Залив - Крамп Барри. Страница 27

Вот почему так возрос сейчас никогда, впрочем, не исчезавший интерес к киви, как называют себя сами новозеландцы, к его наиболее типичным, только ему свойственным чертам характера, к его отношению ко всем материальным и духовным благам культуры и цивилизации.

Замечу, что киви — это не шутливое, как иногда думают, прозвище новозеландца или, точнее, не просто и не только прозвище. В современной Новой Зеландии слово «киви» не сходит со страниц книг, журналов, газет. «Киви смеется» — это название книги. «Киви летят за океан» — это о поездке новозеландской спортивной команды в Англию. «Киви стрижет русских овец» — это об известном новозеландском стригале Годфри Бодуэне и т. д. А в целом киви — это человек, всеми корнями своими связанный с землей, на которой задолго до появления здесь людей уже жила маленькая бескрылая птица киви, человек, освоивший эту землю в тяжелом труде.

И на наших глазах новозеландец-киви утверждает себя в мире и обществе второй половины XX века. А Барри Крамп, как и многие другие писатели Новой Зеландии, как раз и пишет о киви. Да он и сам киви. Киви до мозга костей. Его биография подобна биографиям многих десятков тысяч простых новозеландцев. Родившись в 1935 году в Окленде, Крамп с детских лет вместе с родителями колесил по всему Северному острову Новой Зеландии. В поисках заработка отец его постоянно переезжал с места на место, и каждый учебный год Барри начинал в новой школе. Его трудовой стаж начался на молочной ферме. С тех пор Крамп сменил немало профессий, характерных и обычных для новозеландской действительности. Ему приходилось быть возчиком, работать на лесозаготовках, ворочать землю землеройными машинами, выкорчевывать лес, управляться с овцами на овцеводческой станции. Крампу довелось также, помимо прочего, стать профессиональным охотником. Он отстреливал кроликов (на Новой Зеландии есть и такая профессия), работал выбраковщиком оленей в государственном заповеднике.

Эта-то работа и побудила Крампа написать первую книгу, вышедшую в 1960 году. Успех был молниеносным и феноменальным. Книга выдержала с тех пор свыше десяти переизданий, а тираж ее превысил 50 тысяч экземпляров. Последующие книги (по книге в год) еще более укрепили репутацию Крампа как выдающегося юмориста Новой Зеландии.

Да, конечно, Барри Крамп пишет веселые, даже смешные книги. И сам он, как автор, и его герои смотрят на окружающий их мир с юмором и иронией, которые очень ценят в Новой Зеландии. Но было бы неверным объяснять популярность Крампа одним этим обстоятельством.

Секрет успеха его книг в Новой Зеландии (Крамп пока мало известен за рубежом) в том, что киви пишет о киви. В его рассказах и повестях представлена живо, красочно и доброжелательно сама жизнь, как она есть. В его героях метко схвачены характерные национальные черты киви: любовь к физическому труду; никогда не изменяющее чувство локтя товарища; презрение к мещанскому благополучию; скупость и сдержанность в проявлении всяких эмоций и в то же время настоящая, хотя и глубоко скрытая за внешней сухостью, даже порой грубостью, человечность; бьющий через край оптимизм, умение видеть смешное не только в других, но и в себе, что побуждает их постоянно к взаимным розыгрышам.

Наконец, еще одна неотъемлемая черта психологического облика киви, не учитывая которой вы никогда не поймете до конца ни самих киви, ни новозеландской действительности в целом, ни причин огромной популярности книг Барри Крампа. Черта эта — присущая в той или иной степени всем новозеландцам глубокая и, главное, деятельная любовь к природе. Даже не просто любовь, а некое ощущение слитности с природной средой, с ее горами и долинами, озерами и гейзерами, деревьями и травами, зверьем и птицами.

По многим причинам, о которых не здесь речь, киви гораздо ближе к природе, чем мы, европейцы. Или, вернее сказать, природа ближе к киви, чем к нам. И до сих нор душу каждого новозеландца будоражит кровь его предков, совсем недавно — в начале прошлого века — впервые высадившихся на эту землю, поставивших здесь первые рубленые хижины и первые причалы, прочертивших плугами первые борозды в новозеландской почве. Каждый киви, будь он продавцом в магазине, или клерком в банке, или мусорщиком, остается в глубине души первопроходцем, первопоселенцем и пионером. Вот почему ему, киви, так дороги книги, в которых он узнает самого себя, того, кто, продираясь сквозь чащобу с ружьем наготове, идет один навстречу опасности или дремлет после охоты у мерцающего костра среди таинственных шорохов ночного леса.

В прочитанной вами книге действие происходит не в Новой Зеландии, а в Австралии, где сам Крамп охотился сначала на кенгуру а потом и на крокодилов. Но главными героями и здесь остаются киви.

То, что киви чувствуют себя в Австралии как рыбы в воде, — это закономерно и легко объяснимо. В истории освоения Австралии и Новой Зеландии предками их нынешних обитателей много сходных черт. Особенно много похожего в истории освоения отдаленных, глубинных областей обеих стран, где человек-первопроходец стоял, а кое-где и сейчас стоит лицом к лицу с дикой природой. Поэтому-то так быстро находят общий язык герои книги: супружеская чета новозеландцев-киви и австралиец Дарси.

События повести развертываются в северной Австралии, на побережье залива Карпентария, то есть, иначе говоря, в самой что ни на есть глуши Австралийского Союза. Наш читатель знаком больше с жизнью крупнейших городских центров и западной Австралии, где в специально выделенных резервациях влачат жалкое существование вытесненные туда остатки коренных жителей и где уже после второй мировой войны создан испытательный ракетный полигон «Вумера».

На страницах книги Крампа мы знакомимся с совсем другой, провинциальной Австралией. То, что подлинная география (населенные пункты, названия рек и прочее) заменена вымышленной, позволило автору еще больше подчеркнуть наиболее характерные приметы австралийской глуши. Изображенная во всей своей колоритной пестроте Австралия Северной территории и северо-западного Квинсленда оказывается живописной, но почти незаселенной и неосвоенной страной, которую пересекают лишь тонкие ниточки дорог, тянущиеся от одной фермы или скотоводческой станции к другой.

Мы знакомимся с целой вереницей типажей северной окраины континента, с бытом маленького австралийского городка.

И еще мы сталкиваемся с обитателями ферм, скотоводческих станций, христианских миссий, с жителями поселков, созданных и опекаемых правительственным «Секретариатом по делам аборигенов». И повсюду мы видим там аборигенов, коренных жителей Австралии. Это не случайно. Северная территория и северо-западный Квинсленд не только наименее освоенные цивилизацией области Австралии, но и единственные районы страны, где аборигены составляют не незначительное меньшинство, а добрую половину местного населения. Не будет преувеличением сказать, что скотоводство австралийского севера целиком зиждется на тяжелом и почти неоплачиваемом труде аборигенов. Безудержная эксплуатация аборигенов скотовладельцами до недавнего времени вообще никак не контролировалась, да и сейчас по сути дела мало что изменилось. Немногим лучше положение аборигенов, живущих при христианских миссиях и на территории правительственных станций. И миссионеры, и местная администрация не идут дальше весьма ограниченной благотворительной помощи, что, конечно, никак не решает всей проблемы.

Демократическая общественность Австралии в сущности лишь после второй мировой войны стала кое-что узнавать о судьбе аборигенов австралийского севера (что касается юго-восточных и восточных штатов, то здесь почти все аборигены были уничтожены раньше, чем возникло само общественное мнение). Правящие круги Австралии и по сей день всячески препятствуют распространению правдивой информации о бедственном положении аборигенов. Бедственном прежде всего потому, что здесь, на далекой окраине, капитализм до самого недавнего времени мог выступать без маски.

И все же в последние годы положение, хотя и медленно, изменяется к лучшему. За справедливое решение проблемы аборигенов борется сейчас вся демократическая общественность Австралии. Растет национальное и классовое самосознание самих аборигенов. В ряде случаев правительство вынуждено идти на уступки там, где лет пятнадцать — двадцать назад об этом нечего было и думать. Так, уступая давлению демократических сил, федеральное правительство ввело в 1957 году новое «Законодательство о благосостоянии аборигенов». Но хотя по этому законодательству признается право аборигена называться австралийским гражданином, администрация может по тем или иным соображениям лишить аборигена прав гражданства и взять его под опеку. Достаточно сказать, что в 1961 году гражданские права имели лишь семьдесят человек из шестнадцати тысяч аборигенов Северной территории. Аналогичные лицемерные законы действуют в Квинсленде и в других штатах Австралийского Союза.