – И в нашей шайке есть честные люди… но чего вы хотите от меня, мастер?

– Скажите мне, где моя дочь? – проговорил Вальтер раздирающим голосом и рыдая.

Молодой человек был тронут, но на просьбу отца он только покачал головой и сказал печально:

– Не знаю.

– Вы не знаете! Вы, оруженосец Перолио?

– Не знаю.

– Умоляю вас, – продолжал Вальтер со слезами. – Вспомните тех, которые вам дороги, вашу мать… вы верно ее любите… Кто же не любит свою мать! Если она жива, я заклинаю вас ее священным именем, если умерла, то ее памятью… сжальтесь над другой матерью, которая оплакивает свое дитя, над отцам, который готов потерять рассудок. Скажите, где моя дочь?

Видаль был в сильном волнении. Он отвел Вальтера от дворца и сказал ему:

– Послушайте, мастер. Если бы я знал, где ваша дочь, и если бы капитан запретил мне говорить о том, я бы умер, но не сказал вам ничего, хотя мне жаль вас и вы возбудили во мне добрые чувства… Я принадлежу мессиру Перолио и обязан повиноваться ему.

– Этому злодею! – вскричал оружейник с негодованием. – Он враг Бога и людей, а вы, Видаль, честный и добрый человек, вы не можете иметь к нему привязанности.

– Пусть все проклинают его… я один должен его благословлять… Да, благословлять, потому что я ему обязан более чем жизнью. Он спас ту, про которую вы сейчас упоминали, Вальтер. Мы жили в селенье на берегу Адриатического моря. Однажды алжирские пираты пристали к берегу, зажгли деревню и взяли с собой мою мать и сестру. Перолио не только выкупил их, но и обеспечил до конца жизни. Скажите, разве после этого я не обязан слепо повиноваться Перолио?

– Слепо? А если он потребует от вас преступления?

– Оно останется на его душе. Итак, если бы он дал мне какое-нибудь приказание насчет вашей дочери, я бы не остановился перед вами, не отвечал бы на ваши вопросы, но он мне ничего не говорил, и я уверен, что капитан даже не знает, где она, как сегодня утром не знал о ее похищении.

– Возможно ли это?

– Он от вас только узнал о нем. Не знаю также поручил ли капитан Фрокару похитить вашу дочь, но клянусь честью, что вот уже две недели, как Фрокар пропал из лагеря под Нарденом, и никто не знает, где он. Сегодня утром один из наших всадников послан был в блокгауз с приказом к лейтенанту Вальсону, чтобы он сдал крепость наемникам ван Рюиса. Тому же всаднику приказано разведать о Фрокаре и привести известия в прежний наш лагерь… Да вот, кажется, и наш посланный, – прибавил оруженосец, указывая на приближающегося всадника, покрытого грязью и пылью.

– Рокардо! – закричал молодой человек. – Какие вести?

Всадник остановился и Вальтер со страхом ждал его ответа:

– Лейтенант выйдет завтра из блокгауза, – отвечал Рокардо.

– А Фрокара нашел?

Оружейник затаил дыхание, чтобы лучше расслышать ответ.

– Он пропал совсем; я разослал людей во все стороны, но никто не мог найти его следов. Я думаю, что его похитила дочь сатаны, старуха падерборнских развалин.

При имени колдуньи, Видаль перекрестился, потом, обернувшись к Вальтеру, сказал:

– Вы слышали?

– Да, только может быть Фрокар привез мою дочь тихонько в Утрехт?

– Он бы явился к капитану, потому что нельзя не знать, что он здесь.

– А если он придет в эту ночь или завтра?

– Он не застанет здесь мессира Перолио, который торопится в свой лагерь. Прощайте же, мастер. Желаю, чтобы Бог сохранил вас и вашу дочь.

И боясь проговориться, он поспешил во дворец епископа, оставив Вальтера, погруженного в размышления. Оружейник немного успокоился, и, зная, что невозможно получить других сведений о Марии, отправился обратно в Амерсфорт.

Там его ждало новое несчастье. Старая Маргарита, встретившая его, объявила ему, что госпожа ее находится в самом печальном положении. Она ничего не понимает, не видит и молча бродит по комнате, в каком-то забытьи. Накануне с ней был сильный припадок лихорадки, и патер ван Эмс послал в монастырь за лекарем, который не велел ей вставать с постели и, уходя, покачал головой.

Вальтер выслушал этот рассказ со стесненным сердцем и побежал в комнату. Марты. Увидев ее, он остановился, пораженный переменой, происшедшей в такое короткое время. Нельзя было узнать в этой бледной, худой страдалице здоровой, красивой хозяйки и матери, на которую все любовались. Она постарела вдруг на двадцать лет, волосы поседели, щеки ввалились, лицо покрылось морщинами.

Вальтер с трудом удержал свои слезы, подходя к постели и тихонько пожал руку жены.

При этом прикосновении, больная как будто ожила и сказала слабым голосом:

– Это ты, Вальтер?

Потом, обведя глазами комнату, как будто отыскивая кого-то, она прибавила печально:

– Ты один?

– Да, милая Марта, – отвечал оружейник, стараясь придать больше твердости своему голосу. – Я принес тебе хорошие вести… наша Мария не во власти этого… Перолио… мы можем еще надеяться.

– Надеяться! – повторила мать глядя на небо.

– Да, мы, может быть, завтра же увидим нашу дочь. Бог поможет мне… я уже придумал план… подожди до завтра, добрая Марта.

– Хорошо! До завтра… – проговорила чуть слышно больная. – И постараюсь дожить… Бог даст мне сил до завтра…

И она упала без чувств на подушку.

План Вальтера состоял в том, чтобы собрать синдиков всех корпораций города и просить их содействия для отыскания его дочери.

На следующий день старшины собрались, и Вальтер рассказал им о похищении Марии и о бесплодной попытке добиться правосудия бурграфа. Они пришли в негодование и вскричали хором: