Дочь оружейника - Майер Генрих. Страница 58

– Я, кажется, знаю это, – сказала девушка, довольная тем, что может Оказать еще услугу Франку.

– Вы, Жуанита! – вскричал молодой человек с удивлением. – Вы знаете где Мария?

– Кажется, Франк… Бандит Фрокар прибыл в Утрехт два дня тому назад с молодой девушкой и остановился у старого ростовщика.

– Вы уверены, что это Мария?

– Да.

– Ведь мы едем теперь в Утрехт, Жуанита, – сказал Франк. – Скажите, знаете ли вы ростовщика… его жилище?

– Он мне сам сказал все сегодня… и с какой целью! Проклятый старикашка! Его зовут Берлоти, и дом богача должен быть известен в городе; стоит только спросить.

При этом открытии Франк не подумал возвращаться в Гильверсум, как ему приказал Ральф, потому что представлялась надежда на спасение Марии из рук Перолио, который должен был скоро сам приехать в Утрехт. Надобно было торопиться, и Франк просил Тоби погонять лошадей, но хорошенькая цыганка желала, напротив, продлить приятное свидание с человеком, произведшим на нее сильное впечатление. Она с любовью поддерживала раненого, прикрывала его своим плащом и тихо приказала возничему не торопиться.

У ворот Утрехта даже не остановили телегу, потому что знали труппу комедиантов, а Франка никто и не заметил.

Жуанита привезла раненого к себе, перевязала его рану, и хотя он хотел тотчас же бежать отыскивать Марию, цыганка уложила его в свою постель и приказала не вставать, если не хочет остаться хромым. Измученный дорогой, ослабев от потери крови, раненый скоро заснул, а Жуанита побежала отыскивать дом банкира.

Когда она вернулась, Франк уже проснулся и услышал ее слова:

– Я знаю где живет старый грешник.

– Как ты добра, Жуанита, что хлопочешь для меня, – сказал молодой человек, сжимая руки цыганки.

– Нечего говорить об этом, – отвечала она, улыбаясь. – Теперь надо удостовериться, точно ли у него скрыта та, кого вы ищите.

– Но как это сделать?

– Я берусь за все… я пойду к старику.

– Вместе со мной, Жуанита.

– Нет, вы можете все испортить вашей запальчивостью. Притом я одна разузнаю все скорее… я решаюсь на все… для вас, Франк… только для вас… за это дайте мне слово, что вы целый день не выйдете из этой комнаты.

– Это невозможно, Жуанита.

– Нет, вы еще слабы и можете разбередить рану.

– Но вспомни, что Перолио может быть уже в городе, что он увидит Марию.

– Перолио отправился к бурграфу в Амерсфорт, и только на обратном пути заедет сюда… Вы это знаете, стало быть до завтра нечего опасаться; послушайтесь меня, поберегите ваше здоровье.

Надобно было повиноваться, и Франк замолчал.

Прежде чем описывать свидание Берлоти с Жуанитой, скажем, где оно происходило.

Дом ростовщика не был открыт для каждого и походил на крепость, какие строили в то время вельможи и богачи даже в городах. Феодальные владельцы не любили сходиться близко с мещанами и простым народом, но синдики мещанских сословий заставили бургомистров издать запрещение строить укрепленные замки, и вельможи, бунтовавшие против своих государей, не смели ослушаться приказа городских властей и были довольны тем, что не разрушили тех замков, которые были уже построены. Берлоти жил в одном из таких старинных зданий, принадлежащих рыцарю, который остался верен епископу Давиду и уступил свой замок за долги.

Здание это выходило на канал, прорезающий город. Оно было окружено толстыми стенами с бойницами, ворота были железные, за ними решетка, потом каменный свод и, наконец, лестница, ведущая в комнаты. Но и тут была железная дверь с молотком и круглым окошечком.

Правда был другой вход в эту крепость со стороны конюшен, но он вел в пустой переулок.

Отсюда привозили товары и припасы и почти круглый год в переулке была непроходимая грязь.

Старый ростовщик занимал одно обширное здание, и вся прислуга его состояла из старой служанки и приказчика, принимавшего и отпускавшего товары и хранившего разные залоги, которыми был наполнен весь дом. Берлоти был не обыкновенный скупец. Это был особенный тип, не злой, не сердитый, не строгий для себя и других, не умирающий над своими сокровищами. Нет, он был почти всегда весел и любезен, любил все удовольствия, хотя и старался, чтобы, они обходились ему дешевле. Он любил, когда его приглашали на обеду и присылали на дом редкие вина. Когда он обедал дома, то ходил сам на рынок и покупал самые лакомые куски; потом присматривал за служанкой, чтобы она, стряпая, не украла чего, и редко обедал один. Он любил женщин и всегда находил красивых собеседниц. Хорошенькая женщина всегда принималась ласково ростовщиком, но Жуанита, чтобы иметь предлог придти к нему, набрала браслетов и цепочек и явилась в его крепость, будто за деньгами.

Слыша удары молотком в дверь, он пошел сам посмотреть в окошечко, как делал обыкновенно, узнал молоденькую цыганочку и, бросившись ей отворять, привел ее в свою комнату. Ростовщик был не в богатом костюме из бархата и шелка, в котором Жуанита видела его на пиру. Он был в старом халате, подпоясанном ремнем, на котором висела огромная связка ключей. На его лысой голове была надета черная шелковая шапочка и сверху старая шляпа.

В этом виде старый волокита не был привлекателен, но очень любезно поблагодарил Жуаниту за посещение.

– Я пришла продать вам эти вещи, – сказала девушка, показывая то, что принесла.

– А зачем ты продаешь свои наряды? – спросил он нежно.

– Мне нужны деньги.

– А если твой друг откажет в твоей просьбе?

– Я пойду к другому.

– Не торопись, душечка, – говорил Берлоти, смеясь. – Соломон не отказывает тебе решительно, только не хочет взять твоего залога.

– У меня нет ничего Другого.

– Полно, моя красавица, пойми, чего я хочу, и ты будешь сама очень богата.

– Благодарю, – проговорила Жуанита с досадой. – Я не хочу вас слушать, потому что вы говорите одно и тоже всем женщинам.

– Правда, моя милочка, что я иногда говорил это, но уверяю, что сегодня я не лгу, потому что никогда еще не чувствовал того, что испытываю теперь.

– Не верю, вы обманываете меня, как других.

– Приходи сегодня ужинать со мной, и ты удостоверишься, что я действительно люблю тебя.

– Нет, я не хочу, чтобы мне выцарапали глаза.

– Кто осмелится дотронуться до твоих хорошеньких глазок?

–; Да та красавица, которую вы прячете от всех.

– Кто тебе сказал это?

– Вы сами, на пиру у ван Нивельда – разве вы забыли?

– Diavolo! – проговорил богач, почесывая затылок. – Я проболтался. Это дурно!

Помолчав немного, он взял руку Жуаниты и сказал нежно:

– Но ведь ты слышала также, что это родственница моего друга Перолио.

– Это не мешает вам любить ее.

– Ты не понимаешь меня… я говорю родственница, но я уверен, что она гораздо ближе ему.

– А хороша она?

– Не так как ты, – отвечал старик, воспламеняясь и теряя осторожность, – она белокурая, как все здешние женщины.

– Покажите мне ее.

– Не могу. Фрокар просил меня, чтобы никто не подходил к красавице. Она обедает одна, и два солдата Черной Шайки стерегут ее дверь. Если Перолио узнает, что я ослушался его…

– Вы очень боитесь его? – спросила Жуанита.

– Разумеется, боюсь.

– Тем хуже для вас, – сказала цыганка, отдергивая сою руку. – Знайте, синьор Берлоти, что я полюблю только храброго человека.

– Да и я не трус, моя красавица, только не хочу, чтобы меня убили, как собаку. Разве ты не знаешь начальника Черной Шайки?

– Я никогда его не видала, но если встречусь с ним, то ручаюсь, что не испугаюсь его, не опущу даже перед ним глаз.

Соломон был в восторге от красоты и смелости молодой девушки: он опять схватил ее за руку и успел поцеловать ее, вскричав:

– Как ты прекрасна! В твоих жилах течет южная кровь!

– Оставьте меня! – вскричала Жуанита, отталкивая старика. – Я цыганка, уличная плясунья и певица, но не позволяю целовать себя каждому. Я люблю, кого хочу и предупреждаю вас, что ревнива и не потерплю соперниц.