Битва Шарпа - Корнуэлл Бернард. Страница 12

Он придержал ручку двери, предлагая сопроводить донью Хуаниту по винтовой лестнице, но Дюко задержал испанку.

— Вы готовы отправиться? — спросил Дюко, когда Луп был вне пределов слышимости.

— Так скоро?

Дюко пожал плечами:

— Я подозреваю, что Real Compania Irlandesa достигнет британских линий в ближайшее время. Наверняка — к концу месяца.

Хуанита кивнула:

— Я готова. — Она сделала паузу: — И британцы, Дюко, будут, конечно, подозревать зачем им прислали королевских ирландцев?

— Конечно, будут. Они были бы дураками, если бы не подозревали. И я хочу, чтобы они были подозрительны. Наша задача, мадам, состоит в том, чтобы ослабить нашего противника, так что позволим им опасаться Real Compania Irlandesa, и, возможно, они пропустят реальную угрозу… — Дюко снял очки и протер линзы полой сюртука. — А лорд Кили? Вы уверены в его привязанности?

— Он — пьяный дурак, майор, — ответила Хуанита. — Он сделает то, что я скажу ему.

— Не заставляйте его ревновать, — предупредил Дюко.

Хуанита улыбнулась:

— Вы можете читать мне лекции мне по многих предметам, Дюко, но когда дело доходит до мужчин и их капризов, верьте мне, я знаю все, что можно о них знать. Не волнуйтесь о моем лорде Кили. Он будет всегда милым и послушным. Это — все?

Дюко надел очки.

— Это — все. Я могу пожелать вам хорошо отдохнуть ночью, мадам?

— Я уверен, что это будет роскошная ночь, Дюко.

Донья Хуанита улыбнулся и вышла из комнаты. Дюко слышал, как ее шпоры бренчали на ступеньках, затем донесся ее смех, когда она столкнулась с Лупом, поджидавшим ее у подножья лестницы. Дюко закрыл дверь, когда они засмеялись вместе, и медленно подошел к окну. Дождь в ночи хлестал по-прежнему, но Дюко не обращал внимания, его мысли были заняты видением грядущей славы. Слава зависела не столько от Хуаниты и Лупа, исполняющих свой долг, сколько от хитроумного плана человека, которого даже Дюко признавал равным себе, человека, чье страстное желание победить британцев не уступало желанию Дюко увидеть торжествующую Францию, и этот человек уже был позади британских линий, где он посеет семена зла, от которого британская армия начнет гнить изнутри, а затем попадет в западню возле узкого оврага. Худое тело Дюко, сотрясала дрожь, когда видение развернулось в его воображении во всем своем великолепии. Он видел наглую британскую армию, разрушенную изнутри, затем загнанную в ловушку и разбитую. Он видел триумф Франции. Он видел долину реки, забитую до самых скалистых краев окровавленными трупами. Он видел Императора, правящего всей Европой, а затем, кто знает, и всем миром. Александр сделал это — почему не сделать это же Бонопарту?

И все это начнется с небольшой хитрости Дюко и его самого секретного агента на берегу Коа, около крепости Алмейда.

***

— Это — шанс, Шарп, душу могу заложить, это — шанс. Истинный шанс. Не так много шансов встречаются в жизни, и человек должен хвататься за них. Мой отец учил меня этому. Он был епископом, и ты понимаешь, что человек не поднимается с должности викария до епископа, не хватаясь за каждый шанс. Ты понимаешь меня?

— Да, сэр.

Массивные ягодицы полковника Клода Рансимена надежно располагались на скамье постоялого двора, а перед ним на простом дощатом столе грудились во множестве объедки. Тут были и куриные кости, и голые остовы гроздей винограда, кожура апельсинов, обглоданный скелет кролика, куски неопознаваемого хряща и опустошенный бурдюк. Обильная жратва вынудила полковника Рансимена расстегнуть мундир, жилет и рубашку, чтобы ослабить завязки корсета и выпустить на свободу живот, так что часовая цепочка с печатками пересекала полосу бледной, тугой как барабан плоти. Время от времени полковник звучно рыгал.

— Тут где-то есть горбатая девчонка, которая подает пищу, Шарп, — сказал Рансимен. — Если увидишь девчонку, скажи ей, что я съел бы кусок пирога. И немного сыра, пожалуй. Но не козьего. Не выношу козьего сыра: он вызывает во мне раздражительность, понимаешь?

У красного мундира Рансимена были желтые отвороты и серебряное плетение 37-го, хорошего линейного полка из Гэмпшира, где не видели даже и тени полковника уже много лет. Еще недавно Рансимен как Генеральный управляющий фургонами отвечал за кучеров и грузчиков королевского корпуса фургонов и вспомогательного подразделения португальских погонщиков мулов, но теперь он был назначен офицером связи в Real Compania Irlandesa.

— Это — честь, конечно, — говорил он Шарпу, — но ни неожиданная, ни незаслуженная. Я сказал Веллингтону, когда он назначил меня Генеральным управляющим фургонами, что я буду делать эту работу в виде одолжения ему, но что я ожидаю награду за это. Порядочный человек не станет тратить годы своей жизни, вбивая правила поведения в тупые головы кучеров фургонов, клянусь Богом, нет. Вижу горбунью, Шарп! Вон она! Останови ее, Шарп, будь добрым товарищем! Скажи ей, что я хочу пирог и настоящий сыр!

Пирог и сыр были доставлены, и еще бурдюк с вином и тарелка вишен, дабы удовлетворить последний приступ аппетита Рансимен. Компания кавалерийских офицеров, расположившихся за столом в дальнем углу двора, заключала пари на то, сколько жратвы Рансимен сможет поглотить, но Рансимен был глух к насмешкам.

— Это — шанс, — повторил он снова, хорошенько заправившись пирогом. — Я не могу сказать, чем это обернется для тебя, конечно, потому что парень вроде тебя вряд ли может ждать многого от жизни в любом случае, но я считаю, что у меня есть шанс на Золотое Руно. — Он посмотрел на Шарпа. — Ты ведь понимаешь, что значит real, не так ли?

— «Королевский», сэр.

— Выходит, ты не совсем необразованный, а? Именно «королевский», Шарп. Королевская гвардия! Эти ирландские парни — королевские! А не банда кучеров и погонщиков мулов. У них есть связи при дворе, Шарп, а это означает королевские награды! Я даже что-то слышал, будто испанский двор дает пенсию с указом о Золотом Руне. К ордену полагается красивая звезда и золотая нагрудная цепь, но пенсия тоже не помешает. Награда за хорошо сделанную работу, разве ты не понимаешь? И это только от испанцев! Один только Господь знает, на что может разориться Лондон. Рыцарство? Принц-регент захочет узнать, как мы справляемся с этим делом, Шарп, он будет интересоваться нами, разве не ясно? Он ждет, что мы примем этих ребят должным образом, как приличествует королевской гвардии. Орден Бани по крайней мере, я думаю. Возможно, даже виконтство? А почему нет? Есть только одна проблема. — Полковник Рансимен снова рыгнул снова, затем приподнял ягодицы на нескольких секунд. — Бог мой, так-то лучше, — сказал он. — Освобождайтесь от газов — так говорит мой доктор. Нет хуже для здоровья, чем держать вредные газы внутри, говорит он мне, потому что тело будет гнить изнутри. Теперь, Шарп, капля дегтя в нашей бочке меда: эти королевские гвардейцы — ирландцы. Ты когда-нибудь командовал ирландцами?

— Немного, сэр.

— Понятно. А я командовал множеством жуликов с тех пор, как они объединили наш корпус с ирландским корпусом фургонов. И нет такой вещи об ирландцах, которой я не знаю. Был когда-либо в Ирландии, Шарп?

— Нет, сэр.

— Я был там однажды. Гарнизонная служба в Дублинском замке. Шесть месяцев страдания, Шарп, без единого кусочка должным образом приготовленной еды. Бог видит, Шарп, я стремлюсь быть хорошим христианином и любить моих собратьев, но ирландцы действительно иногда достают. Не то чтобы некоторые из них не были самыми хорошими товарищами, которых только можно найти, но они могут быть такими тупыми! В самом деле, Шарп, я иногда задавался вопросом: уж не морочат ли они мне голову? Притворяются, что не понимают самых простых приказов. Понимаешь это? И есть кое что еще, Шарп. Мы должны будем быть благоразумными, ты и я. Ирландцы, — тут Рансимен с трудом наклонился вперед, как если бы доверял что-то очень важное Шарпу, — они в большинстве своем римские католики, Шарп. Паписты! Нам придется придерживать свои религиозные взгляды, чтобы не вызвать их возмущение! Ты и я можем знать про себя, что Папа Римский — перевоплощение Блудницы Вавилонской, но делу не поможет, если мы скажем об этом вслух. Знаешь, что я подразумеваю?